Диссертация (Неотрадиционализм в русской литературе XX века - философско-эстетические интенции и художественные стратегии), страница 12

С другой стороны, инициированнаяромантиками дерзновенная практика продуманного пренебрежения каноном69Там же, С. 276.Там же, С. 276 – 277.71Есаулов И.А. Традиция в литературе // Введение в литературоведение. Под ред. Л.В. Чернец: 4-е изд. М.,2011. С. 578.7058– словно по иронии судьбы – на глазах превращалась в «романтическийканон» (позднее он послужит основой авангардного подхода), включающий всебя такие атрибуты, как своеволие, индивидуализм, бунтарство, в качестветрадиционных для данного типа мышления.

Проективный и креативистский72подход к наследованию мало-помалу заслоняет собою прежние императивыверности и послушания заветам прошлого. «Золотое» равновесие посттрадиционалистской классики, на которое указываютв своих работахАверинцевГосподствующимиМихайлов(см.выше),нарушается.отношением к наследию веков – независимо от меры фактической связи сним – становится критицизм, отталкивание, пафос преодоления. По словамвидного современного традициолога В.В. Аверьянова, «…философскийподход Нового времени изначально содержал установку на акцентированиедуальности традиции и альтернативного ей потенциала автономной личности(традиции и рациональности, традиции и творчества, традиции и критики,традиции и эксперимента и т.д.)»73.

Так, мыслители-рационалисты Декарт,Бэкон, Гегель противопоставляли знаниям, унаследованным посредствомтрадиции, идею так называемого «действительного знания». Влиятельнейшиесоциально-философские учения XIX века (Сен-Симона, Конта, Маркса)рассматривали общественно-культурное наследие преимущественно какматериал для преодоления. Предание ассоциировалось с комплексом«пережитков» (Э.Тайлор), с «заблуждениями» (Дж.

Фрэзер). Наконец, втрудах М.Вебера и Э.Дюркгейма были подведены своего рода «итогирационалистическойдетрадиционализацииевропейскогокультурногосознания»74. У Вебера современность выступает как результат освобождениячеловеческой мысли от засилья и диктата «сакрального». Дюркгейм жевыстраивает мифоподобную модель перехода от общества «механической» к72Период с конца XVIII века до постсимволистского размежевания 1910-х годов В. Тюпа называет эпохойкреативизма.73Аверьянов В.В. Традиция и динамический консерватизм. М., 2012. С.

157.74Аверьянов В.В. Там же, С. 159.59обществу «органической» солидарности, значение прямой преемственности вкоторой неотвратимо ослабевает.В начале XX столетия (как в Европе, так и в России) под серьезноесомнение была поставлена уже не только ценность и необходимостьпреемственности, но и правомочность самого понятия «традиция». В кругуавангардистски ориентированных писателей, критиков и ученых зреет«представление о… преемственности, культурной памяти – как неминуемосвязанных с эпигонством и не имеющих касательства к подлинной, высокойлитературе»75.

Ю. Тынянов писал, что традиция – это «понятие старойисториилитературы»,котороетеперь«оказываетсянеправомернойабстракцией»76. Воцарившееся в русско-европейской культуре на рубеже 19 –20 веков «неклассическое» сознание принесло с собою, вместо прежних(романтических)экспериментов(«эластичности»)традиционнойпоиспытаниюсистемыширотыкоординат,игибкостиидеюполногоосвобождения от внешней власти каких бы то ни было общезначимыхиерархий. Однако и такое – казалось бы, предельное – «раскрепощение» напрактике не имело да и не могло иметь характера абсолютного разрыва,безусловного отказа от традиционного наследия. Крушение монументальнойсистемывнешнихобщеобязательныхимперативов,правилтолькоконвенциональныхсильнееоттенилоопорифактическуюнепреодолимость общих связей, неминуемой зависимости творца отсложившегося тезауруса культурных смыслов.

В то же время избавлениеискусстваотавторитарнойголовокружительнойопеки,свободойпринесшеежутковатоессобоюощущениевместесполнейшей«беспочвенности» (один из ключевых концептов Л. Шестова), диктовалонасущную необходимость заново, с небывалой остротой и силой поставитьвопрос о глубинном соотношении нового искусства с вечными началами иуниверсальными категориями мировой культуры. На противоположном7576Хализев В.Е.

Теория литературы… С. 366.Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 272.60авангардизму полюсе философских исканий активизировались попыткипроникновения в сущностное ядро традиции, поиски новых обоснованийценности предания; произошел несомненный всплеск интереса к проблемепреемственностиидиалогапоколений.Вэтомсмыслевесьмасимптоматичными можно считать устремления таких видных апологетовтрадиции, как Т.-С. Элиот и Г.-Г. Гадамер77.Таким образом, поляризация философско-эстетических исканий в 20столетии обозначилась с предельной остротой и, несмотря на позднейшие«примирительные»интенциипостмодерна,приобрелахарактерпринципиального противостояния78. На контртрадициональном «полюсе»этих исканий, под влиянием новейшей прогрессистской и неолиберальнойидеологии, планомерно осуществлялась дискредитация традициональностикакоплотакосностииинерции,какявления,диаметральнопротивоположного творческому поиску и свободному исследованию.

Причемвнедрениюираспространениюантитрадиционистскихубежденийспособствовали не только радикальные эстетические доктрины авангардноготолка (на отечественной почве они довольно быстро были вытесненыпринудительно насаждаемой марксистско-ленинской доктриной), но иусиливающиесявеянияновейшеговнерелигиозногопозитивизмаисциентизма. В частности, на Западе (а с 80-х годов и в СССР) большойпопулярностью пользовалась социологическая концепция Макса Вебера, врамках которой опора на традицию, трактуемая как иррациональный ирутинный социокультурный рефлекс, принципиально противопоставляласьрациональному мышлению и инновационной динамике развития общества.

Всоветской России директивно утвержденный «сверху» соцреализм, хотя и77Наиболее показательны в этом плане эссе Элиота «Традиция и индивидуальный талант» и книга Гадамера«Истина и метод». С другой стороны знамением времени может быть названо и учение Р.

Генона,реабилитирующее «премордиальную» (т.е. исконную, архаическую) традицию, по сути противостоящуютрадиции культурной.78Толерантный ко всему на свете постмодернизм исподволь обесценивал Традицию тем, что отказывалсяпринимать её слишком всерьез (как реальность, налагающую на субъекта определенную ответственность).Данный факт определенно ставит постмодернистское сознание в один ряд с другимиконтртрадиционистскими движениями неклассической эпохи.61провозглашал в качестве одной из задач «учебу у классиков», фактическиразрывал действительные, органические связи с культурным наследиемпрошлого, так как революционная идеология оказывалась не совместимой спочтительным вниманием к опыту дореволюционных поколений.Если говорить об общеевропейских тенденциях, то в литературной сфере,по мере постепенного осознания неизбежности наследования «чужого» инеотвратимости связей с прошлым, неуклонно нарастало ощущение«репрессивного» характера традиции79, породившее сначала авангардныйбунт против «старья культуры», затем – утопию «отказа от языка»,стремление «обмануть язык» (выражение Р.

Барта), и наконец (вначале – в«свободной» Европе, потом – в отечественной постсоветской словесности) –постмодернистскуюпрактикусвоеобразногоотчужденияотфактапринадлежности субъекта «всеобщему языку» путем беспристрастногопрепарирования многообразных «влияний» и «совпадений» как равноценныхи аксиологически нейтральных, мировоззренчески безразличных «казусов»творчества, понимаемого как ни к чему не обязывающая «игра» скультурным наследием веков. Это позволило значительно снизить градуснетерпимости в отношении к традиции, поскольку отчужденный аналитизм(своего рода непричастность к изрекаемому, алиби в бытии80) создавалиллюзию независимости говорящего/пишущего от любых ценностей исмыслов. Тем самым неистребимое из памяти наследие прошлогооказывалось как бы «обезврежено» – осознано и взято под рациональныйконтроль подобно фрейдианским «комплексам» в психоаналитическихпрактиках.

Постмодернизм, «культурно» преодолевший бунтарство своихучителей-авангардистов,легкосогласилсябытьтолерантнымкобщечеловеческому (как варианты – общенациональному, религиозному ит.д.) преданию, однако при единственном условии – снятии с писателя-79У Ролана Барта это умонастроение впоследствии выльется в разработку концепции неизбежнойпринудительности и тоталитарности языка.80Имеется в виду позиция, противоположная бахтинскому «неалиби в бытии».62«скриптора»81 каких бы то ни было онтологических обязательств передэкспонируемыми в текстах аксиологемами и постулатами, что в сущностиозначало интеллектуально-эстетическую всеядность, граничащую с полнымбезразличием. В русле этой линии исканий понятие «традиция» (почтиреабилитированное в культурологии и социологии 80-х годов, хотя и ценоюпримитивизации и выхолащивания самого концепта82) в литературоведенииоказалось почти полностью вытеснено сначала понятиями «цитата»,«реминисценция» и «подтекст», а позднее – всеобъемлющим понятием«интертекстуальности»(терминвпервыепредложенЮ.Кристевой).Облаченная в эти рафинированные и «безопасные» для вольнолюбивогосубъекта формы, традиция переставала ощущаться в качестве тиранической инадзорно-репрессивной инстанциии.