15186-1 (588723), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Однако ни в 70-е, ни даже в 80-е годы западная корпорация не обрела качественно нового облика. Для того, чтобы превратиться из той “адаптивной” корпорации, какой ее описывал О.Тоффлер, в компанию “креативную”, о которой сегодня уже можно вести речь, должны были завершиться процессы превращения большей части ее персонала в работников, занятых преимущественно интеллектуальной деятельностью (knowledge-workers), а также сформироваться в обществе в целом и внутри компаний в частности новые ценностные ориентиры социального взаимодействия.
Первому фактору принадлежит ведущая роль. Сегодня крупные компании индустриального типа уже не контролируют производство в прежней мере. 500 американских компаний, обеспечивавших в начале 70-х годов около 20 процентов ВНП США, сегодня производят не более одной десятой такового, а экспорт из США в 1996 году наполовину состоял из продукции компаний, в которых было занято 19 и менее работников, и только на 7 процентов — из продукции компаний, применяющих труд более 500 человек. Характерно, что подобным трансформациям мы обязаны не столько деструкции крупных корпораций, сколько исключительно быстрому развитию новых компаний, действующих, как правило, в наиболее высокотехнологичных отраслях. В США, где венчурный капитал развит в большей степени, нежели в Европе, их успехи проявились с начала нынешнего десятилетия, в результате чего сегодня 15 из 20 самых богатых людей Соединенных Штатов представляют компании, возникшие в течение последних одного-двух десятков лет — Microsoft, Metromedia, Dell, Intel, Oracle, Viacom, New World Communications. В середине 90-х бум перекинулся на Европу: объем венчурного капитала, увеличиваясь с 1973 года в странах ЕС на 35—45 процентов ежегодно, достиг почти 9 миллиардов долларов. В 1996 году был учрежден европейский фондовый индекс для высокотехнологичных компаний, EASDAQ, в листинге которого находились 26 компаний общей стоимостью 12 миллиардов долларов (в США в NASDAQ входили в середине 1998 года 5412 компаний с суммарной капитализацией в 2,1 триллиона долларов); рост европейского высокотехнологичного индекса составил примерно по 100 процентов и в 1997, и в 1998 году. Его германский и французский аналоги — Neuer Markt и Le Nouveau Marche — только в первой половине 1998 года обнаружили рост на 131и 85 процентов соответственно.
Особое внимание обращает на себя то, что новые компании обязаны своим феноменальным взлетом одному или нескольким людям — их основателям и владельцам, не утрачивающим контроля над своим детищем. Так, Б. Гейтс владеет сегодня 21 процентом акций Microsoft, оцениваемым более чем в 82 миллиарда долларов; М.Делл контролирует около трети акций компании Dell стоимостью около II миллиардов долларов; Дж.Безос составил состояние в 2 миллиарда долларов в качестве основателя Amazon.com, интернетовской компании по продаже книг; Д.Фило и Дж.Янг стали миллиардерами, будучи совладельцами не менее знаменитой Yahoo, а С.Кейз владеет значительным пакетом созданной им America-on-Line, рыночная стоимость которой оценивалась летом 1998 года в 27 миллиардов долларов.
При этом особое значение имеет тот факт, что управление работниками интеллектуальной сферы не сводится к доведению разного рода приказов до персонала, подобно тому, как это делалось в компании индустриального типа. В условиях, когда отдельные работники обладают всеми необходимыми навыками для создания готовых информационных продуктов, равно как и возможностями приобретения в собственность всех нужных им “средств производства”, объективно складывается ситуация, когда компания в большей мере нуждается в подобных сотрудниках, чем они в ней. Вот почему, когда “все меньше и меньше людей являются “подчиненными”, а все большее их число оказывается “коллегами””, руководству все чаще приходится “управлять работниками так, как если бы они были добровольцами”. Эта качественно новая степень свободы современного работника делает непригодными принципы управления, сформировавшиеся в корпорации индустриального типа. При этом даже в том случае, когда между руководством и персоналом устанавливается конструктивное взаимодействие, сохраняется ситуация, когда значительная (а порой и большая) часть рыночной стоимости компании определяется интеллектуальным капиталом ее работников и не находится под прямым контролем менеджеров. Именно это дает основание утверждать, что современная корпорация выступает чем-то большим, нежели простой совокупностью составляющих ее личностей, а новым императивом социального поведения становится, по словам Т. Парсонса, институционализированный индивидуализм.
Основой взаимодействия работников современной компании большинство исследователей называет установившееся между ними доверие (trust), на базе которого формируется ее так называемый социальный капитал. Указывая, что корпорации, отвечающие современным потребностям, не могут существовать вне нового типа поведения персонала, большинство авторов прямо утверждает, что новая хозяйственная система “основывается на технологиях, но складывается из взаимоотношений; она начинается с микропроцессора и заканчивается доверием”, что “американская демократия и американская экономика достигли столь больших успехов не от избытка индивидуализма или коммунитаризма, а от взаимодействия этих противоположных тенденций”. Качественно новые взаимоотношения между работниками компании становятся сегодня важным фактором повышения не только ее конкурентоспособности, но и ее рыночной стоимости. В той мере, в какой современные корпорации переходят от производства и продажи товаров к реализации услуг и информации, взаимоотношения внутри них становятся вполне очевидным экономическим благом, определяющим их позиции на рынке.
В результате возникает новая организационная модель, называемая нами креативной корпорацией. Ее деятельность организована уже не на основе решения большинства и даже не на основе консенсуса, а на базе внутренней согласованности ориентиров и стремлений. Впервые мотивы деятельности оказываются выше ее стимулов, а организация, базирующаяся на единстве мировоззрения и ценностных установок ее членов, становится наиболее гармоничной и динамичной формой производственного сообщества.
Креативная корпорация отличается от своих предшественников по целому ряду параметров.
Прежде всего она преодолевает внешние черты экономической целесообразности и отвечает в первую очередь постматериалистическим устремлениям и идеалам ее создателей. Начиная функционировать, созданная таким образом компания движима не только стремлением ее основателя предложить рынку принципиально новые услуги или продукты, но и ощутить самого себя в качестве творца уникальной социальной структуры. Как следствие, креативные корпорации строятся вокруг творческой личности, гарантирующей их устойчивость и процветание. Успех владельцев креативных корпораций обусловлен отнюдь не тем, что они контролируют большую часть капитала своих компаний, а тем, что, как основатели бизнеса, ставшего главным проявлением их творческих способностей, они несут за него высшую ответственность, олицетворяя в глазах общества в первую очередь созданный ими социально-производственный организм. Эти люди представляют собой живую историю компании, имеют непререкаемый авторитет в глазах ее работников и партнеров. Для них характерно отношение к бизнесу как своему творению, а отнюдь не только как к своей собственности. В силу этого креативная корпорация, как правило, не следует текущей хозяйственной конъюнктуре, а формирует ее. Ее продукция или услуги чаще всего оказываются наиболее наукоемкими и качественно новыми; при этом креативные корпорации не принимают форму диверсифицированных конгломератов, а сохраняют узкую специализацию, заложенную в начале их деятельности. Следует отметить, что возникновение и развитие креативных корпораций не устраняет прежних типов корпоративных структур, подобно тому, как, по словам Д.Белла, “постиндустриальное общество не может заместить индустриальное, и даже аграрное”, а лишь определяет тенденции, “углубляющие комплексность общества и развивающие природу социальной структуры”. Креативные корпорации обнаруживают возможность постоянно преобразовываться, давая жизнь новым и новым компаниям, так как в условиях, когда отдельные работники персонифицируют определенные процессы, не существует серьезных препятствий для выделения из компании новых самостоятельных структур, руководствующихся подобными же принципами.
Креативные компании, роль и значение которых с течением времени будет лишь возрастать, разительно отличаются от основанных на централизованном планировании и безоговорочном подчинении руководству компаний индустриального типа, культивируемых сегодня прежде всего в азиатском регионе. Столкновение традиционных и новых инвестиционных и производственных парадигм, различия между которыми сегодня стали очевидными, и обусловило, на наш взгляд, тот кризис, свидетелями которого все мы оказались в последние годы.
Время триумфа
Начало 90-х годов стало прелюдией ко второму кризису индустриальной модели, поразившему на этот раз уже не столько ресурсодобывающие регионы, сколько страны, ориентированные в своем развитии на максимальное наращивание массового производства потребительских товаров и промышленного оборудования. Он оказался обусловлен важнейшими изменениями в хозяйственной системе постиндустриального общества: переходом к информационной экономике, сменой инвестиционной парадигмы и формированием новой стратегии современной корпорации. Таким образом, описываемый период стал вторым по своей значимости актом становления самодостаточной постиндустриальной цивилизации, и, подобно тому как первый период умерил претензии ресурсодобывающих стран, второй резко ухудшил позиции новых индустриальных государств, исповедующих идею “догоняющего” развития. Рост конкурентоспособности постиндустриальных стран, особенно США, определяется сегодня тремя основными факторами.
Во-первых, в Соединенных Штатах и постиндустриальном мире в целом сосредоточен уникальный научно-исследовательский потенциал. Если среднемировое число научно-технических работников составляло в начале 90-х 23,4 тысячи на 1 миллион человек населения, то в Северной Америке этот показатель достигал 126,2 тысячи. Развитые страны контролировали 87 процентов из 3,9 миллиона патентов, зарегистрированных в мире по состоянию на конец 1993 года. Эти показатели свидетельствуют не только об абсолютном доминировании постиндустриального мира в качестве источника инноваций; они показывают, что США и Западная Европа стали основными операторами того рынка, стоимость обращающихся на котором товаров постоянно растет. Только с 1970 по 1990 год цены на потребляемую в развитых странах промышленную продукцию снизились почти на 25 процентов по сравнению с ценами услуг и информации, и эта тенденция лишь укрепляется в последнее время. Основными торговыми партнерами США выступают страны, где уровень оплаты труда фактически равен американскому или превосходит его; таким образом, изменив саму структуру импорта, постиндустриальный мир ослабил давление на свои рынки со стороны развивающихся государств. При этом в сфере производства высокотехнологичной продукции они не способны конкурировать с Соединенными Штатами, в первую очередь потому что низкие доходы работников в этой сфере являются не залогом выгодной рыночной позиции, а очевидной причиной дальнейшего отставания. Если, например, в Индии заработная плата высококвалифицированных программистов составляет около 6 тысяч долларов в год, то следствием становится не высокая конкурентоспособность индийского программного обеспечения, а рост иммиграции индийских специалистов в США, так как в стране с 2 компьютерами на 100 человек населения, количеством телефонов, не достигающим показателя одного лишь Лондона, и численностью пользователей Интернета, в полторы тысячи раз меньшей, чем в Соединенных Штатах, работники современных высокотехнологичных производств не в состоянии реализовать свой творческий потенциал. Возможности традиционной ценовой конкуренции сокращаются вместе со снижением роли индустриального сектора, и это становится первой важной причиной укрепления позиций США и Западной Европы в современной мировой экономике.
Во-вторых, радикально иной характер приобрела инвестиционная деятельность американских и европейских компаний за рубежом. Часто отмечается, что за последние тридцать лет доля американского экспорта в его общемировом объеме сократилась почти на треть; при ближайшем рассмотрении оказывается, однако, что доля американских ТНК в мировом промышленном производстве сохранялась на протяжении всего этого периода на неизменном уровне, составлявшем около 17 процентов. Таким образом, сокращение американского экспорта было компенсировано его ростом со стороны зарубежных отделений американских компаний. При этом объем средств, направляемых последними на НИОКР, повышался в 90-е годы на 10—25 процентов ежегодно, что более чем в пять раз превосходило темпы роста данного показателя в самих США. Таким образом, относительно низкая цена рабочей силы в развивающихся странах становится ныне не столько фактором повышения их собственной конкурентоспособности, сколько причиной еще более быстрого роста производственного и научно-технического потенциала западных корпораций. В результате дисбаланс торговли США с остальным миром сегодня в значительной мере преодолен; если оценивать доли отдельных регионов в американском экспорте и импорте, бросается в глаза почти полное сходство соответствующих диаграмм: ни один из основных торговых партнеров Соединенных Штатов не выделяется радикальным образом в качестве нетто-экспортера или нетто-импортера. Нельзя также не отметить, что большая часть американских капиталовложений относится к прямым инвестициям в производственный сектор или в научно-технические исследования, а производимая за границей продукция, как правило, реэкспортируется в США и Европу; вследствие этого возможное ухудшение конъюнктуры в развивающихся странах не способно оказать на эффективность этих инвестиций резко негативного воздействия.
В-третьих, внутреннее потребление товаров и услуг в постиндустриальном мире быстро растет. Между 1990 и 1997 годами в США внутренний торговый оборот вырос более чем на 40 процентов, причем наиболее быстро шло развитие потребительского рынка и сбыта продукции высокотехнологичных отраслей. Только с 1992 по 1997 год индекс уверенности в стабильности ситуации на рынке (index of consumer confidence), отражающий в конечном счете потребительские ожидания, вырос более чем в два раза, достигнув самого высокого значения с 1969 года. Огромные дополнительные средства американские граждане получили от непрекращающегося подъема котировок на фондовом рынке. Сегодня более 44 процентов американских семей держат в акциях средства, составляющие около 28 процентов их общего капитала, что превышает рекордный уровень, достигнутый в преддверии рецессии 70-х. В результате резкого повышения стоимости акций американских компаний финансовые активы национальных инвесторов выросли более чем на 10 триллионов долларов только за последние пять лет, причем большая часть этих средств была реинвестирована на внутреннем же рынке. Нельзя не отметить, что в условиях, когда значительная доля потребительских расходов приходится на приобретение услуг, в первую очередь в области здравоохранения и образования, которые не могут быть импортированы, постиндустриальные страны вполне естественным образом защищают себя от прежних форм международной конкуренции, обеспечивая дополнительный фактор стабильности своих национальных экономик.