117546 (765725), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Национальную политику в СССР во многом определили представления о советском федерализме. Федерация изначально представлялась здесь как форма перехода народов, стоявших на разных ступенях экономического и культурного развития, к полному государственному единству наций, к единой и нераздельной социалистической республике без выделения в ее составе частей по национальному признаку. В то же время федерация мыслилась как форма, обеспечивающая поэтапное сближение и слияние наций. Форсирование процесса, начиная с образования СССР и заметно ускоренное с конца 30-х годов, позволяет говорить о политике денационализции народов Союза. В 20-е годы и в начале 30-х в основе этой ультраинтернационалистической политики лежало известное ленинское положение об интернационализме большой нации. В середине 30-х годов, в условиях надвигавшейся войны и провозглашения победы социализма, было объявлено о преодолении недоверия между народами и торжестве дружбы, что было явной переоценкой действительности. В годы войны и послевоенные годы режима власти Сталина противоречивость национальной политики в СССР еще более усилилась. Этот период характеризуется грубым произволом в области национальной политики. За действительные и мнимые преступления отдельные представители, а некоторые народы Поволжья, Кавказа и Крыма в полном составе были выселены из мест своего исконного проживания, их национальная государственность ликвидирована.
Десталинизация национальной политики была половинчатой. Новые власти после 1953 года не сумели исправить даже явные ошибки сталинского режима. Своевременно не были решены проблемы бывших немцев Поволжья, крымских татар, турок-месхетинцев. Динамизм в развитии национально-государственной системы, характерный для 20—30-х годов (постоянное образование новых национально-государственных единиц, повышение их статуса, воодушевлявшее целые народы), в послевоенные годы был утрачен. Вместе с этим пропадала возможность приближения системы к своему оптимуму. Теория национальных отношений не получила какого-либо развития, в основе своей она оставалась сталинской. Правда, официозные теоретики национального вопроса перестали пугать народы перспективой полного слияния наций, однако из арсенала политики эта цель не исключалась.
В 60—80-е годы отечественная историография пополнилась большим количеством работ о советском народе как новой исторической общности людей. Идея этой общности находится в тесном родстве с высказанной в 1929 году в статье И. В. Сталина «Национальный вопрос и ленинизм» мыслью об общности наций, объединявшихся на определенном историческом этапе вокруг зональных экономических центров и использующих наряду с национальными язык межнационального общения. Однако развитие представлений об этом историческом феномене во многом сдерживалось традицией, в силу которой нацию полагалось относить непременно к разряду этнических общностей. Между тем мировая наука такого ограничения не знала, что позволяло ей избежать тотальной этнизации национальной проблематики. В конечном счете, принципы отечественной науки о нациях (нациологии, как предложено называть эту науку А. Г. Агаевым в 1992 году) не пошли впрок ни самой этой науке, ни народам страны. Наиболее негативным образом они сказались именно на трактовке советского народа как новой общности. С точки зрения международной терминологии, «советский народ» — это не менее правомерное понятие, чем «американский народ», «французский народ» и все прочие «народы», выражающие государственную принадлежность и обусловленную ею общность соответствующих групп человечества. Не было бы ошибкой и употреблять термин «советская нация» как эквивалент этатистского термина «советский народ». В СССР этот термин не применялся из-за опасений, что это могло-де означать «отмену» наций как этнических общностей. В итоге приверженность сталинскому определению нации сыграла свою негативную роль в распаде государства. Без собственной «нации» и равноценного этому понятию «советского народа» СССР в глазах многих его недоброжелателей (как зарубежных, так и доморощенных) оставался не более чем колониальной империей, обязанной в силу исторической закономерности сойти с мировой арены.
Новейшие революционеры повторяют старые ошибки в национальном вопросе. Возвращение к «ленинским принципам национальной политики» в период Хрущева — Горбачева на практике сводилось к попыткам возвратить представления и практику 20-х годов, когда ленинские принципы осуществлялись якобы всего последовательнее. Воскрешались имена оппонентов сталинской национальной политики, вроде бы лучше понимавших ленинские замыслы. Ни к чему хорошему такая десталинизация не привела и, на наш взгляд, привести не могла. Ибо такое возвращение к Ленину означало воскрешение иллюзий о возможности продолжить и ускорить движение к безнациональному коммунистическому обществу в конкретном государстве, существовавшем в форме союза суверенных национальных псевдогосударств при отсутствии собственной государственности у русских. Оптимизировать данную, освященную именем В. И. Ленина структуру отношений невозможно. Осознать это, также как и необходимость выработки принципиально новой схемы государственного устройства, в котором народы сохраняли бы свое естественное право вести национально-автономную жизнь и в такой же степени дорожили общегосударственным единством, лидеры СССР и всевозможных национальных гособразований оказались не в состоянии. Поэтому поиски новых путей разрешения российских национальных проблем продолжились уже без их участия.
Отыскивая эти пути, ученые и политики нащупывают новые основы российского народоустройства и политики, которая способствовала бы росту само- и взаимоуважения национальностей, вместо того чтобы питать рознь и подозрения. Наряду с оживлением представлений о нации как многоэтническом согражданстве единого государства (приоритет здесь следует, по-видимому, отдать кадетам), в наше время оживляются представления о нации как особой совокупности этносов. Из таких представлений исходили, например, дореволюционные ученые, утверждавшие, что русская нация включает великороссов, малороссов, белорусов и расширяется за счет принимающих христианство и ассимилирующихся представителей других российских народов.
П. А. Сорокин, профессор кафедры социологии Петербургского университета, высланный из России в 1922 году и завоевавший в Америке славу одного из основателей современной научной социологии (в 1964 г. он стал председателем Американской социологической ассоциации, что явилось актом высочайшего признания заслуг ученого), был верен таким представлениям вплоть до конца своих дней. «Русская нация, — писал он в 1967 году, — состоит из трех основных ветвей русского народа — великороссов, украинцев и белорусов — плюс “русифицированные” или ассимилированные этнические группы, входившие в дореволюционную Российскую империю и входящие теперь в Советский Союз». Общая численность русских в таком широком смысле слова, по данным переписи 1897 года, составляла 65,5 % от всего населения России. Название «инородцы» в широком же смысле давалось в то время всем «подданным неславянского племени» (28 %), а в более точном, юридическом значении к ним причислялись «некоторые племена, преимущественно монгольские, тюркские и финские, которые и по правам состояния и по управлению поставлены в особое положение». В общей сложности они насчитывали 6,6 % населения России. В отличие от основной части подданных государственный налог для инородцев заменялся особыми сборами (ясак, подать со скота, кибиточная подать). Инородцы пользовались также «особым правом управляться и судиться по своим обычаям, своими выборными родовыми старостами и родоначальниками, а общим судам подсудны лишь за более тяжкие преступления».
В русском зарубежье из представлений о российской нации как надклассовой совокупности всех национальностей российского государства в послевоенные годы исходили меньшевики. Известный меньшевистский деятель С. М. Шварц писал (1945), что «национальная проблема в России — это не проблема растворения национальностей в едином советском народе с постепенной утратой ими культурно-этнической индивидуальности, а проблема обеспечения свободного развития национальностей в рамках единой нации». Согласно программе НТС (1948), «нация есть органическое объединение людей (одного или нескольких народов), осознающих свое единство, творящих общую культуру, спаянных воедино общностью культуры, общностью духовных стремлений, государственных и экономических интересов, общим историческим прошлым и, главное, единым устремлением на будущее. Государство есть организация нации, в которой она находит свое наиболее полное выражение. Ни один народ, входящий в нацию, не теряет в ней своей творческой самобытности».
Сходные представления о российской нации, включающей все народы России, разделяла такая экзотическая часть российского зарубежья, как русские фашисты. Выйдя из студенческой среды в одном из центров дальневосточной российской эмиграции — Харбине и сменив несколько названий, эта сила пыталась предложить собственный вариант выхода из того тупика, в который, по ее мнению, завела Россию диктатура большевиков. В «Азбуке фашизма» (1934) провозглашалось: «Российские фашисты считают, что хотя основными элементами российской нации являлись великороссы, малороссы и белорусы... в российскую нацию входили также и другие народы России, принимавшие также участие в ее исторической жизни». Только в том случае, писали далее авторы «Азбуки», если все российские народы будут представлять собой «тесно спаянную семью, сознающую необходимость крепкого единения и сплоченности, можно создать мощное национальное государство», которое сможет не только противостоять всякому внешнему давлению, но и «обеспечить всей нации в целом и отдельным входящим в нее народам спокойствие и процветание».
В наше время постулат о надэтнической природе нации встречается в программных документах движений и партий разной политической направленности. Например, идеологи и теоретики клуба «Постперестройка» под руководством С. Е. Кургиняна утверждают: субъектом государственного строительства, способным сохранить и укрепить российское ядро, а затем строить вокруг него Большую и Великую Россию, может быть только нация. Под нацией при этом понимается «полиэтническая культурно-историческая общность, основанная на самоотождествлении с определенной культурой, признании ценностей созданного данной культурой государства и на общей исторической судьбе». Русская нация, составляющая более 85 % населения России, по убеждению этих идеологов, при своем самоопределении вправе требовать унитарного русского национального государства с культурными автономиями для национальных меньшинств; однако, учитывая традиционную российскую политику сбережения других культур и народов, русская нация может предложить другим нациям, проживающим на данной территории, жесткую федерацию без права выделения из состава России. Теоретики «постперестройки» утверждают, что такая формула есть благо и для всех этих наций, поскольку при удалении русского населения с их территорий, при вычитании русского компонента из их истории и культуры их ждет неизбежное культурное вырождение или поглощение более сильными соседями. Таким образом, «полиэтническая русская нация» мыслится здесь элементом национальной структуры населения России наряду с другими нациями (полиэтническими?) и (или) национальными меньшинствами. Неясных вопросов такие представления оставляют немало, хотя очевидно, что авторы на самом деле говорят о существовании двух категорий наций, одни (в данном случае одна) из которых могут выступать субъектом государственного строительства, другие не могут в силу исключительно количественных различий между ними. На наш взгляд, такая теория не обладает достаточной убедительностью. Вспомним, что в свое время Сталин в свои рассуждения о нации как субъекте государственного строительства вводил количественный критерий: национальная республика может-де рассчитывать на независимое существование вне СССР в случае, если ее население насчитывает «не меньше, а больше хотя бы миллиона». Теоретики постперестройки не делают и этого. Однако в отличие от Сталина они не могут рассчитывать на принятие их теории за истину без серьезной теоретической аргументации.
Весьма своеобразную полиэтничность обнаружили в русской нации коммунисты на третьей конференции Ленинградской областной организации КПРФ. В принятой ими резолюции заявлено «об исторической преемственности, самоценности русского государства как гаранта выживаемости всех народов России и соседних республик». Слово «русский» при этом предлагается воспринимать «как понятие, обозначающее не конкретную национальную принадлежность, а великий суперэтнос, связанный воедино общей исторической судьбой и общей суперкультурой. Тогда русский — это и великоросс, и белорус, и украинец, башкир, мордвин, еврей, бурят, татарин... То есть русские — это те, кто связан общей государственной территорией, как это было всегда, общей экономикой, общей культурой» (Правда. 1994. 11 февраля). Аргументация довольно неожиданная, никак не согласующаяся с прежними «ленинским» и «сталинским» пониманием сущности наций и интернациональных общностей, и говорит, скорее всего, о неудовлетворенности какой-то части коммунистов традиционным определением нации, признанием его недостаточности для анализа новой исторической ситуации. Для обозначения сообщества народов России с давних времен используется понятие «россияне», отказ от него без попытки какого бы то ни было обоснования явно неоправдан.
На представления о надэтническом характере нации опираются авторы «Манифеста возрождения России» (1994), созданного по инициативе Союза Возрождения России и Конгресса русских общин и претендующего на то, чтобы дать «русский национальный ответ» на ключевые вопросы национального и государственного строительства. «Манифест» не является документом какой-либо отдельной политической организации; он адресован государственно-патриотическому движению в целом. Главная цель Манифеста — обоснование идеологии объединения русских людей и разработка современной национальной идеи. Подробнее к этому сюжету мы обратимся позднее. Здесь же сделаем акцент на попытке авторов устранить многозначность употребляемых ныне понятий, связанных с национальными и этническими проблемами России. Под этносом (народом) ими понимается устойчивая социальная группа людей, сложившаяся на основе племенного родства, общности языка, существующей (или существовавшей) общности территории. Это понятие авторы закрепляют за народами, не достигшими высокого уровня развития. В отличие от них народы, обнаружившие способность построить высокую культуру, формируют нации, складывающиеся в процессе становления государства и укоренения высокоразвитой культуры. Далее утверждается, что «нация формируется вокруг этноса (группы родственных этносов), несущего на себе основную нагрузку государственного строительства и создания единого культурного пространства».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
