Ф. Ницше Так говорил Заратустра (553418), страница 16

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 16)

дрожали: "ба, да тут родина всех красильных горшков!" -- сказал

я.

С лицами, обмазанными пятьюдесятью кляксами, -- так сидели

вы, к моему удивлению, вы, современники!

И с пятьюдесятью зеркалами вокруг себя, которые льстили и

подражали игре ваших красок!

Поистине, вы не могли бы носить лучшей маски, вы,

современники, чем ваши собственные лица! Кто бы мог вас --

узнать!

Исписанные знаками прошлого, а поверх этих знаков

замалеванные новыми знаками, -- так сокрылись вы от всех

толкователей!

И если даже быть испытующим утробы, кто поверил бы, что

есть у вас утробы! Из красок кажетесь вы выпеченными и из

склеенных клочков.

Все века и народы пестро выглядывают из-под ваших

покровов; все обычаи и все верования пестроязычно глаголят в

ваших жестах.

Если бы кто освободил вас от ваших покрывал, мантий,

красок и жестов, -- все-таки осталось бы у него достаточно,

чтобы пугать этим птиц.

Поистине, я сам испуганная птица, однажды увидевшая вас

нагими и без красок; и я улетел, когда скелет стал подавать мне

знаки любви.

Ибо скорее хотел бы я быть поденщиком в подземном мире и

служить теням минувшего! -- Тучнее и полнее вас обитатели

подземного мира!

В том и горечь моей утробы, что ни нагими, ни одетыми не

выношу я вас, вы, современники!

Все, что есть удушливого в будущем и что некогда пугало

улетевших птиц, поистине более задушевно и внушает больше

доверия, чем ваша "действительность".

Ибо так говорите вы: "Мы всецело действительность, и

притом без веры и суеверия"; так выпячиваете вы грудь -- ах,

даже и не имея груди!

Но как могли бы вы верить, вы, размалеванные! --

вы, образа всего, во что некогда верили!

Вы -- ходячее опровержение самой веры и раскромсание

всяких мыслей. Неправдоподобные -- так называю я

вас, вы, сыны действительности!

Все времена пустословят друг против друга в ваших умах; но

сны и пустословие всех времен были все-таки ближе к

действительности, чем ваше бодрствование!

Бесплодны вы; потому и недостает вам веры. Но кто

должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и звезды

знамения -- и верил он в веру! --

Вы -- полуоткрытые ворота, у которых ждут могильщики. И

вот ваша действительность: "Все стоит того, чтобы

погибнуть".

Ах, вот стоите вы предо мной с торчащими ребрами! И многие

из вас хорошо понимали это и сами.

И они говорили: "Кажется, Бог, пока спал я, что-то отнял у

меня? Поистине, достаточно, чтобы сделать из этого самку!

Удивительна скудость ребер моих!" -- так говорили уже

многие из людей настоящего.

Да, смех вызываете вы во мне, вы, современники! И в

особенности когда вы удивляетесь сами себе!

И горе мне, если бы не мог я смеяться над вашим удивлением

и должен был глотать все, что есть противного в ваших мисках!

Но я хочу отнестись к вам легче, ибо нечто тяжелое

должен нести я; и что мне за дело, если жуки и летучие гады

сядут на мою ношу!

Поистине, не станет же она от того тяжелее! И не от вас,

вы, современники, должна прийти ко мне великая усталость. --

Ах, куда же еще подняться мне с моей тоской! Со всех гор

высматриваю я страны отцов и матерей.

Но родины не нашел я нигде: тревожно мне во всех городах и

рвусь я прочь из всех ворот.

Чужды мне и смешны современники; к ним еще недавно влекло

меня сердце; и изгнан я из стран отцов и матерей.

Так что люблю я еще только страну детей моих,

неоткрытую, лежащую в самых далеких морях; и пусть ищут и ищут

ее мои корабли.

Своими детьми хочу я искупить то, что я сын своих отцов; и

всем будущим -- это настоящее! --

Так говорил Заратустра.

О непорочном познании

Когда вчера взошел месяц, я думал, что он хочет родить

солнце: так широко, как роженица, лежал он на горизонте.

Но он обманул меня своей беременностью; и скорее еще я

поверю, что месяц -- мужчина, чем что он -- женщина.

Конечно, мало похож на мужчину этот застенчивый

полуночник. Поистине, с нечистой совестью бродит он по крышам.

Ибо полон он похоти и ревности, этот монах в месяце, падок

он до земли и всех радостей влюбленных.

Нет, я не люблю его, этого кота на крышах! Противны мне

все, кто подкрадывается к полузакрытым окнам!

Набожно и молча бродит он по звездным коврам; но я не

люблю мужских ног, ступающих тихо, на которых не звенят даже

шпоры.

Праведна поступь любого правдивца; но кошка ходит по

земле, крадучись. Взгляни, по-кошачьи восходит луна и нечестно.

Это сравнение прилагаю я к вам, чувствительные лицемеры, к

вам, ищущим "чистого познания"! Вас называю я -- сластолюбцами!

Вы также любите землю и земное -- я хорошо разгадал нас!

-- но стыд в вашей любви и нечистая совесть, -- вы похожи на

луну!

В презрении к земному убежден ваш дух, но не ваше нутро; а

оно сильнейшее в вас!

И теперь стыдится ваш дух, что он угождает вашему нутру, и

крадется путями лжи и обмана, чтобы не встретиться со своим

собственным стыдом.

"Для меня было бы высшим счастьем -- так говорит себе ваш

пролгавшийся дух, -- смотреть на жизнь без вожделений, а не как

собака, с высунутым языком;

Быть счастливым в созерцании, с умершей волею, без

приступов и алчности себялюбия, -- холодным и серым всем телом,

но с пьяными глазами месяца!

Для меня было бы лучшей долею -- так соблазняет самого

себя соблазненный, -- любить землю, как любит ее месяц, и

только одними глазами прикасаться к красоте ее.

И я называю непорочным познание всех вещей, когда я

ничего не хочу от них, как только лежать перед ними, подобно

зеркалу с сотнею глаз". --

О вы, чувствительные лицемеры, вы, сластолюбцы! Вам

недостает невинности в вожделении; и вот почему клевещете вы на

вожделение!

Поистине, не как созидающие, производящие и радующиеся

становлению любите вы землю!

Где есть невинность? Там, где есть воля к зачатию. И кто

хочет созидать дальше себя, у того для меня самая чистая воля.

Где есть красота? Там, где я должен хотеть всею

волею; где хочу я любить и погибнуть, чтобы образ не остался

только образом.

Любить и погибнуть -- это согласуется от вечности. Хотеть

любви -- это значит хотеть также смерти. Так говорю я вам,

малодушные!

Но вот же хочет ваше скопческое косоглазие называться

"созерцанием"! А к чему можно прикоснуться трусливым глазом,

должно быть окрещено именем "прекрасного"! О вы, осквернители

благородных имен!

Но в том проклятие ваше, вы, незапятнанные, вы, ищущие

чистого познания, что никогда не родите вы, хотя бы широко, как

роженица, и лежали вы на горизонте!

И поистине, ваши уста полны благородных слов; и мы должны

верить, что и сердце ваше переполнено, вы, лжецы?

Но мои слова -- слова невзрачные, презрительные и

простые; и я люблю подбирать то, что на ваших пиршествах падает

под стол.

Все-таки я могу сказать истину им -- лицемерам! Да, мои

рыбьи косточки, раковины и колючие листья должны -- щекотать

носы лицемерам!

Дурной запах всегда вокруг вас и ваших пиршеств: ибо ваши

похотливые мысли, ваша ложь и притворство висят в воздухе!

Рискните же сперва поверить самим себе -- себе и своему

нутру! Кто не верит себе самому, всегда лжет.

Личиною Бога прикрылись вы перед самими собой, вы,

"чистые": в личине Бога укрылся ужасный кольчатый червь ваш.

Поистине, вы обманываете, вы, "созерцающие"! Даже

Заратустра был некогда обманут божественной пленкой вашей; не

угадал он, какими змеиными кольцами была набита она.

Душу Бога мечтал я некогда видеть играющей в ваших играх,

вы, ищущие чистого познания! О лучшем искусстве не мечтал я

никогда, чем ваши искусства!

Нечисть змеиную, и дурной запах скрывала от меня даль, и

что хитрость ящерицы похотливо ползала здесь.

Но я подошел к вам ближе: тогда наступил для меня

день -- и теперь наступает он для вас, -- кончились похождения

месяца!

Взгляните на него! Застигнутый, бледный стоит он -- пред

утренней зарею!

Ибо оно уже близко, огненное светило, -- его любовь

приближается к земле! Невинность и жажда творца -- вот любовь

всякого солнца!

Смотрите же на него, как оно нетерпеливо подымается над

морем! Разве вы не чувствуете жадного, горячего дыхания любви

его?

Морем хочет упиться оно и впивать глубину его к себе на

высоту -- и тысячью грудей поднимается к нему страстное море.

Ибо оно хочет, чтобы солнце целовало его и

упивалось им; оно хочет стать воздухом, и высотою, и

стезею света, и самим светом!

Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие

моря.

И для меня в том познание, чтобы все глубокое

поднялось -- на мою высоту! --

Так говорил Заратустра.

Об ученых

Пока я спал, овца принялась объедать венок из плюща на

моей голове, -- и, объедая, она говорила: "Заратустра не ученый

больше".

И, сказав это, она чванливо и гордо отошла в сторону.

Ребенок рассказал мне об этом.

Люблю я лежать здесь, где играют дети, вдоль развалившейся

стены, среди чертополоха и красного мака.

Я все еще ученый для детей, а также для чертополоха и

красного мака. Невинны они, даже в своей злобе.

Но для овец я уже перестал быть ученым: так хочет моя

судьба -- да будет она благословенна!

Ибо истина в том, что ушел я из дома ученых, и еще

захлопнул дверь за собою.

Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не

научился я, подобно им, познанию, как щелканью орехов.

Простор люблю я и воздух над свежей землей; лучше буду

спать я на воловьих шкурах, чем на званиях и почестях их.

Я слишком горяч и сгораю от собственных мыслей; часто

захватывает у меня дыхание. Тогда мне нужно на простор,

подальше от всех запыленных комнат.

Но они прохлаждаются в прохладной тени: они хотят во всем

быть только зрителями и остерегаются сидеть там, где солнце

жжет ступни.

Подобно тем, кто стоит на улице и глазеет на проходящих,

так ждут и они и глазеют на мысли, продуманные другими.

Если дотронуться до них руками, от них невольно

поднимается пыль, как от мучных мешков; но кто же подумает, что

пыль их идет от зерна и от золотых даров нивы?

Когда выдают они себя за мудрых, меня знобит от мелких

изречений и истин их; часто от мудрости их идет запах, как

будто она исходит из болота; и поистине, я слышал уже, как

лягушка квакала в ней!

Ловки они, и искусные пальцы у них -- что мое своеобразие

при многообразии их! Всякое вдевание нитки и тканье и вязанье

знают их пальцы: так вяжут они чулки духа!

Они хорошие часовые механизмы; нужно только правильно

заводить их! Тогда показывают они безошибочно время и

производят при этом легкий шум.

Подобно мельницам, работают они и стучат: только

подбрасывай им свои зерна! -- они уж сумеют измельчить их и

сделать белую пыль из них.

Они зорко следят за пальцами друг друга и не слишком

доверяют один другому. Изобретательные на маленькие хитрости,

подстерегают они тех, у кого хромает знание, -- подобно паукам,

подстерегают они.

Я видел, как они всегда с осторожностью приготовляют яд; и

всегда надевали они при этом стеклянные перчатки на пальцы.

Также в поддельные кости умеют они играть; и я заставал их

играющими с таким жаром, что они при этом потели.

Мы чужды друг другу, и их добродетели противны мне еще

более, чем лукавства и поддельные игральные кости их.

И когда я жил у них, я жил над ними. Оттого и невзлюбили

они меня.

Они и слышать не хотят, чтобы кто-нибудь ходил над их

головами; и потому наложили они дерева, земли и сору между мной

и головами их.

Так заглушали они шум от моих шагов; и хуже всего слушали

меня до сих пор самые ученые среди них.

Все ошибки и слабости людей нагромождали они между собою и

мной: "черным полом" называют они это в своих домах.

И все-таки хожу я со своими мыслями над головами

их; и даже если бы я захотел ходить по своим собственным

ошибкам, все-таки был бы я над ними и головами их.

Ибо люди не равны -- так говорит справедливость. И

чего я хочу, они не имели бы права хотеть! --

Так говорил Заратустра.

О поэтах

Характеристики

Список файлов учебной работы