91327 (679871), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

К атому времени в клинике Мойера оказа­лось четыре интересных хирургических случая. Профессор поручил этих больных Пирогову. Первой операцией Николая Ивановича в Юрьеве была литотомия. Эта операция прохо­дила с осложнениями даже у старых, опытных хирургов. Один из берлинских товарищей Пирогова, приехавший в Юрьев, рассказал о необыкновенной скорости, с которой Николай Иванович делал литотомию на трупах. В опе­рационную собралось много зрителей. Некото­рые вынули часы. Не прошло двух минут — камень был извлечён. Все, не исключая Мойера, были изумлены. Так же блестяще прошли дру­гие операции, порученные Пирогову.

Мойер был человек умный и порядочный. Он не только не досадовал на успехи своего уче­ника, но признал превосходство Пирогова и решил передать ему свою кафедру. Факультет одобрил решение Мойера. Но это противоре­чило уставу, по которому природные русские могли занимать в Юрьеве только кафедру рус­ского языка и словесности.

Дело перешло на усмотрение министра, и Пирогов отправился в Петербург. Во-первых, ему предстояло выполнить формальности для получения прав на профессуру вообще. Во-вторых, надо было ускорить дело с Юрьевской кафедрой.

В связи с первой процедурой Николай Иванович прочитал в специальной комиссии Академии наук лекцию на тему «О пластиче­ских операциях вообще, о ринопластике в особенности». Лекция показала старым учё­ным, что Николай Иванович вполне подготов­лен к профессуре, и ему выдали соответствен­ное удостоверение. Академики были поражены широтой взглядов Пирогова. Его убедили изложить свою лекцию письменно, и она была напечатана, тогда же в «Военно-медицинском журнале».

Второе дело, ради которого Пирогов при­ехал в Петербург, затянулось. Министр был занят своими личными вопросами и не мог думать о кафедре хирургии в Юрьеве.

Не желая терять времени, Николай Ивано­вич посещал петербургские госпитали и кли­ники, где сделал много блестящих операций. По просьбе врачей и профессоров он прочитал для них частный курс хирургической анато­мии. «Наука эта,— говорит Пирогов,— и у нас и в Германии была так нова, что многие не знали даже её названия».

Лекции продолжались шесть недель и при­влекли много слушателей. Пирогов изготовлял препараты на нескольких трупах, демонстри­ровал на них положение частей какой-либо области и тут же делал на другом трупе все операции, производящиеся на этой области, с соблюдением требуемых хирургической анато­мией правил. Этот наглядный способ особенно заинтересовал аудиторию. Он для всех был нов.

О двадцатипятилетнем учёном заговорила в столичных медицинских кругах: одни с изумлением и восторгом другие — с тайной завистью и открытым недоброжелательством.

Глава третья

НА КАФЕДРЕ

В конце концов, министр утвердил Пирогова, профессором Юрьевского университета. В пер­вых числах апреля 1836 года начались лекции Николая Ивановича в Юрьеве. Эти лекции за­воевали молодому профессору любовь и ува­жение слушателей.

Через год о Пирогове заговорили не только Юрьевские студенты, но весь тогдашний западноевропейский медицинский мир.

Русский учёный пришёл на кафедру не как чиновник научного ведомства, а как серьёзный искатель истины, как новатор и преобразова­тель науки. Вот как Пирогов излагает свой тогдашний взгляд на задачи профессора и его отношения к слушателям: «Для учителя такой прикладной науки, как медицина, имеющей дело прямо со всеми атрибутами человече­ской натуры (как своего собственного, так и другого, чужого, я), для учителя — говорю — такой науки необходима, кроме научных све­дений и опытности, ещё добросовестность, приобретаемая только трудным искусством самосознания, самообладания и знания чело­веческой натуры».

Вступив на кафедру, Пирогов «положил за правило ничего, не скрывать от учеников и, если не сейчас же, то потом и немедля откры­вать перед ними сделанную ошибку, будет ли она в диагнозе или в лечении болезни».

Закончив первый профессорский курс, моло­дой учёный решил ознакомить других научных деятелей со своими исследованиями и системой преподавания и выпустил в свет «Анналы» («Летопись») своей клиники за 1837 год. В интересном предисловии к этой книге много поучительного не только. Для начинающих врачей. С невероятной для того времени Смелостью Николай Иванович заявил, что каждый практический врач должен откровенно говорить о своих ошибках. «Откровенное и до­бросовестное описание деятельности даже малоопытного практика для начинающих врачей имеет - важное значение,— писал, между прочим, Пирогов.— Правдивое изложение его действий, хотя бы и ошибочных, укажет меха­низм самых ошибок и на возможность избег­нуть повторения, по крайней мере, там, где это достижимо».

. Исповедь молодого профессора вызвала страстные толки в России и за границей. Лишь немногие сумели оценить эту самокритику.

Большинство писавших о «Летописи» Пирогова отзывалось о ней злобно и враждебно.

Жрецы практической медицины из числа

имевших учёные звания негодовали на автора

«Летописи» за подрыв у публики авторитета

практического врача с большими доходами.

Некоторые из них воспользовались покаян­ными заявлениями Пирогова, чтобы подчерк­нуть ошибки молодого хирурга.

Через год Пирогов выпустил второй том «Летописей», который также снабдил преди­словием. В нём Николай Иванович говорит о господствующих в науке эгоизме и тщеславии, об отсутствии взаимного доверия у врачей разных стран. В последней фразе Пирогов имеет в виду «стремление старых врачей — из соображений материальных — скрыть свои до­стижения от молодых собратьев. А это при­носит вред и молодым медикам, и населению». «Наш святой долг,— пишет Николай Ивано­вич,— только путём открытого способа дей­ствия, непринуждённого и свободного призна­ния своих ошибок уберечь медицинскую науку, находящуюся ещё в детстве, от опасного господства мелочных страстей».

Что касается научного содержания обоих томов «Летописей» клиники профессора Пиро­гова, то в них разбирается 48 тем общей и частной патологической анатомии и хирургии. Имеется там описание воспалительных про­цессов вообще, гнойных и гангренозных про­цессов, распространённых в то время в хирургической клинике. Много внимания уде­лено патологонатомической характеристике различных болезненных процессов. Отношения студентов к Пирогову станови­лись с каждым днём всё более дружествен­ными. Каждую субботу, вечером, студенты ' собирались у профессора к чаю. Разговоры были всегда очень оживлённые, научные и не­научные, весёлые и остроумные.

Хирургическая практика Пирогова расши­рялась с поразительной быстротой, тем более что была бесплатной: он не только не брал денег с больных, но в поисках интересных случаев платил больным из своих средств. Начались паломничества в Юрьев больных из всех городов и местечек Прибалтийского края. Кроме того, в свободное от университетских занятий время Пирогов с ассистентами и уче­никами разъезжал по всем этим городам и сёлам. Он производил операции, делал вскры­тия трупов в госпиталях и читал для врачей частные курсы по отдельным вопросам хирур­гии и анатомии.

В Юрьевский период своей профессуры Пиро­гов выпустил несколько крупных научных трудов: 1) «Хирургическую анатомию артери­альных стволов и фасций» (было несколько изданий — с 1837 по 1881 год — на русском и других европейских языках); 2) два тома «Клинических анналов» (1836—1839 гг.); 3) мо­нографию о перерезке Ахиллесова сухожилия.

Первая из названных работ — самый круп­ный учёный труд Пирогова, доставивший ему мировую известность, имеющий жизненное значение и для нашего времени. В предисловии к этому труду Николай Иванович говорит о научной отсталости знаменитых немецких про­фессоров хирургии. «Предмет и цель его так ясны, что я мог бы не терять времени на предисловие и приступить к делу, если бы не знал, что и в настоящее время встречаются ещё учёные, которые не хотят убедиться в пользе хирургической анатомии. Кто, напри­мер, из моих соотечественников поверит мне,

если я расскажу, что в Германии можно встре­тить знаменитых профессоров, которые с кафедры говорят о бесполезности анатомиче­ских знаний для хирурга... Не личная не­приязнь, не зависть, к заслугам этих врачей... заставляют меня приводить в пример их за­блуждения. Впечатление, которое произвели на меня, их слова, до сих пор ещё так живо, так противоположно моим взглядам на науку и направлению моих занятий, авторитет этих учё­ных, их влияние на молодых медиков так велики,— что я не могу не высказать моего негодования по этому поводу. До поездки моей в Германию мне ни разу не приходила мысль о том, что образованный врач, основа­тельно занимающийся своей наукой, может сомневаться в пользе анатомии для хирурга».

Академия наук присудила тогда Пирогову за этот труд Демидовскую премию. Спустя больше полувека после выхода в свет «Хирур­гической анатомии» специалисты писали, что это классическое сочинение Николая Ивано­вича произвело огромное впечатление за гра­ницей и сохранит своё значение навсегда, так как в нём «выработаны прекрасные правила, как следует идти ножом с поверхности тела в глубину».

Советские специалисты отмечают, что из­ложенное в «Хирургической анатомии» учение о фасциях — ключ ко всей анатомии, что в этом и состоит гениальное открытие Пирогова, ясно и отчётливо сознававшего, революционизи­рующее значение своего, метода. В «Хирурги­ческой анатомии» система фасций рассматри­вается не как застывшая анатомическая догма, а как хирургическое руководство к действию.

Заслуженный профессор Военно-медицин­ской академии имени Кирова В. Н. Шевку-ненко писал в столетнюю годовщину выхода в свет «Хирургической анатомии», что в этом труде Пирогова дано классическое воспроиз­ведение всего того, что имеет существенное значение Для отыскания и перевязки любого артериального ствола.

Велико также значение третьего тогдашнего труда Пирогова — монографии об Ахиллесо­вом сухожилии (1840—1841 гг.). Во всех но­вейших сочинениях по этому вопросу работа Пирогова цитируется как классическая.

Имя Пирогова стало широко известно в на­учных кругах на родине и за рубежом. Но его гению было тесно в маленьком провинциаль­ном университете. Николаю Ивановичу хоте­лось работать в столице, где могли быть пол­ностью удовлетворены его научно-исследова­тельские и преподавательские интересы. Пирогова увлекала борьба за «оригинальность и са­мобытность» отечественной науки. Он хотел, чтобы русский народ не только не отставал от Запада, но опередил его.

Прогрессивная петербургская профессура пошла навстречу страстному стремлению Ни­колая Ивановича и подняла в 1839 году во­прос о приглашении его на кафедру хирургии в, Медико-хирургическую (Военно-медицин­скую) академию. Много старался об этом Юрьевский приятель Пирогова, друг В. А. Жу­ковского, профессор К. К. Зейдлиц. Но пере­ходу Пирогова в Петербург долго противился министр просвещения Уваров — в значитель­ной степени вследствие недовольства резко­стью молодого профессора в его отношениях с реакционным начальством.

Настойчивость Пирогова, вмешательство влиятельных петербургских профессоров, по­нимавших значение для науки перехода Ни­колая Ивановича в Петербург, одолели упрямство Уварова. В январе 1841 года Н.И. Пи­рогов был утвержден профессором Медико-хирургической академии. Весной он переехал в столицу.

Общество столичных врачей, насчитывавшее в своём составе многих заслуженных и учё­ных медиков с известными именами, устроило Пирогову торжественную встречу. Группа ста­рых профессоров Медико-хирургической ака­демии, видевшая в нём главным образом конкурента по частной медицинской практике, отнеслась к Николаю Ивановичу неприязненно.

Хотя Николай Иванович страстно добивался перевода в Петербург и профессура в Медико-хирургической академии стоила ему тяжёлой и упорной борьбы, он всё же предъявил на­чальству военно-медицинского ведомства ряд требований, вытекавших из желания поднять русскую науку на высшую ступень. Он поста­вил условием своего перехода учреждение в составе академии новой кафедры госпитальной хирургии с хирургической клиникой при ней.

«Облагородить госпиталь, — заявил Пирогов в одной из своих многочисленных записок министерство, — привести его к истинному идеальному назначению, соединить в нём приют для страждущего вместе с святилищем науки можно только тогда, когда практическая деятельность к нему принадлежащих врачей соединена будет с изустным преподаванием при постели больных для учащегося юноше­ства».

Условие было принято. Новая кафедра была учреждена. По плану Пирогова был также создан при Медико-хирургической ака­демии анатомический институт. Это было пер­вое учреждение такого рода не только в Рос­сии, но и во всём мире.

Проект Пирогова встретил сильное проти­водействие со стороны отсталых профессоров. Но автор проекта был человек целеустремлён­ный и настойчивый в осуществлении намечен­ного им. Николай Иванович добился учреж­дения Анатомического института. Конферен­ция академии предложила ему быть директо­ром нового учреждения.

Пирогов принял эту должность, но тоже на определённых условиях. «Самою высшей для меня наградой, — писал он в заявлении на имя конференции, — я почёл бы убеждение, что мне удалось доказать нашим врачам, что анатомия не составляет, как многие думают, одну только азбуку медицины, которую можно без вреда забыть, когда мы научимся кое-как читать по складам; но что изучение её так же необходимо для начинающего учиться, как и для тех, которым доверяется жизнь и здо­ровье других».

Мысль Пирогова работала в различных на­правлениях, сводившихся к определенной цели — усовершенствованию науки, распро­странению в отечестве передовых знаний, применению новейших достижений науки при лечении больных. Пирогов хотел поставить отечественную ме­дицину на большую высоту. Но условия ра­боты противоречили стремлениям этого убеж­дённого 'новатора науки. Под его клинику были отведены, по словам официального историка академии, очень ветхие, крайне не­удобные здания, не отвечавшие самым сни­сходительным требованиям гигиены. Во мно­гом, самом необходимом, они уступали аре­стантскому отделению госпиталя. Такими были и другие помещения, отведённые новому профессору. Николай Иванович упорно доби­вался изменения этой обстановки.

Профессор Пирогов был силён не только в самокритике, он выступал с самой резкой и обстоятельной критикой положения вещей в Медико-хирургической академии, обличал плохую постановку дела в военно-санитарном ведомстве вообще.

Чиновникам это пришлось, не по нраву и не по обычаям. Они привыкли присваивать зна­чительную часть средств, отпускаемых из го­сударственной казны для лечения больных и подготовки врачей, считали, что госпитальное имущество и все продукты составляют их лич­ную собственность, и вступили в жестокую борьбу с неугомонным новатором и нарушите­лем их воровских традиций. Наглость чинов­ников дошла до того, что они пытались офи­циально объявить гениального учёного сума­сшедшим. Но Пирогов был силён в борьбе правотой и сознанием огромной пользы своей научно-практической деятельности для отече­ства.

Враги Николая Ивановича были посрамлены и вынуждены на коленях в торжественной об­становке просить у него извинения за клевет­нический навет. Однако они продолжали поль­зоваться всякой оплошностью Пирогова, пре­небрегавшего формальностями в своих сноше­ниях с бюрократическим начальством, и ме­шали ему спокойно работать. Пытались также предать его суду за нарушение канцелярских правил при выписке лекарств для клиники и т. п.

Всё это было безуспешно, хотя в борьбе с Пироговым канцелярские чиновники имели поддержку некоторых профессоров, отсталых в научном отношении, равнодушных к поста­новке преподавания и подготовке врачей, но весьма ревностных в получении доходов от медицинской практики. А доходам этих про­фессоров — хирургов и не хирургов — угрожал большой ущерб.

Николай Иванович приехал в Петербург с репутацией чудесного доктора. Его врачебная практика увеличивалась со дня на день. К нему приходили больные с самыми разнооб­разными недугами. В числе его пациентов были люди всех классов и всех слоев населе­ния—от полунищих крестьян из пригородов до членов царской семьи. Полнейшая доступ­ность знаменитого профессора, простота его, редкое бескорыстие, доброта и ласковость в обращении с детьми привлекли к нему общую любовь и создали огромную извест­ность.

Характеристики

Список файлов реферата