Жизнь Аполлония Тианского и Героика - Флавий Филострат в религиозном контексте эпохи северов, страница 3
Описание файла
PDF-файл из архива "Жизнь Аполлония Тианского и Героика - Флавий Филострат в религиозном контексте эпохи северов", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "филология" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве МГУ им. Ломоносова. Не смотря на прямую связь этого архива с МГУ им. Ломоносова, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой кандидатскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
Просмотр PDF-файла онлайн
Текст 3 страницы из PDF
Возможно, чтов этом своем особом обращении с чужеземными жанрами ис чужеземцами приоткрывается мировоззрение самого писателя: эллинское – наилучшее, а если у варваров есть что-тохорошее, то это – эллинское. Не эллины должны обращаться вварваров, а, наоборот, варвары должны стать эллинами. Вероятно, это и есть та основа, на которой следует искать сближение двух различных идеологических тенденций «ЖизниАполлония» и «Героики».Одной из важнейших проблем исследований VA уже более столетия остается проблема источников. Сам Филостратназывает своими источниками «Воспоминания» ассирийскогоученика Аполлония Дамида, сочинения Максима Эгийскогоо пребывании Аполлония в Эгах, сочинения Мойрагена в четырех книгах, местные предания об Аполлонии и сочинениясамого Аполлония. Сейчас принято полагать, что Филостратпридумал, вероятно, большую часть речей и диалогов, а также разбил материал преданий на эпизоды.
В итоге получилосьсочинение, по своему жанру занимающее промежуточное положение между биографией и романом.История изучения этого памятника литературы началасьлишь совсем недавно. Более столетия ученых в основномзанимали две контроверзы: источники Филострата и исторический Аполлоний, а также Аполлоний Тианский и Христос.
Соответственно, изучение VA шло, в основном, по путиQuellenkunde и новозаветных исследований, причем львинаядоля исследований VA принадлежит именно специалистам поНовому Завету. Неслучайно и то, что именно в библеистикес начала 1970-х гг. утверждается мысль, что первостепенноевнимание следует уделить исследованию собственно Филостратова Аполлония. Именно в 70-х гг. произошел кореннойсдвиг в изучении VA.
До того ученые старательно искалиреального Аполлония в сочинении Филострата, а сейчас акцент сместился именно на Филостратов образ Тианскогочудотворца, разумеется, с учетом всех достижений «критикиисточников». Между тем, поскольку ученых библеистов инИсторию исследований VA см.: Koskenniemi E.
Der philostrateische Apollonius.Helsinki, 1991. S. 22-25 и Koskenniemi E. Apollonios von Tyana in der neutestamentlichenExegese. Forschungsbericht und Weiterführung der Diskussion. Tübingen, 1994. S. 18-168.Cf. Flinterman. J.-J. The Ubiquitious “Divine Man”// Numen.
43.1. 1996. P. 82-98.10тересовали, прежде всего, вопросы влияния Нового Заветана VA, аспекты собственно религиозные, на наш взгляд, досих пор остаются недостаточно исследованными.Ценность Филостратова образа Аполлония в том, чтоАполлоний Филострата – образ религиозного идеала эпохиписателя. Аполлоний Тианский признается «божественныммужем», однако до сих пор не был поставлен вопрос о том,что же особенного в Аполлонии сравнительно с прочимипредставителями сонма «божественных мужей» античности.До сих пор в литературе лишь едва наметилась постановкавопроса о том, отражаются ли в «Жизни Аполлония» новыечерты религиозного мировоззрения эпохи средней Империи.В этой перспективе любой эпизод VA и любое высказываниеАполлония вне зависимости от источниковедческих проблемследует считать важным постольку, поскольку писательвключил его в свою «книгу-хвалу».Во второй главе диссертации проводится сюжетно-смысловой анализ текста VA и сопоставление образа «божественного мужа», воплощенного Филостратом в VA, с образами«божественных мужей» классической и позднеантичнойэпох.
Известно, что архаическая и классическая античностьне знает единого типа «божественного мужа». Мир «боговдохновенных мудрецов» весьма разнообразен, как разнообразна сама классическая религиозность. Здесь и прорицатели, и мистагоги, и чудотворцы (Орфей, Абарис, Амфиарай,Аристей Проконесский, Эпименид, Гермотим Клазоменский,Меламп, Менекрат, Формион, Полиид, Тиресий, Трофоний,Залмоксис и др.), здесь и поэты (Гомер, Гесиод, Пиндар идр.), и мудрецы (Ферекид, Анаксагор, Пифагор, Парменид,Эмпедокл, Гераклит, Демокрит, Платон и др.), и законодатели (Ликург, Солон и др.).
В эпоху эллинистическую иримскую «божественный муж» становится преимущественно философом, не теряя своих и прежде бывших свойствчудотворца, мистагога, целителя и воскресителя мертвых(Аполлоний Тианский, Иисус, Александр Абонотейхский).Примерно в середине III в. н. э. складывается некий единый11образ «божественного мужа», суть которого можно суммировать, пользуясь формулировкой Г. Фоудена, двумя чертами: «Позднеантичная языческая концепция личной святостиоснована и обусловлена метафизикой Платона и аскетическимблагочестием пифагорейской традиции».Первой особенностью Аполлония Тианского у Филострата является его необычное положение в ряду «божественныхмужей». С одной стороны, Аполлоний является типичнымпредставителем «божественных мужей» архаического и классического времени, сохраняя их обычные свойства, а с другойстороны, отличается от классических «божественных мужей»тем, что он твердо причисляет себя к пифагорейцам.
Другимего отличием является то, что он – мудрец-тайноводитель, тоесть странствующий учитель, проповедующий кроме философского учения определенные религиозные ритуалы. С позднеантичными «божественными мужами» Аполлония Тианского у Филострата сближает то, что в аскетической практикеон – пифагореец, но отличает его от них тем, что он не является платоником. Таким образом, Аполлоний у Филострата как«божественный муж», занимает особенное положение междуклассическими «божественными мужами» и позднеантичными. Кроме того, образ Филостратова Аполлония, очищенныйот связи с черной магией (γοητεία)10, но, безусловно, не чуждый «хорошей» магии (μαγεία) и астрологии, хорошо вписывается в контекст «герметической» философии11 II-III вв. и, всвою очередь, это раскрывает новый горизонт на мировоззренческом ландшафте самого автора.
В позднейшей традиции обFowden G. The Pagan Holy Man in Late Antique Society // Journal of HellenicStudies. Vol. 102. 1982. P. 37.10Негативная оценка γοητεία присутствует во всех контекстах, где Филострат обэтом пишет (См.: VA 3.8; 4.18; 7.17; 7.33; 7.34; 7.39; 8.3; 8.19), притом, что слово μαγεία(и родственные) не употребляется ни разу вне связи с персидскими магами, с которымиобщается Аполлоний. Сам исторический Аполлоний говорит: ἐγὼ δὲ καὶ τοὺς ἀπὸ τοῦΔιὸς οἶμαι δεῖν ὀνομάζεσθαι μάγους, εἰ μέλλουσιν εἶναι θεῖοί τε καὶ δίκαιοι (Ep.
16).11Нельзя не согласиться с Г. Фоуденом, что «герметизм» был вроде«популярной» философии в эпоху Северов. См.: Fowden G. // Cambridge AncientHistory. XII. The Crisis of Empire. Cambridge, 2005. P. 529.12Аполлонии Тианском те черты, которые впервые появляютсяу Филострата, получают продолжение 12.Другим отличием Аполлония Тианского у Филостратапо сравнению с предшествующей традицией является то, чтоАполлоний Филострата выделяет Солнце из ряда других божеств и особо почитает его (VA 1.16; 1.31; 2.38; 7.10; 7.6; 7.31;8.13; ср. также об индийских мудрецах 2.24; 3.15). Исследователи творчества Филострата (Ф. Баур, Э. Роде) давно обратиливнимание на то, что Аполлоний Филострата особенно почитаетСолнце. Однако причины этого почитания вскрыты не были.В диссертации выдвигается гипотеза, что причиной столь явного солнцепоклонничества Аполлония у Филострата былостремление выразить религиозные предпочтения императорского двора, в частности угодить вкусам своей покровительницы Юлии Домны или Элагабала.
Последнее представляется, нанаш взгляд, более вероятным в связи религиозными реформамиэтого императора. Летом 219 г. Элагабал торжественно вошелв Рим, и, кажется, у нового цезаря лишь одна миссия – установить в Риме культ эмесского бога Солнца. В 221 г. на Палатине инавгурируется новый храм Элагабалиум, куда императорстремится снести все святыни Рима: огонь Весты, палладиум, салийские щиты, черный камень Кибелы, культу которой,кстати, он также не был чужд13. Все римские культы Элагабалстремился подчинить культу эмесского бога, которого он соединяет узами брака с карфагенской Танит – Dea Caelestis. Косвенным свидетельством в пользу предположения о влиянии насолнцепоклонничество Аполлония Филострата деятельностиЭлагабала может быть эпизод с «чуждым любомудрия», наAmm.
Marc. 21.14.5; Erbse H. Fragmente grechischer Theosophien. (Hamburger Arbeiten zur Altertumswissenschaft 4). Hamburg, 1941. S. 177, № 44 (здесь имяАполлония упоминается в одном ряду с Моисеем и Гермесом Трисмегистом). ИмяАполлония встречается и в магических папирусах: PGM 11a (V в. н.э.). Вплоть доэпохи Возрождения и даже позже Аполлоний четко ассоциируется с ГермесомТрисмегистом. См.: Dall’Asta M. Philosoph, Magier, Scharlatan und Antichrist.
Zur Rezeption von Philostrats Vita Apollonii in der Renaissance. Heidelberg, 2008. S. 45-65.13См.: SHA. Lamprid. Ant. Heliogab. VII 1-2.1213глым и самоуверенным индийским царем в третьей книге VA.Этот царь хвастливо заявляет Аполлонию, что «соприроденсамому Солнцу» (3.28)14. Аполлоний вразумляет царя, а такжеоправдывает в его глазах эллинов, о которых тот до того, подвлиянием россказней египетских торговцев, был невысокогомнения. Нет ничего невероятного в том, что в образе этогоцаря Филострат изобразил Элагабала, считавшего себя богоми бывшего жрецом эмесского Солнца, который прогонял греческих учителей из императорского дворца15.
Этого же царяон устами Аполлония и поучает (3.28-29; 31-32).Таким образом, делая своего Аполлония ревностнымпоклонником Солнца, Филострат отражает монотеистические тенденции своей эпохи, а сам выбор Солнца как объекта религиозного почитания, свидетельствует о придворныхкультовых предпочтениях.Особый интерес представляет еще одна особенность образа Аполлония у Филострата – сознательный отказ тианскогомудреца от кровавых жертвоприношений и проповедуемая имчистота души и ума, необходимая для истинного религиозного благочестия, – черта, чуждая греческой религии классической и эллинистической эпох.