Ф. Ницше Так говорил Заратустра (Философия. Рефераты), страница 13

тишиной -- о, придите, друзья мои, чтобы тишина стала еще

блаженней!

Ибо это -- наша высь и наша родина: слишком высоко

и круто живем мы здесь для всех нечистых и для жажды их.

Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей

радости! Разве помутится он? Он улыбнется в ответ вам

своей чистотою.

На дереве будущего вьем мы свое гнездо; орлы должны в

своих клювах приносить пищу нам, одиноким!

Поистине, не ту пищу, которую могли бы вкушать и нечистые!

Им казалось бы, что они пожирают огонь, и они обожгли бы себе

глотки!

Поистине, мы не готовим здесь жилища для нечистых! Ледяной

пещерой было бы наше счастье для тела и духа их.

И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи

орлам, соседи снегу, соседи солнцу -- так живут могучие ветры.

И, подобно ветру, хочу я когда-нибудь еще подуть среди них

и своим духом отнять дыхание у духа их -- так хочет мое

будущее.

Поистине, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой

совет дает он своим врагам и всем, кто плюет и харкает:

"Остерегайтесь харкать против ветра!"

Так говорил Заратустра.

О тарантулах

Взгляни, вот яма тарантула! Не хочешь ли ты посмотреть на

него самого? Вот висит его сеть -- тронь, чтобы она задрожала.

Вот идет он добровольно: здравствуй, тарантул! Черным

сидит на твоей спине твой треугольник и примета; и я знаю

также, что сидит в твоей душе.

Мщение сидит в твоей душе: куда ты укусишь, там вырастает

черный струп; мщением заставляет твой яд кружиться душу!

Так говорю я вам в символе, вы, проповедники

равенства, заставляющие кружиться души! Тарантулы вы для

меня и скрытые мстители!

Но я выведу ваши притоны на свет; поэтому и смеюсь я вам в

лицо своим смехом высоты.

Поэтому и рву я вашу сеть, чтобы ярость ваша выманила вас

из вашей пещеры лжи и чтобы месть ваша выскочила из-за вашего

слова "справедливость".

Ибо, да будет человек избавлен от мести -- вот для

меня мост, ведущий к высшей надежде, и радужное небо после

долгих гроз.

Но другого, конечно, хотят тарантулы. "По-нашему,

справедливость будет именно в том, чтобы мир был полон грозами

нашего мщения" -- так говорят они между собою.

"Мщению и позору хотим мы предать всех, кто не подобен

нам" -- так клянутся сердца тарантулов.

И еще: "Воля к равенству -- вот что должно стать отныне

именем для добродетели; и против всего власть имущего поднимаем

мы свой крик!"

Проповедники равенства! Бессильное безумие тирана вопиет в

вас о "равенстве": так скрывается ваше сокровенное желание

тирании за словами о добродетели!

Истосковавшийся мрак, скрытая зависть, быть может, мрак и

зависть ваших отцов -- вот что прорывается в вас безумным

пламенем мести.

То, о чем молчал отец, начинает говорить в сыне; и часто

находил я в сыне обнаженную тайну отца.

На вдохновенных похожи они; но не сердце вдохновляет их --

а месть. И если они становятся утонченными и холодными, это не

ум, а зависть делает их утонченными и холодными.

Их зависть приводит их даже на путь мыслителей; и в том

отличительная черта их зависти, что всегда идут они слишком

далеко; так что их усталость должна в конце концов засыпать на

снегу.

В каждой жалобе их звучит мщение, в каждой похвале их есть

желание причинить страдание; и быть судьями кажется им

блаженством.

Но я советую вам, друзья мои: не доверяйте никому, в ком

сильно стремление наказывать!

Это -- народ плохого сорта и происхождения; на их лицах

виден палач и ищейка.

Не доверяйте всем тем, кто много говорят о своей

справедливости! Поистине, их душам недостает не одного только

меду.

И если они сами себя называют "добрыми и праведными", не

забывайте, что им недостает только -- власти, чтобы стать

фарисеями!

Друзья мои, я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили

наравне с ними.

Есть такие, что проповедуют мое учение о жизни -- и в то

же время они проповедники равенства и тарантулы.

Они говорят в пользу жизни, эти ядовитые пауки, хотя они

сидят в своих пещерах, отвернувшись от жизни: ибо этим они

хотят причинять страдание.

Этим они хотят причинять страдание всем, у кого теперь

власть: ибо у этих преобладает еще проповедь смерти.

Будь иначе, и тарантулы учили бы иначе: ибо они некогда

были худшими клеветниками на мир и сожигателями еретиков.

Я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с

этими проповедниками равенства. Ибо так говорит ко мне

справедливость: "люди не равны".

И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к

сверхчеловеку, если бы я говорил иначе?

Пусть по тысяче мостов и тропинок стремятся они к будущему

и пусть между ними будет все больше войны и неравенства: так

заставляет меня говорить моя великая любовь!

Изобретателями образов и призраков должны они стать во

время вражды своей, и этими образами и призраками должны они

сразиться в последней борьбе!

Добрый и злой, богатый и бедный, высокий и низкий, и все

имена ценностей: все должно быть оружием и кричащим символом и

указывать, что жизнь должна всегда сызнова преодолевать самое

себя!

Ввысь хочет она воздвигаться с помощью столбов и ступеней,

сама жизнь: дальние горизонты хочет она изведать и смотреть на

блаженные красоты, -- для этого ей нужна высота!

И так как ей нужна высота, то ей нужны ступени и

противоречия ступеней и поднимающихся по ним! Подниматься хочет

жизнь и, поднимаясь, преодолевать себя.

И посмотрите, друзья мои! Здесь, где пещера тарантула,

высятся развалины древнего храма, -- посмотрите на них

просветленными глазами!

Поистине, тот, кто некогда здесь, в камне, воздвигал свои

мысли вверх, знал о тайне всякой жизни наравне с мудрейшим из

людей!

Что даже в красоте есть борьба, и неравенство, и война, и

власть, и чрезмерная власть, -- этому учит он нас здесь с

помощью самого ясного символа.

Как божественно преломляются здесь, в борьбе, своды и

дуги; как светом и тенью они устремляются друг против друга,

божественно стремительные, --

Так же уверенно и прекрасно будем врагами и мы, друзья

мои! Божественно устремимся мы друг против друга! --

Горе! Тут укусил меня самого тарантул, мой старый враг!

Божественно уверенно и прекрасно укусил он меня в палец!

"Должны быть наказание и справедливость -- так думает он,

-- ведь недаром же ему петь здесь гимны в честь вражды!"

Да, он отомстил за себя! И, горе! теперь мщением заставит

он кружиться и мою душу!

Но чтобы не стал я кружиться, друзья мои, привяжите

меня покрепче к этому столбу! Уж лучше хочу я быть столпником,

чем вихрем мщения!

Поистине, не вихрь и не смерч Заратустра; а если он и

танцор, то никак не танцор тарантеллы! --

Так говорил Заратустра.

О прославленных мудрецах

Народу служили вы и народному суеверию, вы все,

прославленные мудрецы! -- а не истине! И потому только

платили вам дань уважения.

И потому только выносили ваше неверие, что оно было

остроумным окольным путем к народу. Так предоставляет господин

волю своим рабам и еще потешается над их своеволием.

Но кто же ненавистен народу, как волк собакам, --

свободный ум, враг цепей, кто не молится и живет в лесах.

Выгнать его из его убежища -- это называлось всегда у

народа "чувством справедливости"; на него он все еще

натравливает своих самых кусачих собак.

"Истина существует: ибо существует народ! Горе, горе

ищущему!" -- так велось исстари.

Своему народу хотели вы дать оправдание в его поклонении;

это называли вы "волею к истине", вы, прославленные мудрецы!

И ваше сердце всегда говорило себе: "Из народа вышел я,

оттуда же низошел на меня голос Бога".

Упрямые и смышленые, как ослы, вы всегда были ходатаями за

народ.

И многие властители, желавшие ладить с народом, впрягали

впереди своих коней -- осленка, какого-нибудь прославленного

мудреца.

А теперь, прославленные мудрецы, хотелось бы мне, чтобы вы

наконец совсем сбросили с себя шкуру льва!

Пеструю шкуру хищного зверя и космы исследующего, ищущею и

завоевывающего!

Ах, чтобы научился я верить в вашу "правдивость", вам надо

сперва отказаться от вашей воли к поклонению.

Правдивым называю я того, кто идет в пустыни, где нет

богов, и разбивает свое сердце, готовое поклониться.

На желтом песке, палимый солнцем, украдкой смотрит он с

жадностью на богатые источниками острова, где все живущее

отдыхает под тенью деревьев.

Но его жажда не может заставить его сделаться похожим на

этих довольных: ибо, где есть оазисы, там есть и идолы.

Быть голодным, сильным, одиноким и безбожным -- так хочет

воля льва.

Быть свободным от счастья рабов, избавленных от богов и

поклонения им, бесстрашным и наводящим страх, великим и

одиноким, -- такова воля правдивого.

В пустыне жили исконно правдивые, свободные умы, как

господа пустыни; но в городах живут хорошо откормленные,

прославленные мудрецы -- вьючные животные.

Ибо всегда тянут они, как ослы, -- телегу народа!

За это не сержусь я на них; но слугами остаются они для

меня и людьми запряженными, даже если сбруя их сверкает

золотом.

И часто бывали они хорошими слугами, достойными награды.

Ибо так говорит добродетель: "Если должен ты быть слугою, ищи

того, кому твоя служба всего полезнее!"

"Дух и добродетель твоего господина должны расти благодаря

тому, что ты его слуга, -- так будешь ты расти и сам

вместе с его духом и его добродетелью!"

И поистине, вы, прославленные мудрецы, вы, слуги народа!

Вы сами росли вместе с духом и добродетелью народа -- а народ

через вас! К вашей чести говорю я это!

Но народом остаетесь вы для меня даже в своих

добродетелях, близоруким народом, -- который не знает, что

такое дух!

Дух есть жизнь, которая сама врезается в жизнь: своим

собственным страданием увеличивает она собственное знание,

знали ли вы уже это?

И счастье духа в том, чтобы помазанным быть и освященным

быть слезами на заклание, -- знали ли вы уже это?

И слепота слепого, и его искание ощупью свидетельствуют о

силе солнца, на которое глядел он, -- знали ли вы уже это?

С помощью гор должен учиться строить познающий!

Мало того, что дух двигает горами, -- знали ли вы уже это?

Вы знаете только искры духа -- но вы не видите наковальни,

каковой является он, и жестокости его молота!

Поистине, вы не знаете гордости духа! Но еще менее

перенесли бы вы скромность духа, если бы когда-нибудь захотела

она говорить!

И никогда еще не могли вы ввергнуть свой дух в заснеженную

яму: вы недостаточно горячи для этого! Оттого и не знаете вы

восторгов его холода.

Но во всем обходитесь вы, по-моему, слишком запросто с

духом; и из мудрости делали вы часто богадельню и больницу для

плохих поэтов.

Вы не орлы -- оттого и не испытывали вы счастья в испуге

духа. И кто не птица, не должен парить над пропастью.

Вы кажетесь мне теплыми; но холодом веет от всякого

глубокого познания. Холодны, как лед, самые глубокие источники

духа: услада для горячих рук и для тех, кто не покладает рук.

Вот стоите вы, чтимые, строгие, с прямыми спинами, вы,

прославленные мудрецы! -- вами не движет могучий ветер и

сильная воля.

Видели ли вы когда-нибудь парус на море, округленный,

надутый ветром и дрожащий от бури?

Подобно парусу, дрожащему от бури духа, проходит по морю

моя мудрость -- моя дикая мудрость!

Но вы, слуги народа, вы, прославленные мудрецы, -- как

могли бы вы идти со мною! --

Так говорил Заратустра.

Ночная песнь