117546 (765725), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Русский вопрос — основная проблема современной России. Самую большую проблему современной России и отношений между ее национальностями представляет русский вопрос, выступающий на современном этапе как наследие русофобской, наднациональной по своей природе власти в СССР. Установки на победу социализма в мировом масштабе и на использование русского народа в качестве ударной армии и резерва мировой революции, взгляд власти на него как на народ, обязанный, по В. И. Ленину, устранить исторически возникшее по его вине неравенство, обязанный, по И. В. Сталину, обеспечить «сближение и слияние» наций в СССР, способны были превратить в русофоба любого доброжелателя русских, если он попадал в высшие эшелоны и на самый верх власти в стране. Механизм подобного превращения действовал безотказно, оно было запрограммировано противоестественностью основ федерации, внутри которой были и есть государственные образования всех сколько-нибудь крупных народов, кроме русского. У русских, вопреки логике самого понятия федерации, нет своей республики, в то время как составляющие 7,02 % всей численности населения России нерусские национальные группы (подсчитано по данным переписи 1989 года) имеют 21 национальную республику, одну национальную область и 10 национальных округов. Такое положение — результат политики не нынешних деятелей, облеченных властью, а их предшественников, обещавших после своего прихода к власти обеспечить «расцвет» национальных культур «инородцев», якобы сдерживаемый в прошлом русским народом-угнетателем, ну а затем осчастливить народы известным слиянием. Угрозу осуществлению этого химерического, как оказалось, курса власти видели в первую очередь со стороны русского народа и его возможной внутрироссийской государственности. Русской республики явно не желали и представители некоторых нерусских национальных элит. Правда, скорее, по другим, но тоже не очень дальновидным соображениям. При существовании Русской республики обещанное В. И. Лениным «возмещение неравенства» «малым и угнетенным» нациям, скорее всего, было бы поставлено под сомнение, во всяком случае, обрело бы совершенно иные условия, формы, сроки, объемы.
Негативное отношение власти к самоопределению русского народа в своей Русской республике прослеживается издавна — еще с кануна образования СССР. Известно, что объединить независимые советские республики в единое государство путем их включения в РСФСР предлагалось еще в середине 1919 года Реввоенсоветом Республики (Э. М. Склянский, заместитель Л. Д. Троцкого по РВС). В начале 1922 года с таким же предложением выступил Наркомат иностранных дел (Л. Б. Красин, Г. В. Чичерин). 11 августа 1922 года этот же план предложил провести в жизнь Сталин, но тоже не получил поддержки. Ленин встал тогда на сторону «независимцев» из Грузии и Украины. В известных записках о национальностях от 30 декабря 1922 года В. И. Ленин отмечал: «Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна». Акцент на последнем слове в этом суждении наряду с известной ленинской фразой «Сталин немного имеет устремление торопиться» позволяют утверждать, что на самом деле речь шла не столько о неприятии Лениным самой идеи автономизации (пальма первенства в формулировании идеи в советское время принадлежит Троцкому, а вовсе не Сталину, как усиленно внушалось с середины 50-х годов), сколько о преждевременности ее осуществления в условиях активного возражения «независимцев» и ненадежности государственного аппарата. Большинство сотрудников тогдашнего советского государственного аппарата было, как писал Ленин, «по неизбежности заражено буржуазными взглядами и буржуазными предрассудками», а по другому его выражению, представляло собой «море шовинистической великорусской швали». Именно поэтому В. И. Ленин завещал подождать с автономизацией «до тех пор, пока мы могли бы сказать, что ручаемся за свой аппарат, как за свой».
Пытаясь отстаивать план автономизации, Сталин обращал внимание членов Политбюро ЦК на нелогичность образования единого государства как союза национальных республик по принципу «вместе и наравне», но без русской национальной республики. Он полагал, и писал об этом членам Политбюро 27 сентября 1922 года, что «решение в смысле поправки т. Ленина должно повести к обязательному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми автономных республик» и объявлению последних независимыми наряду с другими. Однако доводы Сталина в расчет не были приняты. Л. Б. Каменев по просьбе Ленина предложил схему развернутой формы Союза Советских Республик, в которой Русской республики не предусматривалось (Известия ЦК КПСС. 1989. № 9). Сталину, вынужденному согласиться с решением Ленина, позднее приходилось публично доказывать нецелесообразность разложения РСФСР на составные части и образования Русской республики. Это привело бы к тому, говорил он 26 декабря 1922 года, «что наряду с процессом, ведущим к объединению республик, мы имели бы процесс разъединения уже существующих федеральных образований, — процесс, опрокидывающий вверх дном начавшийся революционный процесс объединения республик».
Предложения о создании Русской республики продолжали поступать и после образования СССР. В феврале 1923 года, усиливая аргументы против создания такой республики, Сталин указывал на еще одну вескую причину, не позволяющую реализовать предложенное. Появление такой республики, писал он, «вынуждает нас выделить русское население из состава автономных республик в состав русской республики, причем такие республики, как Башкирия, Киргизия, Татарская республика, Крым рискуют лишиться своих столиц (русские города) и во всяком случае вынуждены будут серьезно перекроить свои территории, что еще более усилит организационную перестройку». Странный аргумент для сторонника самоопределения наций, которое как раз и предполагает разного рода перестройки.
В 1925 году вопрос о национальной организации русского народа возник в связи с преобразованием РКП(б) в ВКП(б). 15 декабря на пленуме ЦК предлагалось сохранить РКП(б) путем образования русской или российской парторганизации по образцу аналогичных организаций в других национальных республиках. Если Сталин уходил от положительного решения этого вопроса на том основании, что это-де будет «политическим минусом», то Троцкий без обиняков заявил, что создание русской ли, российской ли парторганизации осложнило бы борьбу с «национальными предрассудками» у рабочих и крестьян и могло стать «величайшей опасностью» для всего большевистского эксперимента.
В ноябре 1926 года на совещании ВЦИК и ЦИК СССР ряд участников прямо поставили вопрос о выходе из РСФСР автономных республик, образовании на основе «русской части РСФСР» Русской республики и прямом вхождении этих республик в СССР. Предложение было блокировано не только постоянным «железным» аргументом, что это усилит великорусский шовинизм. Высказывались опасения, что «оставшиеся в национальных республиках русские элементы будут стремиться во что бы то ни стало воссоединиться с выделенным ядром и раздирать государственно и территориально организм национальных республик и те из них, в которых примесь русского населения значительна (Башкирия, Татария), окажутся в невозможном положении». То есть самоопределение русского народа расценивалось как шовинизм, а самоопределение других народов — как необходимое условие их национального развития. Национальные интересы русских в автономных образованиях попросту игнорировались, да и говорилось о русских как о чем-то неодушевленном: «элементы», «примесь».
На Первом Всероссийском совещании по работе среди национальных меньшинств с участием «националов» — членов ВЦИК, ЦИК и других представителей национальных окраин, созванном по инициативе отдела национальностей при Президиуме ВЦИК РСФСР в январе 1927 года, ставился вопрос о повышении представительского статуса автономных республик в центральных органах власти РСФСР. Речь зашла и о статусе русского народа. Однако, как пишет об этом историк С. В. Кулешов на основе материалов архива Президента РФ, своеобразным рефреном совещания явилась фраза, произнесенная одним из его участников, — «Ванька прет». Была поставлена задача «бороться с русским Ванькой». Выдвижение вопроса о русской республике признали нецелесообразным в связи с тем, что это могло иметь последствия, от которых «мелким национальностям лучше не будет». О том, нужно ли это самому русскому народу, речь и не шла. Таким образом, заключает исследователь, «самостоятельным субъектом национальной политики русские не выступали, являясь преимущественно объектом большевистских экспериментов» (Родина. 1994. № 8).
Приведенные материалы вскрывают действительную причину опасности, грозящей Центру и «националам» в случае появления Русской республики. Очевидно, что русское руководство такой республики могло спутать все карты анациональных интернационалистов, закрепившихся у власти в столице, и формирующихся национальных элит в союзных республиках, поскольку интересы русской власти, как говорится, не всегда могли совпадать с другими интересами. Именно по этой причине создание русской республики и зародышей любой русской власти постоянно блокировалось партократическим режимом. Именно поэтому не только Ленин и Каменев в 1922 году, Сталин и Троцкий в 1923 и 1925 годах, Сталин, Берия и Маленков в 1949 году в печально знаменитом «ленинградском деле», и совсем недавно — Горбачев, «железно» (если использовать свидетельство его помощника А. С. Черняева), стояли против создания компартии РСФСР, против полного статуса России в качестве союзной республики. М. С. Горбачев на Политбюро так прямо и сказал: «Тогда конец империи».
Опасение это справедливо лишь в одном отношении. Благодаря гигантскому «весу» РСФСР полноправие России в ранге союзной республики автоматически обеспечивало бы ее лидеру первое место среди руководителей национальных образований, означая фактический конец бесконтрольной власти главы Союза ССР. Конец империи, которым стращал, но которого больше всего страшился тогдашний президент, означал всего лишь его конец как «императора». Всесильный «русский патриот-интернационалист» опасался того же. Особенно явственно это проявилось в сталинских расстрелах «русских националистов» — члена Политбюро ЦК ВКП(б), заместителя Председателя Совета Министров СССР Н. А. Вознесенского, члена Оргбюро, секретаря ЦК А. А. Кузнецова, члена Оргбюро ЦК, Председателя Совета Министров РСФСР М. И. Родионова, кандидата в члены ЦК, первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попкова и многих сотен других «ленинградцев», принявших за чистую монету громкий тост вождя «за здоровье русского народа» на приеме 24 мая 1945 года в честь командующих войсками Красной Армии и увидевших в национальной идее не очередной тактический маневр, а смысл жизни и прямое руководство к действию.
Суть обвинений была незатейливой: «ленинградцы», по свидетельству А. И. Микояна, приведенному в его книге «Так было. Размышления о минувшем» (1999), были якобы «недовольны засильем кавказцев в руководстве страны и ждали естественного ухода из жизни Сталина, чтобы изменить это положение, а пока хотели перевести Правительство РСФСР в Ленинград, чтобы оторвать его от московского руководства». П. С. Попкову припоминали, что он в разговорах со «встречными и поперечными» «агитировал» за создание, по образцу других союзных республик, компартии России со штаб-квартирой в Ленинграде, за перевод туда правительства РСФСР. О Вознесенском говорили как о будущем председателе Совета министров РСФСР, о Кузнецове — как о первом секретаре ЦК КП РСФСР, о Жданове — как о генеральном секретаре. У обвиняемых были и другие прегрешения, но главные, «и “кавказцы”, и желание отдалить руководство России от руководства СССР были рассчитаны на Сталина: он охотно клевал на такие вещи». И тут он легко поддался внушению: «Если из его рук уходит российская партия и российская государственность, то он остается генералом без армии».
К сожалению, глава нынешней России находится в положении, напоминающем сталинское и горбачевское. Он не видит возможности стать «русским президентом» без риска утратить право называться «президентом россиян». Оставаясь же в этом последнем качестве, он не заинтересован иметь рядом с собой и помимо себя официального выразителя интересов русской нации. Эта дилемма объясняет, почему нынешняя верховная власть России сохранила важнейшее отрицательное свойство бывшей власти и стесняется своей «русскости». В этом же кроется действительная причина той легкости, с которой в стране с преобладающим русским населением живет совершенно немыслимая при нормальном положении вещей русофобия.
Порой она рождает ситуации прямо-таки трагифарсовые. К примеру, Эмиль Паин, будучи заместителем начальника Аналитического управления Президента РФ, принципиально не соглашался с утверждением о разделенности русской нации после распада СССР. «Это самая компактная нация в мире, — говорил он. — В государственной внешней политике идея разобщенности народа всегда используется для воссоединения земель. У России такой политики нет» (Российские вести. 1995. 16 декабря). Кажется, что логика в этом утверждении присутствует, однако она вынуждает отрицать очевидное. Другой пример. 13 ноября 1991 года на встрече с журналистами в «Белом доме» тогдашний вице-президент РСФСР заявил: «Я напрочь не согласен с выступлением Г. Х. Попова на съезде “Демократической России” в том духе, что следует “распустить РСФСР” потому, что я русский в отличие от него. Я хочу видеть великую Россию свободных народов». Заявление сразу же привлекло внимание прессы. Но осуждено было не предложение пожертвовать своей собственной страной, а русская национальная точка зрения вице-президента: «На посту, который позволяет в случае чего заменить заболевшего, скажем, Ельцина, находится...» страшно подумать кто! «Впервые администратор столь высокого ранга позволил себе такой примечательный аргумент»! «Вице-президент... высказался как органический шовинист», заявил Л. М. Баткин, потребовав публичного извинения от вице-президента (Megapolis-express. 1991. 21 ноября). Таким образом, была проявлена готовность поступиться самим государством — Российской Федерацией, но не принципами и наследием «подлинного интернационализма». В адрес СССР Г. Х. Попов высказался еще определеннее: «То, что называлось Советским Союзом, — говорил он в декабре 1991 года, — всегда было формой господствующего положения русского народа в структуре той страны, в которой он живет. Это форма режима, и она должна быть разрушена». Трудно не согласиться с резким сравнением-оценкой подобного рода суждений, прозвучавшим из уст депутата Государственной Думы С. Н. Бабурина на парламентских слушаниях «О предупреждении проявлений фашистской опасности в Российской Федерации» 14 февраля 1995 года: «Цели, которые ставил себе гитлеровский режим 50 лет тому назад, для многих политиков святы».
Русофобия наших дней. Формы проявления этого феномена различны. Многие из них восходят к 20-м годам и более раннему времени. Фантастические черты приобретает абсолютизация известного положения о том, что «обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части русского настроения». Развитие этого наблюдения породило, например, такое обобщение Г. Померанца: «Каждый человек, попадающий на русскую сцену, начинает играть русскую роль, кто бы он ни был: Фальконе, Фонвизин, Левитан, Бенкендорф, Френкель или Троцкий. Тот, кто ассимилирован русской культурой, становится вероятной жертвой, а тот, кто ассимилирован российской политикой — вероятным палачом» (Ной. 1993. № 4). Любопытная «теория», предоставляющая алиби любому «обрусевшему инородцу» за всевозможные политические проделки. И до чего удобно: объявляй себя «обрусевшим», и всю вину можно списывать на русский народ.
Немалые усилия тратятся на разного рода «доказательства» того, что русской нации как таковой не существует. Либо она еще не сформировалась по какой-то причине («У нас не было Ренессанса. И именно поэтому мы до сих пор не можем сложиться в нацию», как написано в книге К. Касьяновой «О русском национальном характере», (1994). Либо она уже перестала быть нацией (русские «как реальная общность, обладающая единым специфическим национально-этническим самосознанием, уже не существуют», потому что в своем политико-психологическом прапрошлом, еще со времен легендарного племени «рось», общность эта шла «не путем выделения себя, а путем, прежде всего, определения других» (Независимая газета. 1992. 16 января). Некоторые «исследователи» вопрос этот решают еще кардинальнее. Они силятся доказать, что и сами предки нынешних русских — славяне появились на свет божий не столько сами по себе, сколько «стараниями неуклюжих псевдопатриотов». Книга М. Аджиева «Полынь половецкого поля» (1994), по мнению одного восторженного рецензента, якобы показывает, как “из вепсов, черемисов, кипчаков и других коренных народов России придворные ученые и политики сделали “славян”, целые пласты чужой культуры переданы славянам». Однако не следует забывать, что тот, кто отрицает русскую нацию, каким-либо иным способом выводя русских за пределы общих исторических закономерностей, тот отказывает им в праве на национальное самоопределение и строительство собственного национального государства.
Обновляются теории, «объясняющие» все прошлые и нынешние беды России ее извечной «отсталостью», «догоняющим» типом ее цивилизации. В одной из таких теорий российское общество изображается обществом промежуточного типа, «застрявшим» между двумя основными цивилизациями — традиционной и либеральной. Причина? — В недостатке творческих сил для перехода к либеральной цивилизации и постоянная готовность народа «смести всех, кто разрушает (или кажется, что разрушает) привычные формы жизни, превращает их из комфортных в дискомфортные». У российского общества якобы отсутствует «логика медиации», единственно способная обеспечивать постоянное повышение социальной эффективности цивилизации (А. С. Ахиезер). Но этот недостаток присущ, оказывается, не всем национальностям России. Л. Гозман и А. Эткинд утверждают: «Фактически все последнее столетие евреи играли в России важную роль культурного медиатора, воспринимающего навыки западной цивилизации и через сопротивление внедряющего их на отечественной почве» (Родина. 1990. № 2). Ф. Э. Шереги «открыл», что в нынешних условиях «русский этнос вновь вынужден прибегнуть к ядовито осуждавшейся Чаадаевым исторической практике, когда модель государственности заимствуется у другого (еврейского) этноса, стоящего у истоков современной цивилизации» (Вестник Российской Академии наук. 1995. Т. 65. № 1). О евреях, укрывающихся от нынешней российской смуты за границей, пишут: «Не евреи, а люди нормальной цивилизованной жизни и европейской культуры изгоняются из нашей страны». Делается устрашающее заключение: «Россия, которую покидают евреи, — это Россия, движущаяся к национал-социализму» (Русская идея и евреи. М., 1994).