Диссертация (Русские поэтические школы XVII века (жанровые формы и топика)), страница 11

Последние семь букв угадываются,поскольку хорошо известна приветственная формула такого образца: «Дляакростишной фразы типичен следующий рисунок: такому-то (имярек)радоватися – такой-то (имярек) челом бьет…» [Панченко 1972, с. 243].Существуют и косвенные указания на авторство Злобина: в посланииВасилию Львовичу Волкову обнаруживаются сходные образы студенойводы, противопоставления золота с серебром добродетели и милости.Вообще же тема бедности, подаваемая как ключевая,причитывающе-просительный тон – характерная черта всех посланий, безусловноатрибутируемых Михаилу Злобину, и рассматриваемый текст не являетсяисключением.

В составе послания имеет место стихотворная формула,многократно использованная справщиком Савватием:Юхание благовонно услаждаеть человѣческие чювства,Самыжевелеумныимужьисполняетъдругавелеумства[РГАДА 181, л. 344 — приложение 1].Сравним у Савватия:Юхание благовонно сладостно входит во обонянное чувство,Любление же дружие подает многое доброразумство [Виршевая поэзия1989, с. 188];Юхают убо в полях и наслаждают благово князя цветы,Како же наудивляются в мудрых мужей советы [там же, с. 197].Факт использования этой и ряда других общих формул подтверждаетблизкие контакты стихотворцев. Но несмотря на то, что Михаил Злобиниспользует традиционные высказывания о мудрости, в этической системепонятий поэта наивысшим статусом обладают идеи о милости и любви кближнему, о страхе Божьем.

Поэтому мудрый, разумный человек – это тот,кто милостив, ведь он знает, что сам может оказаться на месте страждущего.Апеллируя к христианской морали, стихотворец непременно приводитчитателя к мысли о необходимости оказывать реальную поддержку58попавшему в беду и нищету другу. И далее вводится пассаж-причитание(«Аще и вся тварь болѣзнуетъ, но не тако, чаю, яко же азъ единъ отъпрочихъ» [РГАДА 181, л. 345 — приложение 1]), в котором возникаютприродные образы непогоды, темного времени суток.За пределами акростиха в рассматриваемой компиляции оказываются ещедва фрагмента анонимных посланий.

Строки одного из них проглядывают вначале текста. Это традиционное обращение-величание:Истиннаго еси любомудрия хранитель,Чести же своея неложныи правитель,Всегда о твоеи милости утѣшаюся <...>Восприими сие писание мое не яко грубо.Миры тебѣ государь со всѣмь твоимь праведнымъ домомъ,Буди хранимы содѣтелемъ нашимь Богомъ [там же, л. 343об].Просьбы о снисхождении к своему тексту, пожелания адресатублагополучия на земле и на небесахриторическиесоставляющие– все это также традиционныестихотворногопослания,используемыенезависимо от отношения автора к собеседнику.Не менее 30 строк составляет послание, акростих в котором также непрочитывается.

Основная часть текста стилистически и тематическиоднородна, что позволяет говорить об использовании компилятором целогопослания, а не набора разрозненных сентенций. Можно предположить, чтоэтот текст также принадлежит перу Михаила Злобина – в нем снова звучиттема бедности и разворачивается знакомый образный ряд:Мнѣ же, окоянному, и солнце лучи своя скры,И лунное озарение свѣт свои во тму премѣни.Излития ради слезъ моихьГосподемь Богомь молю твое достохвалное благоумие:Разрѣшити бы тебѣ всюду мое неразумие [там же, л.

346].Сравним в атрибутированном фрагменте:Иже бо солнце лучм своя премѣни,59Мнѣже окоянному свѣта сего чювъственнаго изьлития радислезнаго тмою помрачи [там же, л. 345].Существует вероятность того, что этот текст – продолжение ужеописанного выше послания к Романчукову, хотя и без акростиха. Поэтыприказной школы неоднократно по окончании «краегласия» продолжалисвои вирши. Таким же образом написаны стихи Злобина, адресованныедьяку Волкову. Можно еще заметить, что традиционная приветственнаяформула акростиха суховата для послания Михаила Злобина к АлексеюРоманчукову: скрытый текст другого послания к нему содержит, какизвестно, слова «пожалуй Михалку винца», потому продолжение вполнеможет иметь место в оригинальном варианте стихотворения. Впрочем, нестоит исключать и вероятности того, что перед нами умелая работакомпилятора, и он лишь подобрал похожие тексты, возможно, отвечающиеего собственным переживаниям и жизненным установкам.Текстовое полотно компиляции выткано библейскими образами.

Это ихорошо известный древнерусской литературе образ доброго пастыря иучителя, и аллюзия на притчу о сынах века сего, и воззвание к имеющимразум. Развернутое сравнение истинной любви с золотым сосудом и ложнойпреданности человеку с сосудом скудельным, который разобьется припервом же столкновении, отсылает ко второй главе Второго Посланияапостола Павла к Тимофею.Не последнее место занимает и пласт народной культуры, пословичныхмудростей, приводимых в тексте. Так, представляются связующими нитямиследующие пары высказываний:Истинно речася, яко вѣренъ другь в нуждахъ позноваетсяИ вовремя самые напасти не изъмѣняет<…>ся [там же, л.

344об];Храбрии вои во время рати познаваются,А вѣрнии друзи вбѣдахь искушаются [там же, л. 343об];Правда кривду всегда одолѣваетъ,А кривда николи без нарушения не бываетъ [там же, л. 347];60Не есть таина, еже не открыется,И мудрость, еже не разумѣется [там же, л. 347об].По пересечениям такого рода можно понять, что для автора компиляции и,возможно, для авторов изначальных текстов, послуживших материалом длякомпилятора, слово «любовь» употребляется при характеристике близкихдружеских отношений, преданности человека человеку; под словом«правда» подразумевается мудрость и способность жить в соответствии схристианскими нормами поведения.Одним из ключевых принципов понимания стихотворного произведенияXVII века является рассмотрение его в контексте других поэтическихсочинений.

Компиляция не только доносит до исследователей неизвестныетексты, но и позволяет разглядеть идейно-тематическое зерно конкретногосочинения путем сопоставления его с другими произведениями ифрагментами, оказавшимися в тесном соседстве.На примере приказной школы можно наблюдать два важных явления впроцессе создании поэтического языка эпохи: во-первых, стремлениеукрепить статус книжной поэзии шаблоном, во-вторых, поиски выходов зарамки этих шаблонов. С одной стороны, повторяемость, стихотворнаямозаичность, компилятивность — черта поэзии XVII столетия в целом. Сдругой стороны, за укреплением клише следует попытка его преодоления.Стихотворцы приказной школы именно в силу того, что чувствовали себяинтеллектуальной элитой, были еще и великими собирателями. Знаменитаяидея И.

П. Еремина о «музейном» подходе к сочинению стихов СимеонаПолоцкого [Еремин 1948] также может быть озвучена в связи с виршамиприказных. Легендарные сведения об окружающем мире из азбуковников,дидактические аллегории из Пчелы, пословицы и приметы, евангельскиетопосы — все это попадает в их вирши, порой складываясь в цепистихотворных формул и образуя цельные картины, отражающие системуценностей древнерусских авторов, а порой вступая в противоречия друг сдругом из-за принадлежности к первоисточникам разного круга.61Особенностиавторскогостиляприказныхпозволяютговоритьовозможности атрибуции на основании внутренних свойств стихотворений.Структура виршевых посланий XVII в.

такова, что помимо бытовой цели(получить покровительство, научить, утешить) в них всегда есть желаниеавтора, во-первых, удивить адресата стихотворной формой (зачастуювызывая его на поэтический поединок), во-вторых, поговорить о чем-то«многомудром», вечном — и этим усладить своего адресата или наставитьна путь истинный. Именно эта авторская задача, решаемая каждымстихотворцем приказной школы, позволяет говорить о том, что у посланийесть ключевые вечные темы, и набор их связан с биографией автороввиршей.Эмблематический, барочный способ осмысления мира, свойственныйстихам Симеона Полоцкого, еще не был техникой приказных авторов,однако они находились на подступах к нему.

Их вирши параболичны (вмаксимальной степени это относится к творчеству справщика Савватия) инаполнены игрой с читателем, выражающейся в формальных особенностяхстиха (акростих, шифрование и обыгрывание имен, вопрошания-загадки,декоративное оформление виршей в рукописной традиции и др.).§ 2. 3. Жанровые и стилистические особенности поэтическоготворчества Новоиерусалимской школыВ 50-е годы под Москвой началось строительство монастыря НовыйИерусалим.

Храм Гроба Господня, Гефсиманский сад, река Иордан,Силоамская купель — все эти знаковые места оказываются собранными нарусской земле, и паломничество по ним, по замыслу Патриарха Никона,равнозначно поездке в Палестину.Идея воссоздания в России древних святынь и наследования ихсимволического смысла отнюдь не нова. Можно вспомнить Покровский62собор в Москве, осознаваемый как Новый Иерусалим, или дворец АлексеяМихайловича в Коломенском, описанный в приветственных виршахСимеона Полоцкого. И по мысли поэта, и по замыслу создателей самогоархитектурного творения перед изумленным взором человека XVII века былвоплощен знаменитый дворец царя Соломона, выстроенный из ливанскогокедра.