91327 (679871), страница 7

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 7)

Герои наши любили своих «сестричек», от­носились к ним с душевней ласковостью.

Разоблачая бездельников, уча сестёр бо­роться со злом. Пирогов советовал обращать внимание не только на худую сторону.

— Не нужно закрывать глаза на худое.— говорил Николай Иванович, — но не следует выбрасывать и хорошее. Если нельзя вырвать сразу с корнем всё худое, то надо уцепиться обеими руками, ногами и зубами за хорошее и не выпускать того, за что раз ухватились.

Жалующимся на трудность борьбы с зло­употреблениями Пирогов отвечал стихами Карамзина: Кто всё плачет, всё вздыхает,

Вечно смотрит сентябрем, Тот науки жить не знает.

—Посмотрите вокруг себя, — добавлял, он, имея в виду подъём общественного настрое­ния после смерти Николая I:— ведь новое потоком льётся к нашему старому. Старые мехи должны лопнуть, наконец, от нового вина.

Пирогов учил, что нельзя жить только на­стоящим. Надо уметь жить и в будущем.

—Без этого умения — беда,— говорил он— Одна попытка не удалась, надо попытаться сделать иначе. Но за сделанное однажды надо держаться крепко обеими руками.

Сестры держались. Они. по словам очевид­цев, выдерживали бомбардировку «с герой­ством, которое бы сделало честь любому сол­дату». На перевязочных пунктах и в госпита­лях они продолжали делать перевязки ране­ным, не трогаясь с места, когда бомбы летали у кругом и наносили присутствующим тяжёлые раны.

Николаю Ивановичу тяжело было наблю­дать «глупости и пошлости», какие делаются в штабе, видеть, «из каких ничтожных людей

состоят» штабы. «Это ли любовь к родине? гневно пишет Пирогов. — Это ли настоящая воинская честь? Сердце замирает, когда ви­дишь перед глазами, в каких руках судьба войны, когда покороче ознакомишься с ли­цами, стоящими в челе. Они, не стыдясь, не скрывая перед подчинёнными, ругают друг . друга дураками... Не хочу видеть моими гла­зами бесславия моей родины; не хочу видеть Севастополь взятым; не хочу слышать, что его можно взять, когда вокруг его и в нём стоит слишком 100 000 войска; — уеду, хоть и досадно. Доложи великой княгине, что я не привык делать что бы то ни было только для вида».

Николай Иванович готов бороться. Но трудно всё время преодолевать «укоренив­шиеся преграды, что-либо сделать полезное, преграды, которые растут, как головы гидры: одну отрубишь, другая выставится».

Сильно огорчает Пирогова сознание, что своим отъездом из Крыма он сыграет наруку именно тем, с кем боролся за честь родины, за славу отечества, за здоровье героев — за­щитников Севастополя. Он видит и другие последствия его отъезда. «О, как будут рады многие начальства здесь, которых я так же бомбардирую, как бомбардируют Севасто­поль,— когда я уеду. Я знаю, что многие этого только и желают. Это знают и при­командированные ко мне врачи, знают, что их заедят без меня, и поэтому, несмотря на все увещания и обещания, хотят за мною бежать без оглядки. Достанется и сестрам; уже и те­перь главные доктора и комиссары распускают слухи, что прежде, без сестёр, с од­ними фельдшерами, шло лучше. Я думаю, действительно для них шло лучше».

Хотелось быть сейчас в Петербурге в связи Со значительными переменами, ожидавшимися в стране после смерти императора Николая.

Пирогов выехал из Крыма 13 (1) июня 1855 года. В письме из Севастополя он просил жену заблаговременно поселиться с детьми на даче в Ораниенбауме. Николай Иванович хотел проехать прямо на дачу, чтобы избежать, необходимости делать в Петербурге визиты и принимать гостей с их докучными расспро­сами. Это не избавило Николая Ивановича от свидания с представителями влиятельных при­дворных и правящих кругов, среди которых на первом плане были брат царя великий князь Константин Николаевич и тётка его ве­ликая княгиня Елена Павловна, вдова Ми­хаила Павловича.

Вокруг этих лиц уже тогда группировались те представители придворной аристократии и правящей бюрократии, которые сознавали, что феодально-крепостнический строй должен уступить место либерально-консервативному. Главные обличительные речи Пирогова благо­склонно выслушивались в этом кругу, посте­пенно заполнявшем правительственные места своими ставленниками.

В этом же кругу охотно читались философ­ские трактаты Пирогова о назначении жен­щины-матери, о воспитании детей, о назначе­нии человека и т. п. Философские размыш­ления Пирогова были изложены им в обшир­ных письмах 1850 года к его невесте, Александре Антоновне Бистром, ставшей вскоре после того его женой. Эти трактаты распро­странялись в списках по всей России. Их с одинаковым сочувственным вниманием читала либеральные чиновники в петербургских го­стиных и ссыльные декабристы в сибирских захолустьях. Эти письма-трактаты в некото­рых отношениях соответствовали программе либеральных преобразований, которыми пра­вящий класс хотел парализовать разрастав­шееся перед: Крымской войной и усилившееся во время войны революционное движение.

Признавалось необходимым провести неко­торые реформы в государственном управле­нии. Николай Иванович был согласен с этим. Но пока война не кончилась, все мысли, все усилия должны быть сосредоточены на ар­мии. Слушая либеральных представителей правящего класса, он думал о больном и ра­неном защитнике отечества, стремился вер­нуться на театр войны. Теперь канцеляристы военно-медицинского ведомства не посмели задерживать отъезд Пирогова в Крым.

В конце августа 1855 года Николай Ивано­вич снова был на фронте. В числе других мо­лодых врачей с ним приехал туда только что окончивший университет Сергей Петрович Боткин, прославивший впоследствии русское имя на весь мир как гениальный клиницист.

28 июня был смертельно ранен на Малахо­вом кургане Павел Степанович Нахимов. Ещё раньше был тяжело ранен другой талантли­вый вдохновитель обороны Севастополя, воен­ный инженер Тотлебен. В конце августа пал Малахов курган. Героические защитники Севастополя — солдаты и матросы — были перс-биты вражескими снарядами или кучами ле­жали в палатках на Северной стороне, ожи­дая отправки в Симферополь для дальнейшей эвакуации.

Участь героического города была решена. Пирогов со своим штабом, как он называл работавших под его руководством врачей, се­стёр и фельдшеров, упорядочил, насколько можно было, уход за ранеными. Затем он пе­ренёс свою штаб-квартиру в Симферополь.

В юбилейной речи о Пирогове, в торжест­венном, заседании общества русских врачей. С. П. Боткин рассказал об этой деятельности Николая Ивановича, свидетелем которой он был: «Осмотрев помещение больных в Сим­ферополе, в котором тогда находилось около 18 тысяч, рассортировав весь больничный материал по различным казённым и частным зданиям, устроив бараки за городом, Пиро­гов не пропустил ни одного раненого без того или другого совета, назначая операции, те или другие перевязки. Распределив своих вра­чей по различным врачебным отделениям, он принялся за преследование злоупотреблений администрации... По распоряжению Николая Ивановича мы принимали на кухне мясо по весу, запечатывали котлы так. чтобы нельзя было вытащить из них объёмистого содержи­мого,— тем не менее...» и т. д.

Письма Николая Ивановича из второй его поездки в Крым отражают тяжёлые нрав­ственные переживания за родину, за её честь и славу, за её многострадальных героических сыновей. «Один акт трагедии кончился; начинается другой, который будет, верно, не так продолжителен, а там — третий. Вероятно, еще до зимы будет окончен и второй акт. О себе ничего не говорю, можно ли при таких событиях говорить о себе».

Пирогов был человек дела. Ни бодрости, ни головы он никогда не терял, Он сразу взялся за упорядочение госпитального хозяйства, сильно запущенного в его отсутствие. Даже самоотверженный труд сестёр не сумели — или не хотели — использовать для облегчения участи защитников родины.

Дела чисто военные тоже удручали. В своё время, после ухода Меншикова и назначения главнокомандующим М. Д. Горчакова, все честные патриоты облегчённо вздохнули. На­деялись, что при нём положение улучшится. Радовался и Николай Иванович.

Разочарование наступило очень скоро. «На этих днях я видел две знаменитые развали­ны,— писал. Пирогов жене:—Севастополь и Горчакова».

Однако Николай Иванович работал с обыч­ной энергией "и распорядительностью. Главной задачей момента было устройство транспорта раненых. В этом ему много помогли сестры, которые ожили с приездом своего начальника-защитника.

Сам Пирогов работал больше всех своих помощников. Во второй приезд в Крым он «...решился, — как писал жене, — жить не раз­деваясь. Не снимаю платье ни днём, ни ночью... Каждый день приходится осмотреть до 800 и до 1000 раненых, рассеянных по городу в 50 различных домах». При такой работе некогда было обдумывать внешнюю форму письменных требований, которые Пирогову приходи­лось по делам своих госпиталей посылать раз­ным начальникам. В одном из таких требова­ний — на дрова для отопления ледяных бара­ков — Николай Иванович вместо слов «имею честь просить» написал «имею честь предста­вить на вид».

Начальник госпитальной администрации, ко­торому была послана бумага, пожаловался князю Горчакову. «Вследствие этой жалобы,— пишет Николай Иванович — мы дров не полу­чили, но я за то получил резкий выговор сперва от Горчакова, а позднее — от самого государя».

Государь — Александр II — тоже, как и на­чальники-формалисты, хотел, чтобы всё было внешне благополучно. «Сегодня сюда ожи­дают государя, — писал Николай Иванович из Симферополя 28 октября ст. стиля, — и всё в ужасном движении; по улицам скачут и бе­гают; фонари зажигаются, караульные рас­ставляются; неизвестно, сколько времени он здесь пробудет, куда отсюда поедет. Горча­ков уже здесь. Все мои представления о гос­питалях и т. п., которые до сих пор не были исполнены и лежали в главной квартире, вдруг явились сюда на сцену, по крайней мере, на бумаге... посмотрим, что дальше будет».

Царь приехал, обошёл в сопровождении ге­нерал-штаб-докторов некоторые госпитали. Туда, где был Пирогов со своей общиной, Александра Николаевича не повели. Всё обо­шлось благополучно — к удовольствию Горчакова и его помощников. «Государь хотел остаться всем довольным, — сообщал Пиро­гов жене,— и остался, хотя многое не так хо­рошо, как кажется... Больные зябнут жестоко в бараках и госпитальных шатрах... вывоз де­лается с каждым днём труднее; а беспрестанно отписываюсь с главнокомандующим; и на бумаге всё идёт как нельзя лучше, но не на деле».

Позор родины ничему не научил царских генералов. Продолжалась прежняя неразбе­риха, усилилось воровство, яростнее стали атаки интендантских и госпитальных мародё­ров на Пирогова, его врачей и сестёр. Когда Николай Иванович требовал упорядочения го­спитальной администрации, начальство сооб­щало царю, что Пирогов мешает вести воен­ные операции, что он хочет быть главнокоман­дующим.

Пирогов не стремился к управлению воен­ными операциями, но армейская масса любила его и верила в него. Заботы Николая Ивано­вича о больных и раненых, его беззаветная преданность своему делу, самоотверженный труд; видимое даже неопытному глазу исклю­чительное мастерство у операционного стола окружили его имя легендами.

Любопытный эпизод передал свидетель хирургической деятельности Пирогова в Крыму в рассказе «Несколько случаев из жизни за­щитников Севастополя». Рассказ был напе­чатан в газете «Русский инвалид» № 115 за 1855 год. Пирогов отрезал стрелку Одесского егерского полка Арефию Алексееву размож­жённую» неприятельским ядром ногу. Стрелок перенес операцию, как герой. Когда остав­шийся отрубок был перевязан, Алексеев вы­нул из своей тряпицы два рубля и, подав один из них Николаю Ивановичу, сказал:

— Хорошо вы, ваше благородие, отрезали мне ногу; возьмите себе половину добра моего; дай вам бог здоровья.

Окружающие рассмеялись, а Пирогов объ­яснил больному, что ему за работу платы от оперированных не полагается. Алексеев скон­фузился, но тотчас оправился и попросил водки. Николай Иванович велел подать ему чарку. Выпив, раненый стрелок снова обра­тился к Пирогову:

— Велите уже дать по чарке и товарищам моим. Хорошо подобрали и славно несли до самого перевязочного пункта.

Грохот пушек затихал, усиливался скрип дипломатических перьев. Дело подходило к развязке. Героизм русских солдат внушил противнику уважение к храбрости и стойкости нашей армии. Неприятель убедился, что ему не удастся осуществить свои завоевательные кланы и что дальнейшие жертвы его будут напрасны,

Император Александр ІІ усердно замаливал в церквах ужасные грехи, совершённые в цар­ствование его "незабвенного родителя». Это, однако, не облегчало положения правитель­ства. Дела на внутреннем фронте требовали скорейшего заключения мира с врагом внеш­ним. Западноевропейская коалиция также Стремилась к миру.

Госпитали постепенно разгружались. Ни-колай Иванович мог уехать из Крыма. Расставаясь со своими сотрудниками, он воздал, должное сёстрам общины. В официальных от­чётах, в журнальных статьях, в «Историче­ском обзоре» деятельности сестер, в личных беседах он выдвигал на первый план огромную пользу для армии женского ухода за ране­ными воинами на фронте.

Всегда подчёркивая высокие нравственные качества женщин нашей страны, Пирогов за­являл, что поведение сестёр милосердия на театре войны, вопреки предсказаниям при­дворных циников, было примерным и достой­ным уважения. Их обращение со стражду­щими было самое задушевное. Весь строй их жизни, вся их деятельность были, в полном смысле слова, благородными.

После войны Пирогов напечатал этот «Исто­рический обзор» за границей. Он хотел вы­явить перед всем миром великие достоинства наших женщин, показать, как они горячо лю­бят родину, как жертвуют здоровьем и жизнью для армии. «Мы не должны, — писал Пиро­гов, — дозволить никому переделывать истори­ческую истину. Мы должны истребовать пальму первенства в деле столь благословен­ном и благотворном и ныне всеми принятом».

Великий учёный и патриот был горячим сто­ронником освобождения женщин от гнёта феодально-крепостнического строя. В работе женщин на пользу больных и раненых воинов Николай Иванович видел первый шаг к урав­нению их с мужчинами. Отстаивая в правя­щих кругах полноправие, он говорил, что на­стоящим образом понял значение женской работы во время Крымской кампании. Там Пирогов, по его словам, мог ежедневно убеж­даться, присматриваясь к «обдуманным суж­дениям и аккуратным действиям» сестёр, что «мужчины не умеют ни достаточно ценить, ни разумно употреблять природный такт и чувствительность женщин».

Характеристики

Список файлов реферата