pushkin (638886), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

В Москве поэт встречался с друзьями - Вяземским, Чаадаевым, поэтами Баратынским и Веневитиновым. Часто эти встречи происходили в салоне З. А. Волконской. «В Москве дом княгини З. А. Волконской был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей современного общества…- вспоминает П. А. Вяземский, - помнится и слышится еще, как она в присутствии Пушкина и в первый день знакомства с ним пропела элегию его, положенную на музыку Геништою:

Погасло дневное светило,

На море синее вечерний пал туман.

Пушкин был живо тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства. По обыкновению, краска вспыхивала в лице его. В нем этот детский и женский признак сильной впечатлительности был несомненное выражение внутреннего смущения, радости, досады, всякого потрясающего ощущения».

В салоне Волконской Пушкин с восхищением слушал поэтические импровизации Адама Мицкевича. Он оказывал польскому поэту глубочайшее уважение. Мицкевич отвечал Пушкину искренней дружбой.

В последствии в стихотворном отрывке « Он между нами жил…» Пушкин вспоминал о беседах с Мицкевичем:

Мы его любили. Мирный, благосклонный,

Он посещал беседы наши. С ним

Делились мы и чистыми мечтами

И песнями (он вдохновенен был свыше,

И с высоты взирал на жизнь). Нередко

Он говорил о временах грядущих,

Когда народы, распри позабыв,

В великую семью соединятся,

Мы жадно слушали поэта.

« Пушкин- первый поэт своего народа: вот что дает ему право на славу»,- говорил Мицкевич.

В Москве останавливался он в это время, большею частью, у одного из самых коротких ему людей П. В. Нащокина. Чрезвычайно любопытны рассказы по­следнего об образе жизни поэта нашего во время его приездов в Москву, в последние годы его холостой жизни и во все продолжение женатой. Из слов П. В. Нащокина можно видеть, как изменились привычки Пушкина; как страсть к светским развлечениям, к разноречивому говору многолюдства смягчилась и нем потребностями своего угла и семейной жизни. Пушкин казался домоседом. Целые дни проводил он и кругу домашних своего друга, на диване, с трубкой во рту и прислушиваясь к простому разговору, в котором дела хозяйственного быта стояли часто на первом плане. Надобны были даже усилия со стороны забот­ливого друга его, чтоб заставить Пушкина не преры­вать своих знакомств, не скрываться от общества и выезжать.

П. В. Нащокин был наследник громадного родо­вого имения, гвардейский кавалерийский офицер, при­нятый в лучшем обществе, он удивлял многих обста­новкою своей холостой квартиры и своими рысаками, и своими экипажами, выписанными прямо из Вены, и своими вечерами, на которых собирались литераторы, художники, артисты и французские актрисы... Деньги ему были ни по чем. Умный, образованный человек со вкусом, он бросал их, желая покровительствовать ху­дожникам и артистам. Он любил жить и давал жить другим... Он покупал все, что попадало ему на глаза и останавливало чем-нибудь его внимание: мраморные вазы, китайские безделушки, фарфор, бронзу — что ни попало и сколько бы ни стоило; в особенности до­рого ему обходились бенефисные подарки актрисам. Причудам его не было конца, так что однажды за ма­ленький восковой огарок, пред которым Асенкова учи­ла свою лучшую роль, он заплатил ее горничной шальную цену и обделал в серебряный футляр, кото­рый вскоре подарил кому-то из знакомых.

Время шло, миновала юность, «полдень мой настал»,— говорил о себе Пушкин, а он все еще оставался скиталь­цем, одиноким, без семьи. Временами он подумывал о женитьбе, и весьма серьезно. Среди женщин, которые его любили, бесконечно преданных ему, была Анна Ни­колаевна Вульф, дочь П. А. Осиновой, но эта девушка не пробудила в нем ответного чувства. Осенью 1826 года в Москве Пушкин познакомился с дальней своей род­ственницей Софьей Пушкиной, милой и красивой девуш­кой, и сразу в нее влюбился, но за ней уже давно уха­живал другой молодой человек — В. А. Панин. Тогда же Пушкин попросил ее родственника, с которым подру­жился, В. П. Зубкова, сосватать его с Софьей. Однако при этом Пушкин, всегда склонный к самоанализу, писал о себе: «Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т. е. познать счастье. Ты мне говоришь, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное мое счастье заботит меня, — могу ли я не быть счастливейшим из людей, на­ходясь близ нее, но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, ее ожидает, я содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать ее столь счастливой, как мне того хотелось бы. Моя жизнь, доселе такая кочую­щая, такая бурная, мой характер — неровный, ревнивый, подозрительный, буйный и слабый одновременно — вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. — Сле­дует ли мне связать с судьбой столь печальной, с харак­тером столь несчастным — судьбу столь нежного, столь прекрасного существа?.. Боже мой, как она хороша! и как смешно было мое поведение по отношению к ней! Доро­гой друг, постарайся изгладить дурное впечатление, которое оно могло на нее произвести,—скажи ей, что я благоразумнее, чем выгляжу...»

Но брак не состоялся: Софья Пушкина вышла замуж за Панина. Одно время Пушкин был сильно увлечен Екатериной Ушаковой и подумывал о женитьбе на ней. Не менее серьезным было и увлечение поэта Анной Оле­ниной. Однако все его планы кончились неудачей.

В конце 1828 или в начале 1829 года Пушкин на балу у танцмейстера Иогеля познакомился с Натальей Нико­лаевной Гончаровой, которой было тогда шестнадцать лет. Ее изумительная красота, поэтическая внешность очаро­вали его, и он страстно влюбился в молодую девушку, испытывая, по его словам, нетерпение сердца, «пьяного от счастья». Около двух лет продолжались его попытки уговорить будущую тещу Наталью Ивановну отдать за него дочь. Эта скупая до чрезвычайности, злобная и свар­ливая женщина, измученная полоумным мужем, все это время терзала Пушкина, то требуя свидетельства о его политической благонадежности, то без конца жалуясь на свою бедность и невозможность тратиться на приданое (на это Пушнин и рассчитывал: под видом займа он дал ей затем для покупки приданого одиннадцать тысяч). Наталья Ивановна третировала Пушкина, устраивала оскорбительные сцены, иногда доводила его до исступле­ния, но любовь поэта превозмогла все. 16 апреля 1830 года он обратился с письмом к Бенкендорфу, прося выдать ему нечто вроде свидетельства о благонадежности: «Госпожа Гончарова - боится отдать свою дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у государя...» Бенкендорф вскоре ответил Пушкину письмом, в кото­ром лицемерные уверения в том, что будто бы за поэтом не было полицейского надзора, а было лишь «отеческое попечение», сочетались с намеками на то, что положение Пушкина зависит от него самого: «В нем не может быть ничего ложного и сомнительного, если только вы сами не сделаете его таким». Это и было свидетельством, нуж­ным будущей теще,—Бенкендорф писал; «Я уполномо­чиваю вас, милостивый государь, показать это письмо всем, кому вы найдете нужным». В этом же письме со­общалось: «Его императорское величество с благосклон­ным удовлетворением принял известие о предстоящей вашей женитьбе и при этом изволил выразить надежду, что вы хорошо испытали себя перед тем как предпринять этот шаг и в своем сердце и характере нашли качества, необходимые для того, чтобы составить счастье женщины, особенно женщины столь достойной и привлекательной, как м-ль Гончарова». Последний комплимент был сде­лан в расчете на то, что он дойдет до Натальи Николаев­ны: ведь письмо Пушкин покажет ей и ее матери. Ни­колай всегда замечал красивых женщин, видел он на балу и Наталью Николаевну: впоследствии он сделает так, чтобы она бывала на придворных балах постоянно...

Пушкин не строил себе иллюзии, думая о будущей своей жизни и возможности счастья. В откровенном, ис­полненном горечи и тяжелых предчувствий письме, на­писанном матери будущей жены вскоре после того, как было сделано предложение, Пушкин писал: «Только при­вычка и длительная близость могли бы помочь мне за­служить расположение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со временем её привязанность, но ничем не могу ей поправиться; если она согласится отдать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокой­ного безразличия ее сердца. Но будучи всегда окружена восхищением, поклонением, соблазнами, надолго ли со­хранит она это спокойствие? Ей станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала, ей заключить другой, бо­лее равный, более блестящий, более достойный ее союз; — может быть, эти мнения и будут искренни, но уж ей они, безусловно, покажутся таковыми. Не возникнут ли у нее сожаления? Не будет ли она тогда смотреть на меня как на помеху, как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко мне отвращения? Бог мне свиде­тель, что я готов умереть за нее; но умереть, для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на дру­гой день выбрать себе нового мужа, — эта мысль для меня — ад.

Перейдем к вопросу о денежных средствах; я придаю этому мало значения. До сих пор мне хватало моего со­стояния. Хватит ли его после моей женитьбы? Я не по­терплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала лишения, чтобы она не бывала там, где она призвана блистать, развлекаться. Она вправе этого требовать. Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, все, чем я увлекался в жизни, мае вольное, полное случайностей существование, И все же не станет ли она роптать, если положение ее в свете не будет столь блестящим, как она заслуживает и как я того хо­тел бы?

Вот в чем отчасти заключаются мои опасения. Трепещу при мысли, что вы найдете их слишком справед­ливыми».

О своих сомнениях и тревогах Пушкин писал прия­телю Н. Н. Кривцову: «Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, ве­роятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью».

После долгих проволочек мать Натальи Николаевны все-таки дала согласие на брак. Согласилась она, оче­видно, скрепя сердце: Пушкин ничем ей не импониро­вал—не было у него ни высокого чина, ни состояния. Вероятно, отчасти на ее решение повлияло письмо Бен­кендорфа, в котором сообщалось, что царь «благосклонно» смотрит на эту женитьбу.

В прозаическом наброске 1830 года «Участь моя ре­шена. Я женюсь...». ( с элементами явно автобиографичес­кими (подзаголовок «С французского»—условный), мно­гие детали совпадают с фактами жизни Пушкина, а кое-что соответствует его размышлениям о женитьбе в письмах этой поры. Здесь рассказано о переживаниях жениха в ожидании «решительного ответа», о том, как «мать заговорила о приданом», о невесте же одно за­мечание: «Наденька подала мне холодную, безответ­ную руку». О думах Натальи Николаевны Пушкину в то время, видимо, ничего не было известно. Вероятно, он предполагал, что она выполняет волю матери или, вы­ходя за него, рада выбраться из кошмара, который царил в доме родителей. Судя по свидетельствам современни­ков, Наталья Николаевна была не только необычайно кра­сива, но и добра. Насколько она была умна, способна ли была оценить Пушкина как поэта? Нам это неизвестно, но все-таки обращает на себя внимание тот факт, что в пись­мах к ней Пушкин никогда не пишет ни о своих твор­ческих замыслах, ни о литературе вообще. М. А. Корф, враждебно относившийся к Пушкину, злорадствовал:

«Прелестная жена, которая любила славу своего мужа более для успехов своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире...» Но не будем задер­живаться на характеристике жены Пушкина, — он ее любил, любил преданно и самозабвенно.

18 февраля 1831 года венчание Пушкина с Н. Н. Гончаровой в Москве в церкви Старого Вознесения на Никитской улице.

«Исполнились мои желанья. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец».

« Мадонна».1830 год.

В мае Пушкины уехали в Петербург, затем в Царское Село. Жизнь молодоженов первое время была безоблач­ной. На прогулках все обращали внимание на поэта и его жену, блистающую красотой. Пушкин чувствовал себя счаст­ливым, но вскоре его жизнь сильно осложнилась. Женитьба не устранила душевного неуюта.

Так закончился самый длительный период жизни поэта в Москве. В последующие годы – с 1831 года по 1836 год – Пушкин кратковременно посещал Москву. За это время поэт был в Москве тоже во­семь раз, поэтому я упомяну о них коротко, в хронологическом порядке.

Характеристики

Список файлов сочинения