91327 (679871), страница 5

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 5)

Сокращённое изложение текста «Топографи­ческой анатомии» напечатано в распростра­нённом журнале «Отечественные записки» (1860 год). Николай Иванович излагает в этой статье основные принципы своего труда. Как во всей своей исследовательской деятельности, он и здесь имел в виду главным образом приложения научных открытий к практической медицине.

«Я видел на моём веку,— пишет Пирогов,— много врачей, которые, зная порядочно обыкновенную описательную анатомию, имели чрез­вычайно сбивчивое понятие о положении же­лудка и ободошной кишки, и при исследованиях живота у больных постоянно смешивали положение этих двух частей кишечного ка­нала... В начале 1850 г. я, к полному осуще­ствлению моей мысли, решил издать полное систематическое изложение разрезов всего тела... Меня поддерживала мысль, что приду­манным мною способом я мог изложить с не­известной доселе точностью положение всех частей тела...

Господствующая мысль моего труда проста. Она состоит в том, чтоб посредством значи­тельного холода, равняющегося не менее как 15° R, довести все мягкие части трупа до плотности твердого дерева... Доведши труп до плотности дерева, я мог и обходиться с ним точ­но так же, как с деревом; мне нечего было опа­саться ни вхождения воздуха по вскрытии по­лостей, ни распадения их. Я мог самые нежные органы распиливать на тончайшие пластинки. Мне нужно было исследовать положение ча­стей в трёх главных направлениях: в попереч­ном, продольном и переднезаднем, и я распи­ливал каждую полость на верхнюю и нижнюю, на правую и левую и на переднюю и на заднюю половины...

Во время моих занятий я напал на мысль сделать ещё другое приложение холода к топографической анатомии. Мне представилась возможность посредством заморожения изу­чить положение, форму и связь органов, не распиливая их в различных направлениях, а обнажая их на замороженном трупе, подобно тому, как это делается и обыкновенным спо­собом. Конечно, этого нельзя сделать без помощи долота, молотка, пилы и горячей воды. Подобно тому как в Геркулане откры­вают произведения древнего искусства, за­литые оплотневшею лавою, так точно нам нужно в замороженном трупе обнажать и вы­лущать органы, скрытые в оледеневших слоях».

Дальше следует рассказ о том, как Пирогов еще в 1853 году представил в Парижскую академию пять выпусков своего атласа "опа-графической анатомии». Об этом труде рус­ского учёного было сделано в заседании Французской академии 19 сентября того же года сообщение, напечатанное в её протоко­лах. Спустя три года французский анатом Ле-жаyдр представил в Парижскую академию несколько таблиц, выполненных по тому же методу сечения замороженных трупов, и по­лучил Монтионовскую премию.

Об этом было напечатано в тех же прото­колах той же академии, но о Пирогове здесь не упоминалось. «Мой труд как будто бы не существовал для академии», — пишет Николай Иванович и добавляет иронически, намекая на Крымскую войну: «Я ничем другим не могу объяснить это забвение, как восточным вопро­сом, в котором вероятно и парижская акаде­мия, по чувству патриотизма, приняла деятельное участие. Но оставим в покое вопрос о пер­венстве. Нужно решить сначала, стоит ли о нём спорить и принесли ли исследования заморо­женных трупов хоть какую-нибудь пользу науке». Ответ на это дала наша Академия наук, присудившая в 1880 году Пирогову за «Топографическую анатомию» полную Демидовскую премию.

Зимой 1851 года Пирогов изложил на лек­ции в Медико-хирургической академии новый способ костно-пластической операции ноги. В следующем году сообщение об этом появи­лось в печати. Одна идея костно-пластической операции могла бы, по заявлению многих ав­торов, обессмертить имя Пирогова, если бы у него не было других заслуг перед наукой и человечеством. Её достоинство, как определял сам Николай Иванович, не только в способе ампутации (вырезание повреждённого органа), а в остеопластике. «Важен принцип,— пишет он в «Началах военно-полевой хирургии», — что кусок одной кости, находясь в соединении с мягкими частями, прирастает к другой и служит и к удлинению, и к отправлению (дей­ствию) члена».

Операция Пирогова описывается в учебни­ках хирургии всего мира, ей отведено значи­тельное место в энциклопедиях и других спра­вочниках. Однако признание она получила не сразу. За рубежом отнеслись к идее русского учёного отрицательно. «Между французскими и английскими хирургами есть такие, — писал Пирогов в 1865 году,— которые не верят даже в возможность остеопластики, или же припи­сывают ей недостатки, никем кроме них самих

не замеченные; беда, разумеется, вся в том, что моя остеопластика изобретена не ими». Остеопластическая операция Пирогова посте­пенно завоевала всеобщее признание.

Еще при жизни Пирогова швейцарские, не­мецкие, американские, наконец, прежние противники остеопластики — французские хи­рурги — признали достоинства идеи русского учёного и сообщали о десятках случаев сча­стливого исхода операции по его способу. В наше время её делают гораздо чаще, чем во времена Пирогова.

Большое значение для характеристики Пи­рогова, как учёного гражданина и честного наставника, имеют его работы «Об успехах хирургии в течение последнего пятилетия» (1849 год), «Отчёт о хирургических операциях с сентября 1852 по сентябрь 1853 гг.», «О трудности распознавания хирургических болезней и о счастий в хирургии, объясняемых наблюде­ниями и историями болезней» (1854 год). В последней, довольно обширной, монографии Николай Иванович обращал внимание меди­цинской администрации и общества на то, что требование счастливого результата операции от молодых хирургов может принести пагуб­ный вред больным. Желание показать товар лицом «побуждало бы врачей скрывать истин­ную историю болезни и заставило бы, в погоне за более удачным результатом, выписывать больных возможно скорей, как бы излечен­ных». Пирогов настаивал на научном исследо­вании болезни. Он приводит примеры «трудно­стей, встречаемых тем, кто без... дипломатии и без суеверия, на пути чисто учёном, хочет быть счастливым врачом и оператором». Излагает случаи, интересные для поучения на­чинающих врачей. Сообщает примеры из своей практики, где «только верности распознава­ния» больной «обязан тем, что не лишился жизни под ножом».

Пирогов заявляет, что только осторожное и внимательное исследование приводит к счаст­ливым результатам. Это, однако, не значит, что врач должен стоять у кровати больного «робко и недоверчиво». Успех достаётся врачу сме­лому и решительному, но только в том случае, если он не ограничивается изучением одной из­бранной им узкой специальности. «Нужно... обращать на всё самое тщательное внимание и ни малейшей вещи не оставлять без исследо­вания».

Упорно и настойчиво борясь с защитниками устарелых научных взглядов, с противниками движения вперёд, Пирогов не щадил также ничьих самолюбий, не считался с положитель­ными сторонами деятельности своих против­ников, с их заслугами перед наукой, с их че­ловеческими слабостями. Это создало ему, кроме массы врагов в мелочной чиновной среде, много недругов в профессорских и вра­чебных кругах.

Вот как объяснил эту сторону характера Пирогова, при его жизни, знаменитый русский клиницист С. П. Боткин, близко знавший гени­ального хирурга: «В анатомическом театре и клинике Николай Иванович не успел вырабо­тать в себе способности скрывать своё нрав­ственное превосходство перед людьми. Это было, по-видимому, причиной того, что вскоре же по приезде Пирогова в Петербург чувство зависти к этому большому человеку перешло в озлобление. Обожаемый своими учениками и всеми, близко знавшими Николая Ивановича, он был ненавидим известной частью нашей медицинской корпорации, не прощавшей ему его нравственного превосходства и той прав­дивости, которой отличался Николай Иванович в течение всей своей 50-летней служебной деятельности».

Противники Пирогова прибегали к самым низменным приёмам, чтобы выжить его из Медико-хирургической академии. Полагая, что это уменьшит авторитет Николая Ивановича среди больных, они надеялись избавиться та­ким путём от конкурента в медицинской прак­тике. Ложь, клевета, подкуп тёмных, невеже­ственных больных—всё пускалось ими в ход. Натравили даже на гениального хирурга про­дажного журналиста, агента жандармов Фад­дея Булгарина.

Еще великий Пушкин заклеймил подлое предательство Булгарина по отношению к своему родному польскому народу, писал о его грязной роли в русской литературе и пре­смыкательстве перед реакционными мини­страми Николая I, Выступив в своей мерзкой газете с несколькими клеветническими стать­ями против личности Пирогова (1848 год), этот презренный журналист имел наглость писать, что великий русский учёный, пролегавший но­вые пути к мировой науке, оплодотворявший своими идеями отечественную и зарубежную медицину, присваивает себе мысли иностран­ных специалистов.

Оставляя без внимания личные нападки, Николай Иванович не мог пропустить клевету на его научную деятельность. Он потребовал через Академию наук обуздания клеветника, позорящего русское национальное достоин­ство. Булгарину пришлось просить извине­ния.

Недруги Пирогова внешне смирились, но продолжали исподтишка свой поход против него. Травля, интриги, клевета удручали Пиро­гова, делали пребывание в Медико-хирургиче­ской академии несносным. Но оставить науку и преподавание он не мог.

Мысль об отдыхе и покое вообще была чужда Николаю Ивановичу. Ему было всего 43 года. Он был полон творческих замыслов. В нём кипела энергия организатора-новатора науки. Гражданин и патриот, он не мог отка­заться от борьбы с общественным злом. Он хотел не только лечить болезни отдельных лю­дей, но вскрывать язвы родины в целом, спо­собствовать исцелению её недугов.

Наука была в представлении Пирогова тесно связана и переплетена с окружающей жизнью. Оторванная от общественных запро­сов и нужд, она могла стать для него затхлым склепом. В таких условиях, он чувствовал бы себя ещё хуже, чем в окружении прямых врагов и скрытых недругов, натравливавших на него жандармского прислужника Булга­рина.

И всё-таки гениальному русскому учёному пришлось уйти. Крепостническое помещичье правительство вело страну в неизменном управлении; рабство для крестьян, угнетение для рабочих и образование для избранных. Страна задыха­лась под гнётом тупого, злобного царского самодержавия.

Передовые круги общества понимали весь ужас положения страны при таком правитель­стве. Даже убеждённый монархист Н. Кутузов в записке, поданной Николаю I еще в 1841 го­ду, писал: «Быстрое обогащение лиц в челе (во главе) управления поразило антоновым огнём все нервы, движущие состав государ­ственный, и ниспровергло остатки нравствен­ности в правлении». Перечислив бедствия, по­стигшие трудовое население страны в связи с неурожаем 1840 года, автор записки подчёр­кивает, что причина всех зол в плохом управ­лении: «Все внимание главных (начальников) обращено на очистку бумаг для представления в отчётах блестящей деятельности, когда сущ­ность управления в самом жалком положении».

При таком положении вещей техника во всех областях народного хозяйства в России была развита очень слабо. Это отразилось на способности страны защищаться от враже­ского нашествия. Но захватническая политика царской России вовлекла страну в 1853 году в войну с Турцией. Это была война не только с Турцией. Против России постепенно образо­вался единый фронт западноевропейских дер­жав. Англия, Турция, Франция и Италия воевали с Россией открыто; Пруссия и Австрия держались формально в стороне, но в крити­ческие моменты оказывали на ход войны дав­ление в пользу коалиции врагов России.

Глава четвертая

В СЕВАСТОПОЛЕ

Дела в Крыму шли плохо по тупости глав­ных начальников. Положение русского сол­дата было ещё хуже: его не только подстав­ляли почти безоружным под удары против­ника, но обкрадывали здорового, урезывая скудный паёк, грабили больного и раненого, уменьшая ничтожные порции и отпуская фальсифицированные лекарства.

Не было вовремя палаток, одеял, мяса, сухарей, корпии, медикаментов. Не было за­бот о здоровом солдате и уходе за больным.

После одного большого сражения штабное начальство приказало перевести всех раненых и ампутированных в специально отведённое для них помещение, но ничего не успели при­готовить к приёму больных. Когда привезли туда раненых, полил сильный дождь, продол­жавшийся три дня. Матрацы плавали в грязи, всё под ними и около них было насквозь про­мочено. Оставалось сухим только то место, на котором солдаты лежали не трогаясь, при малейшем же движении они попадали в лужи. Больные дрожали, стуча зубами от хо­лода. У некоторых показались последователь­ные кровотечения из ран. Врачи могли оказы­вать им лечебную помощь не иначе, как стоя на коленях в грязи. Смертность от голода, болезней и ран была огромная. Всё это было известно в столице. Занимавший при Александре II высокие государственные посты П. А. Валуев писал по поводу Крымской войны: «Зачем завязали мы дело Н. И. ПИРОГОВ не рассчитав последствий, или зачем не приготовились, из осторожности, к этим послед­ствиям? Зачем встретили войну без винтовых кораблей и без штуцеров? Зачем надеялись на Австрию и слишком мало опасались англо-французов? Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, везде противоположение правитель­ства народу». Это писалось в обзоре царство­вания Николая I через несколько недель после его смерти. Очерк Валуева получил тогда са­мое широкое распространение в списках.

Честные люди болели душой за родину, за героя-солдата, за славу отечества. Все спо­собные носить оружие стремились на театр войны.

Характеристики

Список файлов реферата