Ф. Ницше Так говорил Заратустра (553418), страница 38

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 38)

Пусть, поистине, вы будете, вместе взятые, высшими людьми;

но для меня -- вы недостаточно высоки и недостаточно сильны.

Для меня это значит: для неумолимого, что молчит во мне,

но не всегда будет молчать. Если вы и принадлежите мне, то все

же не так, как правая рука моя.

Ибо кто сам ходит на больных и слабых ногах, подобно вам,

тот хочет прежде всего, знает ли он это или скрывает от себя:

чтобы щадили его.

Но ни рук моих, ни ног моих не щажу я, я не щажу своих

воинов: как же могли бы вы годиться для моей войны?

С вами погубил бы я всякую победу. И многие из вас упали

бы, услыхав громкий бой барабанов моих.

Также вы для меня недостаточно прекрасны и недостаточно

благородны. Я употребляю чистые и гладкие зеркала для учения

своего; а на вашей поверхности искажается даже собственный

образ мой.

Ваши плечи давит много тяжестей, много воспоминаний; много

злых карликов сидят, скорчившись, в закоулках ваших. Даже в вас

есть скрытая чернь.

И пусть вы высоки и более высокого рода: многое в вас

криво и безобразно. Нет в мире кузнеца, который мог бы

исправить и выпрямить вас.

Вы только мост: пусть высшие перейдут через вас! Вы

означаете ступени; не сердитесь же на того, кто по вас

поднимается на высоту свою!

Быть может, из семени вашего некогда вырастет настоящий

сын и совершенный наследник мой -- но это еще далеко. Сами вы

не те, кому принадлежит наследство мое и имя мое.

Не вас жду я здесь, в этих горах, не с вами спущусь я вниз

в последний раз. Только как предзнаменование пришли вы ко мне,

что высшие люди находятся уже на пути ко мне, --

-- не люди великой тоски, великого отвращения,

великого пресыщения и не те, кого назвали вы последним остатком

Бога.

-- Нет! нет! трижды нет! Других жду я здесь, в этих

горах, и без них не шевельну я ногой, чтобы уйти отсюда.

-- высших, более сильных, победоносных, более веселых,

таких, у которых прямоугольно построены тело и душа:

смеющиеся львы должны прийти!

О желанные гости мои, вы, странные люди, -- неужели вы еще

ничего не слыхали о детях моих? И что они находятся на пути ко

мне?

Говорите же мне о садах моих, о блаженных островах моих, о

новом прекрасном потомстве моем, -- почему не говорите вы мне о

них?

Об этом даре прошу я у любви вашей, чтобы говорили вы мне

о детях моих. Ими богат я, через них обеднел я: чего не отдал

я, --

-- чего ни отдал бы я, чтобы иметь лишь одно: этих

детей, эти живые насаждения, эти деревья жизни

воли моей и моей высшей надежды!"

Так говорил Заратустра и внезапно прервал речь свою: ибо

им овладела тоска его, и он сомкнул глаза и уста, так велико

было движение сердца его. И все гости его также молчали,

неподвижные и смущенные: один только старый прорицатель делал

знаки рукою и выражением лица своего.

Тайная вечеря

На этом месте прорицатель прервал приветствие Заратустры и

гостей его: он протеснился вперед, как тот, кому нельзя терять

времени, схватил руку Заратустры и воскликнул: "Но, Заратустра!

Одно бывает необходимее другого, так говоришь ты сам: ну

что ж, одно для меня теперь необходимее всего

остального.

Кстати: разве не пригласил ты меня на трапезу? И

здесь находятся многие совершившие длинный путь. Не речами же

хочешь ты накормить нас?

Кроме того, все мы уже слишком много говорили о

замерзании, утоплении, удушении и других телесных бедствиях: но

никто не вспомнил о моей беде, о страхе умереть с

голоду". --

(Так говорил прорицатель; но, когда звери Заратустры

услыхали слова эти, они со страху убежали. Ибо они видели, что

всего принесенного ими в течение дня будет недостаточно, чтобы

накормить досыта одного только прорицателя.)

"Включая сюда и страх умереть от жажды, -- продолжал

прорицатель. -- И хотя я слышу, что вода здесь журчит, подобно

речам мудрости, в изобилии и неустанно: но я -- хочу

вина!

Не всякий, как Заратустра, пьет от рожденья одну только

воду. Вода не годится для усталых и поблекших: нам

подобает вино -- только оно дает внезапное выздоровление

и импровизированное здоровье!"

При этом удобном случае, пока прорицатель просил вина,

удалось и королю слева, молчаливому, также промолвить слово. "О

вине, -- сказал он, -- мы позаботились, я с моим братом,

королем справа: у нас вина достаточно -- осел целиком нагружен

им. Так что недостает только хлеба".

"Хлеба? -- возразил Заратустра, смеясь. -- Как раз хлеба и

не бывает у отшельников. Но не хлебом единым жив человек, но и

мясом хороших ягнят, а у меня их два:

-- пусть скорее заколют их и приправят шалфеем: так

люблю я. Также нет недостатка в кореньях и плодах, годных даже

для лакомок и гурманов; есть также орехи и другие загадки,

чтобы пощелкать.

Мы скоро устроим знатный пир. Но кто хочет в нем

участвовать, должен также приложить руку, даже короли. Ибо у

Заратустры даже королю не зазорно быть поваром".

Это предложение пришлось всем по сердцу; только

добровольный нищий был против мяса, вина и пряностей.

"Слушайте-ка этого чревоугодника Заратустру! -- сказал он

шутливо. -- Для того ль идут в пещеры и на высокие горы, чтобы

устраивать такие пиры?

Теперь понимаю я, чему он некогда нас учил, говоря: "Хвала

малой бедности!", почему и он хочет уничтожить нищих".

"Будь весел, как я, -- отвечал Заратустра. -- Оставайся

при своих привычках, превосходный человек! жуй свои зерна, пей

свою воду, хвали свою кухню -- если только она веселит тебя!

Я -- закон только для моих, а не закон для всех. Но кто

принадлежит мне, должен иметь крепкие кости и легкую поступь,

-- находить удовольствие в войнах и пиршествах, а не быть

букой и Гансом-мечтателем, быть готовым ко всему самому

трудному, как к празднику своему, быть здоровым и невредимым.

Лучшее принадлежит моим и мне; и если не дают нам его, мы

сами его берем: лучшую пишу, самое чистое небо, самые мощные

мысли, самых прекрасных женщин!" --

Так говорил Заратустра; но король справа заметил:

"Странно! Слыханы ли когда-нибудь такие умные речи из уст

мудреца?

И, поистине, весьма редко встречается мудрец, который был

бы умен и вдобавок не был бы ослом".

Так говорил король справа и удивлялся; осел же злорадно

прибавил к его речи И-А. Это и было началом той продолжительной

беседы, которая названа "тайной вечерей" в исторических книгах.

Но за нею не говорилось ни о чем другом, как только о высшем

человеке.

О высшем человеке

1

Когда в первый раз пошел я к людям, совершил я глупость

отшельника, великую глупость: я явился на базарную площадь.

И когда я говорил ко всем, я ни к кому не говорил. Но к

вечеру канатные плясуны были моими товарищами и трупы; и я сам

стал почти что трупом.

Но с новым утром пришла ко мне и новая истина -- тогда

научился я говорить: "Что мне до базара и толпы, до шума толпы

и длинных ушей ее!"

Вы, высшие люди, этому научитесь у меня: на базаре не

верит никто в высших людей. И если хотите вы там говорить, ну

что ж! Но толпа моргает: "Мы все равны".

"Вы, высшие люди, -- так моргает толпа, -- не существует

высших людей, мы все равны, человек есть человек, перед Богом

-- мы все равны!"

Перед Богом! -- Но теперь умер этот Бог. Но перед толпою

мы не хотим быть равны. Вы, высшие люди, уходите с базара!

2

Перед Богом! -- Но теперь умер этот Бог! Вы, высшие люди,

этот Бог был вашей величайшей опасностью.

С тех пор как лежит он в могиле, вы впервые воскресли.

Только теперь наступает великий полдень, только теперь высший

человек становится -- господином!

Поняли ли вы это слово, о братья мои? Вы испугались:

встревожилось сердце ваше? Не зияет ли здесь бездна для вас? Не

лает ли здесь адский пес на вас?

Ну что ж! вперед! высшие люди! Только теперь гора

человеческого будущего мечется в родовых муках. Бог умер:

теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек.

3

Самые заботливые вопрошают: "Как сохраниться человеку?"

Заратустра же спрашивает, единственный и первый: "Как

превзойти человека?"

К сверхчеловеку лежит сердце мое, он для меня

первое и единственное, -- а не человек: не ближний, не

самый бедный, не самый страждущий, не самый лучший.

О братья мои, если что я могу любить в человеке, так это

только то, что он есть переход и гибель. И даже в вас есть

многое, что пробуждает во мне любовь и надежду.

Ваша ненависть, о высшие люди, пробуждает во мне надежду.

Ибо великие ненавистники суть великие почитатели.

Ваше отчаяние достойно великого уважения. Ибо вы не

научились подчиняться, вы не научились маленькому благоразумию.

Ибо теперь маленькие люди стали господами: они все

проповедуют покорность, скромность, благоразумие, старание,

осторожность и нескончаемое "и так далее" маленьких

добродетелей.

Все женское, все рабское, и особенно вся чернь: это

хочет теперь стать господином всей человеческой судьбы -- о

отвращение! отвращение! отвращение!

Они неустанно спрашивают: "как лучше, дольше и

приятнее сохраниться человеку?" И потому -- они господа

сегодняшнего дня.

Этих господ сегодняшнего дня превзойдите мне, о братья

мои, -- этих маленьких людей: они величайшая опасность

для сверхчеловека!

Превзойдите мне, о высшие люди, маленькие добродетели,

маленькое благоразумие, боязливую осторожность, кишенье

муравьев, жалкое довольство, "счастье большинства"! --

И лучше уж отчаивайтесь, но не сдавайтесь. И поистине, я

люблю вас за то, что вы сегодня не умеете жить, о высшие люди!

Ибо так вы живете -- лучше всего!

4

Есть ли в вас мужество, о братья мои? Есть ли сердце в

вас? Не мужество перед свидетелями, а мужество

отшельника и орла, на которое уже не смотрит даже Бог?

У холодных душ, у мулов, у слепых и у пьяных нет того, что

называю я мужеством. Лишь у того есть мужество, кто знает

страх, но побеждает его, кто видит бездну, но с

гордостью смотрит в нее.

Кто смотрит в бездну, но глазами орла, кто хватает

бездну когтями орла -- лишь в том есть мужество.

5

"Человек зол" -- так говорили мне в утешение все мудрецы.

Ах, если бы это и сегодня было еще правдой! Ибо зло есть лучшая

сила человека.

"Человек должен становиться все лучше и злее" -- так учу

я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека.

Могло быть благом для проповедника маленьких людей, что

страдал и нес он грехи людей. Но я радуюсь великому греху как

великому утешению своему.

Но все это сказано не для длинных ушей. Не всякое слово

годится ко всякому рылу. Это тонкие, дальние вещи: копыта овец

не должны топтать их!

6

О высшие люди, не думаете ли вы, что я здесь для того,

чтобы исправить то, что сделали вы дурного?

Или что хочу я отныне удобнее уложить вас спать,

страдающих? Или указать вам, беспокойным, сбившимся с пути и

потерявшимся в горах, новые, более удобные тропинки?

Нет! Нет! Трижды нет! Все больше все лучшие из рода вашего

должны гибнуть, -- ибо вам должно становиться все хуже и

жестче. Ибо только этим путем --

-- только этим путем вырастает человек до той высоты, где

молния порождает и убивает его: достаточно высоко для молнии!

На немногое, на долгое, на дальнее направлена мысль моя и

тоска моя -- что мне до вашей маленькой, обыкновенной и

короткой нищеты!

По-моему, вы еще недостаточно страдаете! Ибо вы страдаете

собой, вы еще не страдали человеком. Вы солгали бы, если

бы сказали иначе! Никто из вас не страдает тем, чем страдал

я. --

7

Характеристики

Список файлов учебной работы