«мировой литературе»), некоего ограниченного списка, пусть и варьирующегося во времени и пространстве. Идея «мировой литературы» напрямую связана с проблемой иерархии произведений и их распределения по местным/национальным/региональным/международным уровням, а также с проблемой критериев объективной или субъективной оценки этих произведений (в этом плане парадигма мнений обширна: от крайнего релятивизма — «моя мировая литература» ¹¹⁶ — до установления неизменного канонического списка шедевров).

В 2007 году писатель Мишель Ле Брис вместо термина «франкофония», воспринимающегося многими как дискриминационный, предложил использовать новый термин — «литература мира» (littérature-monde), подробно описанный в манифесте «За литературу мира на французском языке» («Pour une littérature-monde en français»), который лег в основу

¹¹⁵ Casanova, P. Op. cit. P. 20.

¹¹⁶ David, J. Op. cit. P. 205.

одноименного коллективного сборника статей франкоязычных авторов. Чтобы понять, каким образом связаны понятия «литература мира»,

«мировая литература» и «франкоязычная литература», мы проанализировали манифест Мишеля Ле Бриса и пришли к следующим выводам.

Прежде всего, предлагая новое понятие, Мишель Ле Брис преследует сразу несколько лежащих в различных плоскостях целей:

• Описать содержательный аспект литературы нового типа (внутренний уровень произведения), характеристиками которой являются:

o Возвращение к реальному миру, действительности как референту. Мишель Ле Брис напрямую заимствует идеи о трех тенденциях в развитии французской литературы из эссе Цветана Тодорова «Литература в опасности» (2006), среди которых: формализм (отказ от репрезентации действительности в пользу формально-риторических приемов), нигилизм (отрицание действительности) и солипсизм (нарциссическое самолюбование автора, закрывающего глаза на окружающий мир). «Каждый раз, но в различных модусах, внешний мир, мир, общий для меня и других, отрицается или обесценивается» ¹¹⁷,

— пишет Цветан Тодоров. Мишель Ле Брис призывает к восстановлению в правах репрезентативной функции литературы, противопоставляя «живое слово» (слово, не являющееся симулякром, сохраняющее свое означаемое)

«чистой форме».

¹¹⁷ Todorov, T. La littérature en péril. P. : Flammarion, 2006. P. 36.

o Отражение в литературе нового состояния современного мира, идущего по пути повсеместного взаимопроникновения культур.

• Описать место нового типа литературы в пространстве

«мировой литературы» (внешний по отношению к произведениям уровень): пересмотреть существующие иерархии, отказаться от понятия литературных центров («мир […], вновь ставший круглым» ¹¹⁸).

Нетрудно заметить, что Мишель Ле Брис при помощи нового понятия не только пытается решить проблемы различных уровней и различной природы, но и сознательно актуализирует в своем определении несколько значений слова «мир»:

• мир как внешняя реальность и окружающая действительность:

«изучение одних лишь критических инструментов, как если бы сама идея того, что произведение может рассказывать что-то о мире, о тебе самом, о человеческом уделе, считалась пошлостью» ¹¹⁹;

• мир как мировое человеческое сообщество: «невероятная усталость от положения дел во французской литературе, закрывающей глаза и уши, чтобы не видеть, в каком направлении движется мир » ¹²⁰;

• мир как новое метисное состояние этого сообщества:

«очевидность новой литературы, шумной, разноцветной, метисной, наподобие нового зарождающего мира » ¹²¹;

¹¹⁸ Pour une littérature-monde / E. Almassy, T. Ben Jelloun, M. Condé et al. ; Dir. M. Le Bris et J. Rouaud. P. : Gallimard, 2007. P. 41.

¹¹⁹ Ibid. P. 26. Здесь и далее курсив мой (Н.Б.).

• мир как особая сфера жизни (мир литературы и искусства): «Я был убежден, что рождался новый чарующий и волнующий мир […], вновь принадлежавший художникам, творцам, писателям» ¹²²;

• вымышленный мир литературного произведения: «Литература остается одним из самых замечательных видов деятельности, по- прежнему осмеливаясь создавать миры » ¹²³.

Итак, произведение, претендующее на включение в поле литературы мира, должно отвечать тройному критерию: 1) сохранять свою содержательность («живое слово»); 2) говорить о современном мире с его смешением культур; 3) отказаться от претензии на национальный и однородный характер. По мнению Мишеля Ле Бриса, этим критериям лучше всего отвечают франкоязычные, англоязычные и другие авторы культурного пограничья. Именно они оказываются в авангарде «мировой литературы» благодаря актуальному характеру своего межкультурного положения, которое и отражается в их произведениях. Таким образом, речь идет вовсе не о заявленном разрушении иерархий (образ «круглого мира»), но всего лишь об их пересмотре в пользу авторов культурного пограничья, долгое время считавшихся выходцами с литературной периферии. Несмотря на то, что писатель говорит о «множественной, разнообразной, цветной, а не единообразной литературе» ¹²⁴, не подчиняющейся «никаким школам и никаким формам» ¹²⁵, в действительности, речь все же идет об определенном типе литературы с определенными характеристиками.

Из размышлений Мишеля Ле Бриса следует, что литература мира относится к «мировой литературе» как часть к целому, причем сама литература мира подразделяется на секции согласно лингвистическому

¹²² Ibid. P. 27.

¹²³ Ibid. P. 28.

принципу: литература мира на французском, литература мира на английском и т.д. Язык письма, столь обсуждаемый «франкофонными исследованиями» как основа франкофонии, по сути, не имеет значения и оказывается не более, чем случайностью («Просто получилось так, что, будучи писателем, я использую французский язык» ¹²⁶).

Литература мира представляется как некое актуальное течение

«мировой литературы» (в данном случае «мировой» — значит на международном уровне), к которому можно примкнуть. «[…] да, франкоязычная литература была обширной, разнообразной, мировой, вступала в диалог с англоязычной литературой — это Франция должна была решать, вступать ли ей в это огромное целое. На равных» ¹²⁷, — утверждает автор манифеста, споря с идеей о том, что франкоязычные авторы всегда стремились быть причисленными к пантеону французской литературы с ее длительной историей и великими именами, обеспечивающими ее легитимность¹²⁸. Согласно схеме Мишеля Ле Бриса, франкоязычная литература более не нуждается в литературе французской как гаранте своего мирового значения. Франкоязычная литература не только попадает в сферу

«мировой литературы» напрямую, но и, более того, оказывается в ее центре, претендуя, в свою очередь, на универсальное значение («[…] понимание того, что происходящее с этими авторами касается всей литературы» ¹²⁹). Проще говоря, иерархия отношений французской и франкоязычной литературы переворачивается.

Наш анализ мог бы ограничиться следующим выводом: литература мира в представлении Мишеля Ле Бриса — это новое средство легитимации пограничных литератур, появление которого еще раз свидетельствует о том,

¹²⁶ Ibid. P. 43.

¹²⁷ Ibid. P. 45.

¹²⁸ Casanova, P. Op.cit. P. 34.

что борьба за право существования в «мировой республике словесности», о которой говорит Паскаль Казанова, далека от завершения. Однако нельзя не отметить тот факт, что сама форма написания термина, объединяющая два слова посредством дефиса, отсылает к трудам и эстетике Эдуара Глиссана, авторству которого принадлежат, в частности, понятия «chaos-monde» (хаос мира), «tout-monde» (весь-мир) и «totalité-monde» (полнота мира). Наше предположение о связи рассуждений Мишеля Ле Бриса с эстетикой Эдуара Глиссана подтверждается и наличием в манифесте аллюзий на его работы, присутствующих на уровне интертекста. Например, «любой писатель, использующий сегодня определенный язык, пишет в окружении всех языков мира » ¹³⁰, — говорит Мишель Ле Брис. Это не просто перекличка, но перифраза идеи Глиссана: «Я повторяю, что многоязычие не предполагает ни сосуществования языков, ни владения несколькими языками — это присутствие всех языков мира в используемом тобой языке » ¹³¹.

Однако идея новой иерархии, которую Мишель Ле Брис подспудно вкладывает в свое определение, в корне противоречит эстетике Эдуара Глиссана, не приемлющего иерархий — прерогативы западного «мышления системы». Все существующие элементы мира, по мнению философа, связаны узами Отношения (Relation), которое приходит на смену подчинению. Мир превращается из централизованной системы в ризому,

«сеть которой связана сочинительной связью "и... и... и…" […]» ¹³². Мир

может только включать, но ничего из себя не исключает, в то время как понятия «литература мира» и «мировая литература» основаны на принципе исключения и наличии дискриминационных критериев этого исключения. Дефис «littérature-monde» как знак объединения объединяет, но объединяет лишь избранные элементы, заключая их в закрытую, хоть и проницаемую,

¹³⁰ Ibid. P. 46.

¹³¹ Glissant, É. Introduction à une Poétique du Divers. P. : Gallimard, 1996. P. 41.

¹³² Deleuze, G. Guattari, F. Mille plateaux. P. : Les Éditions de Minuit, 1980. P. 36.

категорию — это противоречит не только эстетике Эдуара Глиссана, но и мысли многочисленных франкоязычных авторов, призывающих к отказу от деления мира на национальные, социальные, гендерные и прочие категории, повсеместно провоцирующие вспышки жестокости и насилия. Мы можем лишь предполагать, что франкоязычные авторы, подписавшие манифест, вероятно, невнимательно ознакомились с текстом Мишеля Ле Бриса и не вникли в его суть¹³³.

1. Литературное поле

Проблема статуса франкоязычной литературы связана с проблемой ее классификации. Рассуждения о «неклассифицируемости» франкоязычной литературы основываются на том, что традиционно изучение литературы попадает под влияние «тирании национального», иными словами литературная продукция классифицируется в зависимости от страны ее происхождения, о чем свидетельствуют не только научные работы, но и школьные программы, каталоги библиотек, полки книжных магазинов и т.д., то есть разграничение литератур по национальному принципу (но

¹³³ После проведенного анализа следует отметить, что проблема перевода термина на русский язык не банальна в связи с множеством разноплановых смыслов, заключенных в обозначаемом им понятии. Во- первых, чтобы передать все оттенки его значений, необходимо сохранить в переводе корень «мир», не забывая, что литература мира говорит одновременно о мире как об окружающей действительности и современных тенденциях развития мира как человеческого общества вне зависимости от страны или нации. Во-вторых, в идеальном переводе нужно было бы сохранить дефис, отсылающий к целому понятийному аппарату «франкофонных исследований», основанном на трудах Эдуара Глисссана. В- третьих — сохранить требуемую дистанцию между терминами «littérature-monde» и «littérature mondiale».