Германский мастерер и его время (553387), страница 107
Текст из файла (страница 107)
такой отзыв мог вызвать неудовольствие у самого Хайдеггера: ведь и в его
представлении мышление и поэзия все более сближались - и в этой своей
общности помогали ему отрешиться от суетных склок современности. "Пастухи
живут невидимо и вне бесплодной опустошенной земли, от которой требуется
теперь уже только полезность в целях обеспечения господства человека"
(Преодоление метафизики [1], ВиБ, 191).
Сфера влияния Хайдеггера уже в двадцатые годы отнюдь не ограничивалась
университетской средой, а теперь и подавно - хотя в пятидесятые появилось
множество ординарных профессоров и претендентов на эту должность, которые
профанировали его идеи. На немецких кафедрах усердно "хайдеггерствовали",
кропотливо прорабатывали наброски Мастера, излагали свои неуклюжие
соображения по поводу "броска" (Wurf) и "брошенности" (Geworfenheit) [2],
превращали его грандиозную философию скуки в обыкновенную скучную философию
(например, устраивая схоластические диспуты о порядке экзистенциалов). Но
вовсе не эта шумиха сделала Хайдеггера подлинным "Мастером мышления"
пятидесятых - начала шестидесятых годов. Когда молодой Хабермас в статье для
"Франкфуртер альгемайне цайтунг", посвященной семидесятилетию Хайдеггера,
описывал воздействие идей этого философа, он особо подчеркнул тот факт, что
повсюду в стране, и прежде всего в сельской глуши, возникают "коллегии его
преданных почитателей". Кружки благоговейно внимающих слову Хайдеггера...
Несколько лет спустя Адорно в своем памфлете "Жаргон подлинности" [3]
изобразит схему хайдеггеровского успеха в виде краткой формулы:
"Иррациональность посреди рационального - вот тот климат, что царит на
предприятии по производству под-
1 Этот текст был опубликован в 1954 г., но содержит записи 1936- 1946
гг.
2 Эти понятия играют ключевую роль в философии Хайдеггера. См.,
например: "... "проект", набросок смысла, в своей сути "брошен" человеку.
"Бросающее" в "проекте", выбрасывании смысла - не человек, а само Бытие,
посылающее человека в эк-зистенцию бытия-вот как в существо человека"
(Письмо о гуманизме. ВиБ. С. 205).
3 Памфлет был опубликован в 1964 г.
538
линности". Суждению Адорно в данном случае можно доверять - климат на
предприятиях он изучал профессионально. "В Германии говорят и еще больше
пишут на жаргоне подлинности, этом опознавательном знаке приобретшей
общественную значимость принадлежности к числу избранных, - наречии
одновременно благородном и по-домашнему уютном; недо-язык как супер-язык
(Untersprache als Obersprache)... Он проник в философию и теологию (не
только ту, что пестуется в евангелических академиях), потом в педагогику,
народные школы и молодежные союзы, а теперь определяет даже высокопарный
стиль выступлений парламентских депутатов, то есть представителей нашей
экономики и управленческого аппарата. Будучи преисполненным претензий на
глубокую человеческую вовлеченность в происходящее, этот язык, тем не менее,
стандартизирован точно так же, как и тот мир, который он публично отрицает"
(9). В самом деле, фразеологические клише и терминологические компоненты
философии Хайдеггера как нельзя лучше подходили для того, чтобы,
позаимствовав некоторые из них, придать собственному выступлению
патетический характер - без урона для своей академической репутации.
Например, рассуждая о смерти, можно было, подобно Хайдеггеру, избрать
средний путь между экзистенциальной серьезностью и той разновидностью
философской эрудиции, которая склонна показывать, что ничто человеческое ей
не чуждо. Те же, кому было трудно говорить о Боге, но кто не мог обойтись
без упоминания анонимного духовного начала, охотно подхватывали
хайдеггеровский термин "Бытие", с ипсилоном или без такового. Хайдеггер был
для людей старшего поколения (часто принимавших трудность для восприятия за
признак особого глубокомыслия, "серьезности") такой же авторитетной фигурой,
как для более молодых - Камю или Сартр.
Однако критический взгляд Адорно, направленный на "немецкую идеологию"
тех лет, усматривал в "жаргоне подлинности" и в самом Мартине Хайдеггере,
который первым пустил в обиход слово "подлинность", нечто гораздо более
опасное: выражение одного из типов ментальности образованной части общества
- той ментальности, что предрасполагает к фашизму. Адорно начинает свое эссе
с анализа на первый взгляд безобидных хайдеггеровских терминов, таких, как
"требование" [1], "вызов", "встреча", "подлинный сказ",
1 Ср.: "Событие дает человеку, требуя его для себя, сбыться в его
собственном существе. О-существляя показывание как особленье, событие
оказывается проделыванием пути сказа к речи" (Путь к языку. ВиБ. С. 269).
539
"высказывание" [1], "послушность", "отношение" [2], - и показывает,
что, тщательно подбирая эти слова, можно инсценировать "вознесение слова до
небес" (13). Человек, дающий понять, что он принимает "вызов", решается на
"встречу", "послушен" и не боится (ко многому обязывающего) "отношения" с
бытием, претендует на то, что он призван для некоей высшей миссии, ибо
способен мыслить о "высшем". Это "сверхчеловек" - пусть до поры до времени и
не агрессивный, но сознающий свое превосходство над остальным, "управляемым"
миром. "Жаргон подлинности" облагораживает качества, которые свидетельствуют
лишь о профессиональной пригодности, превращая их в знак избранности.
"Подлинный" всеми силами доказывает свою состоятельность, он играет на
""вурлицком органе" [3] духа" (18).
В "Жаргоне подлинности" Адорно сводил счеты с духом времени, время
которого к моменту, когда была опубликована эта книга, то есть к середине
шестидесятых годов, собственно, уже истекло. То были годы канцлерства
Людвига Эрхарда [4]. А велеречивый жаргон процветал в патриархальную эпоху
Аденауэра, и ко времени, когда появился памфлет Адорно, уже началось
наступление "новой деловитости". "Клубы встреч" уступили место "залам
многоцелевого назначения", пешеходные зоны заполонили города, в архитектуре
торжествовал бункерно-тюремный стиль. Было открыто очарование "голого факта"
- как в философии, так и в секс-шопах; пройдет еще совсем немного времени, и
в мире дискурса возобладают разоблачения, "критическая критика", вопросы "с
подковыркой"...
1 Хайдеггера интересовало "высказывание, отвечающее осмысливаемому...
положению-вещей, т. е. событию" (Время и бытие. ВиБ. С. 403).
2 Ср.: "... слово "отношение" призвано туг сказать, что человек в своем
существе относится к тому существенному, что требует его, принадлежит,
послушен как осуществляющийся тому, что обращено к нему как вызов" (Из
диалога о языке. ВиБ. С. 290).
3 Орган с механическими регистрами, используемый в кинематографии для
имитации звуков грозы, дождя, автомобильных гудков и пр.
4 Людвиг Эрхард (1897-1977) - федеральный канцлер ФРГ в 1963-1966 гг.,
председатель ХДС в 1966-1967 гг.
Техника жаргона характеризуется, среди прочего, и тем, что
принадлежащие к жаргону слова звучат так, "как если бы подразумевали нечто
более высокое, нежели то, что они непосредственно значат" (11). Но так
звучат и некоторые пассажи адорновского текста - с той лишь разницей, что
Адорно инсценирует не "вознесение до небес", а низвержение в адские бездны.
"Избыточная" интенция Адорно - это его склонность повсюду выискивать прояв-
540
ления фашистской идеологии; склонность, заставляющая придавать излишнюю
значимость фактам скорее комичным, нежели опасным. Так, например, он заметил
по поводу тщательного разделения на параграфы главы о смерти в
хайдеггеровском "Бытии и времени": "Смерть все еще описывается с ориентацией
на специальные руководства (по составлению эсесовских приказов и
экзистенциальных философий); сивая кобыла бюрократизма используется в
качестве Пегаса, а при необходимости - и в качестве апокалиптического коня"
(74). В другом месте Адорно пытается представить Хайдеггера как философа,
прославляющего второстепенные добродетели: "Во имя подлинности,
соответствующей духу времени, и палач мог бы претендовать на онтологическое
оправдание - если, конечно, он был настоящим палачом" (105). Но все это -
лишь пролегомены к критике Хайдеггера. Адорно хотел выявить ростки фашизма
внутри хайдеггеровской фундаментальной онтологии. Всякая онтология, и
особенно хайдеггеровская, есть возведенная в систему "готовность
санкционировать такой гетерономный порядок, который не нуждается в
оправдании перед сознанием [1]", писал Адорно в "Негативной диалектике",
своем главном философском произведении [2], близком в концептуальном
отношении к "Жаргону подлинности".
1 Речь идет о восходящем к Канту противопоставлении "гетерономии", то
есть нравственности, обусловленной объективными законами, внешними причинами
и чувственными побуждениями, и "нравственной автономии", основанной на
внутренних законах духа. В курсе лекций "Проблемы философии морали" (1963)
Адорно говорил, что считает одной из двух важнейших добродетелей
современного человека "сопротивление против конкретного образа гетерономии,
то есть сегодня - против многочисленных форм моральности, навязываемых
человеку извне" (см.: Адорно Теодор В. Проблемы философии морали. М.:
Республика, 2000. С. 194, пер. М. Л. Хорькова).
2 Опубликованном в 1966 г.
Адорно в 1959 году объяснил свою позицию так: "Я рассматриваю
сохранение пережитков национал-социализма внутри демократии как явление
более опасное, чем сохранение фашистских тенденций вопреки демократии". И
сослался прежде всего на тот факт, что антикоммунизм времен "холодной войны"
обеспечивал инкогнито фашистскому духу. Приверженцам последнего достаточно
было выставить себя в роли защитников Запада от "красного потопа", после
чего они могли спокойно опираться на традицию национал-социалистского
антибольшевизма. Антикоммунизм эры Аденауэра действительно ловил рыбку в
мутной воде,
541
используя "страх перед русскими", настроение, не лишенное расистской
окраски, и апеллировал к авторитарным, подчас даже шовинистическим
наклонностям и порывам. Чтобы укрепить фронт против Востока, правительство в
пятидесятые годы ускорило процесс реабилитации представителей бывшей
национал-социалистской элиты и их включения в государственные структуры.
Аденауэр неоднократно повторял, что различие между "двумя классами людей" -
политически безупречными и теми, кого нельзя причислить к таковым, - должно
исчезнуть как можно скорее. Уже в мае 1951 года был принят закон,
открывавший доступ к чиновничьей карьере людям, "скомпрометировавшим себя".
Эта мера была дополнена "Законом о благонадежности" 1952 года, в
соответствии с которым члены "Объединения жертв нацистского режима", если на
них падало подозрение в симпатиях к коммунизму, подлежали увольнению с
государственной службы. Оживился и антисемитизм. Адорно, который в 1949 году
вместе с Хоркхаймером вернулся из эмиграции во Франкфуртский университет,
ощущал это особенно болезненно. В 1953-м он получил назначение на
"сверхштатную кафедру философии и социологии", которую чуть ли не официально
называли "кафедрой для возмещения ущерба" - удобное обозначение для
прикрытия диффамации. Надежда Адорно на то, что он получит должность
ординарного профессора только благодаря своим научным заслугам, долгое время
оставалась неосуществленной. Когда же в 1956 году на факультете, наконец,
встал на повестку дня вопрос об этом назначении, профессор ориенталистики
Хельмут Рихтер сразу же заговорил о том, что Адорно "проталкивают по блату".
И что во Франкфурте, если хочешь сделать карьеру, достаточно заручиться
протекцией Хоркхаймера и быть евреем. Это было далеко не единственное
замечание подобного рода. Ситуация ухудшилась настолько, что даже
Хоркхаймер, положение которого, как бывшего ректора и декана, было более
прочным, из-за распространившейся "ненависти к евреям" в 1956 году подал
прошение о досрочном увольнении на пенсию. Адорно и Хоркхаймеру пришлось еще
раз повторить вечный путь еврейства: осознать на собственном опыте, что
еврей, даже если он добился привилегированного положения, всегда останется в
глазах общества как бы отмеченным неким позорным клеймом, легко уязвимым.
"... и если он будет министр, то он будет министр-еврей, - отличие и печать
неприкасаемого одновременно" - так подытожил этот опыт Сартр в своих
"Размышлениях о еврейском вопросе" [1]. В пятидесятые годы и в начале
шестидесятых Адорно был "уязвимым" также и из-за своих марксистских исходных
позиций. Еженедельник "Цайт" в 1955 году охарактеризовал его как
"пропагандиста бесклассового общества".
542
И все-таки: если Адорно так рьяно выискивал в философии Хайдеггера