Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 27

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 27)

Федор понимал, что сама Рижская вряд ли сможет дать консультацию по поводу найденных монет, но надеялся, что она выведет его на опытных нумизматов. И не просто выведет, а должным образом отрекомендует.

Потому из логова Оружейника Очкарик сразу же направился в дом Рижских, благо ехать пришлось недалеко.

– Кофе?

– Людмила Савельевна, я ненадолго.

– Вы всегда торопитесь, Федя, – посетовала Рижская. – Приходите в гости к женщине и прямо с порога: я ухожу. Это невежливо.

– Невежливо сразу же соглашаться принять угощение.

– Оставьте манерность и проходите в гостиную!

– Ваше любимое тирамису.

Волков давно изучил собеседницу, а потому прикупил по дороге несколько пирожных.

– Вы умница, Федор, – расплылась в улыбке Рижская. – Кофе будет готов через пять минут. – И уже с кухни крикнула: – Как Степан?

– Нормально.

А что еще может ответить мужчина?

– Моя знакомая готовит цикл детских передач для НТВ. Какие-то викторины… или что-то в этом роде… Если хотите, я могу посодействовать.

– Я спрошу.

– Пусть мальчик развлечется.

Очкарик не был уверен, что сыну понравится затея. Хотя… телевидение, съемки… какое-никакое, а приключение. Будет в школе хвастаться.

– Это не так глупо, как может показаться со стороны, – продолжила Людмила Савельевна, внося в гостиную поднос с кофе. – Мой старший ходил играть в «Сто к одному», и, знаете, получилось очень весело. А вы не хотите попробовать?

– Я?

– Представляете, как будет забавно: МВД против ГУВД? Или МВД против ФСБ?

«Нам этого и в жизни хватает», – подумал Волков, принимая чашку с кофе.

Рижская в конце концов успокоилась, уселась напротив Очкарика и осведомилась:

– Рассказывайте, что у вас произошло?

– Нашел небольшую коллекцию и решил узнать ваше мнение. – Волков достал из кармана мешочек и высыпал на стол монеты. – Вот.

– Любопытно… – Людмила Савельевна нацепила на нос очки и принялась разбирать металлические кружочки. – Какое богатство…

Сначала Рижская ковырялась в монетах без особого энтузиазма, как говорится, раз уж пообещала… однако вскоре проснулся сидящий в ней историк, и глаза Людмилы Савельевны заблестели.

– Ой, какая прелесть! – Она поднесла к глазам одну из монет. – Серебряная полуполтина Алексея Михайловича!

– Редкость? – немедленно осведомился Федор.

– Достаточная… А это пятикопеечник восемнадцатого века… А эта… – Женщина задумалась, глядя на крупную монету, одну из сторон которой украшало искусное изображение парусника. – Нет, это не наша.

– А чья?

– Впервые вижу, – с детской непосредственностью ответила Рижская. И вслух прочитала выбитый девиз: – «In vado salutis esse». – «Быть на мели».

– Занятное пожелание, – пробормотал Очкарик.

– У римлян это означало «находиться в безопасности», – объяснила Людмила Савельевна. – Так что пожелание весомое.

Она отложила в сторону русские монеты и некоторое время рассматривала остальные, те, которые Волков не сумел идентифицировать.

– Очень красивые.

– Я тоже не могу сказать о них ничего другого, – улыбнулся Федор.

– Извините, увлеклась, – Людмила Савельевна тоже улыбнулась, взялась за ложечку и отломила кусочек пирожного. – Я совсем забыла, что вы по делу.

– Таким уж я уродился.

– Одно слово – мужчина! Эдуард Геннадьевич такой же, даже в выходные на телефоне висит, все что-то решает, с кем-то договаривается…

В присутствии посторонних Рижская называла супруга исключительно по имени-отчеству. И всячески подчеркивала свое к нему уважение. И готова была часами рассказывать о его достижениях, а потому Очкарик мягко, но настойчиво вернул разговор в интересующее его русло:

– Сколько может стоить такая коллекция?

– Увы, Федя, не имею ни малейшего понятия. – Несмотря на то что Рижская ни на секунду не прекращала говорить, она успела покончить с первым пирожным и взялась за следующее. – Однако, если я правильно поняла, вы и не рассчитывали на полноценную консультацию, так?

– Вы читаете мысли.

– Это было несложно. – Рижская задумчиво повертела в руке ложечку. – Вам нужен Карпов. Точно, Александр Григорьевич Карпов, лучшего нумизмата в Москве нет.

– У него большая коллекция?

– Огромная! – Людмила Савельевна широко раскрыла глаза, показывая, насколько велико собрание Карпова. – И очень-очень известная. Он часто выставляет ее в разных музеях, даже за рубежом. Одним словом, Федор, у Карпова вы получите самую лучшую консультацию. А я позвоню Александру Григорьевичу и предупрежу, что вы приедете.

– Буду признателен.

– Какая ерунда, право слово… – Рижская вновь взяла в руку монету с парусником, повертела ее перед глазами, поднесла чуть ближе и негромко сказала: – А знаете, Федя, я, конечно, не специалист, но мне кажется, что эта монета – новодел.

– В смысле недавно изготовлена? – насторожился Волков.

– Да.

– Почему вы так решили?

Металлический кружочек, вызвавший у Рижской подозрения, отличался от остальных только размерами и резьбой… или как там оно называется – чеканкой? Излишней потертостью не выделялся, но и старым не казался. Блестел не лучше и не хуже других.

– Эта монета слишком хорошо сделана для прошлых веков, слишком точно, – пояснила Людмила Савельевна. – Повторяю: я не специалист, Александр Григорьевич расскажет вам больше, но мне кажется, что ее делали с использованием современных точных инструментов.

Любопытно… Для чего изготавливают старинные монеты? Чтобы продать их как подлинные. Но в этом случае фальшивомонетчики обязаны передавать все недостатки образцов: некачественную чеканку, неидеальные окружности… Подделку, безусловно, можно отличить, но не с помощью эксперта уровня Рижской.

– Вы ищете изготовителя поддельных раритетов?

– Нет, совсем нет. – Очкарик помолчал. – И даже не фальшивомонетчика. Эта коллекция стала… скажем так – неожиданной находкой. А если вы правы, то еще и загадкой.

– Возможно, я ошибаюсь, – пожала плечами женщина. – Карпов скажет точнее.

Разговор как-то сам собой закончился, пирожные – тоже, пора бы и честь знать, как говорится. Однако Волков, уже собравшийся поблагодарить хозяйку дома за гостеприимство, неожиданно для себя спросил:

– Скажите, Людмила Савельевна, вот вы знаете много историй о Москве…

– У меня скоро выйдет книга, – похвасталась Рижская. – Неужели я не говорила?

– Нет.

– Сборник статей об истории Москвы.

– Поздравляю, – расцвел в улыбке Очкарик. – Обещаю купить и прочитать.

– Ах, оставьте, я подарю вам экземпляр с автографом. Если бы вы знали, Федя, как тяжело далась мне эта книга… Столько нервов, столько труда… Я сверяла каждую букву…

– А среди этих историй есть магические? – спросил Волков.

Спросил, как в омут ухнул. Все, обратной дороги нет, слово произнесено. Причем слово для него совсем нехарактерное.

– Магические? – удивленно переспросила Рижская.

– Да. Магические, мистические? Такие, знаете, с чертовщинкой непонятной?

Людмила Савельевна приподняла брови:

– Почему вас это интересует?

Волков напустил на себя смущенный вид. Впрочем, сделать это было несложно.

– В расследовании, которое я сейчас веду, есть несколько весьма странных обстоятельств.

– Следы укуса на шее трупа?

«Нет. Вовремя сломанная видеокамера и убийца, который ЗНАЕТ все наперед…»

– Ни в коем случае! Никакого Голливуда, и практически все можно, при желании, объяснить, но…

– Велико желание списать непонятные эпизоды на магию?

– Да и желания нет, – покачал головой Очкарик. – Вы ведь меня знаете, Людмила Савельевна, я человек прагматичный. Просто, когда странных фактов накапливается слишком много, начинаешь выстраивать систему.

– Ищите рациональные объяснения, – посоветовала Рижская. – Магии в Москве нет и никогда не было. Вот Иерусалим, Лондон, Париж, Прага, Питер, в конце концов, там – да. Вы слышали о пражском големе?

– Э-э… немножко.

– А граф Сен-Жермен? А загадки ордена тамплиеров? – Глаза Людмилы Савельевны вспыхнули. Ей хотелось туда, на запад, в тайны мадридского двора и подземелья Парижа. В настоящую жизнь, полную исторических загадок. – Что может быть интересного в Москве?

– Чем же мы провинились? – хмыкнул Федор.

– Магия, мистика, эзотерические учения – они развиваются там, где есть пытливый ум и поиск, – наставительным тоном пояснила Рижская. – Где образованные люди ищут все возможные пути познания мира. Образованные! Философский склад ума и непременно образование. Вы чувствуете, как это не совпадает с российскими реалиями? Здесь, извините, даже аристократы были быдлом. Прощай, немытая Россия! Между прочим, сказал это русский поэт. Интеллектуальная пустыня с редкими оазисами, которые только подтверждают правило. Какая уж тут мистика? И не следует забывать о диктате православной церкви, которая веками подавляла людей, превращая их в стадо.

– Подавляла или оберегала?

– Массовые репрессии церкви…

– Вы говорите об инквизиции? – невинно осведомился Волков.

Рижская покачала головой:

– Если в официальной истории России не было инквизиции, это еще не значит, что не было убийств. Население России постоянно подвергалось репрессиям…

Людмила Савельевна затянула монолог, перебить ее было делом сложным, и к тому же продемонстрировало бы невоспитанность гостя. Заскучавший Очкарик тихонько барабанил пальцами по столу и с тоской думал, что следовало прощаться вовремя.

* * *

Людям нравится смотреть с высоты, нравится смотреть далеко, нравится видеть перспективу. Открытые просторы вдохновляют и молодежь, и стариков, заставляют дышать полной грудью, наполняют силой. Открытые просторы радуют глаз, тем более – глаз горожанина, обреченного коротать дни в лабиринте каменных стен. Именно поэтому места, с которых открывается вид на город, всегда привлекают внимание его обитателей. Становятся знаковыми, в чем-то даже сакральными и уж во всяком случае известными каждому жителю. Воробьевы горы, колокольня Ивана Великого, Останкинская башня, сталинские высотки и современные небоскребы – люди машинально отмечают подобные места, машинально пытаются представить, что именно можно разглядеть с их высоты: весь город или только его часть? Если часть, то какую? Будет ли виден мой дом? Место моей работы? Мой любимый парк?

Людям нравится перспектива. Ощущение простора, ощущение полета над с детства знакомыми улицами дарит надежду. Не какую-то конкретную надежду, а абстрактное понимание того, что ты способен на многое. А может быть – даже на все.

А если ты уже добился многого? Если ты уже способен почти на все?

В этом случае вид расстилающегося у ног города заставит тебя надуться от самодовольства, вызовет высокомерную ухмылку: «я – хозяин!» либо погрузит в неспешные размышления. Мягкие, спокойные и немного сентиментальные размышления ни о чем и обо всем сразу, отвлекающие от повседневных дел. Размышления человека, на мгновение прервавшего стремительный бег.

«И все-таки почему здесь столько храмов?»

Меньше, чем в Непале, но много, много больше, чем в любой европейской столице. Куда ни кинь взгляд, обязательно увидишь один или два купола, даже сейчас, после того как красный каток безжалостно прошелся по старой Москве. Что осталось от знаменитых сорока сороков церквей? Единицы, единички… а куда ни бросишь взгляд, увидишь купол или два.

«Почему здесь столько храмов?»

Потому что Третий Рим? Тогда почему не построили сорок сороков Колизеев?

Потому что боялись Господа больше других? Судя по тому, как себя вели, – нет. Жили, как все остальные: и воевали, и бунтовали, и преступники были, и праведники, и обманывали, и совершали подвиги. Все было.

И вопрос этот был. Он задавал его и сто, и двести лет назад, и еще раньше. Он говорил с теми, кто строил очередную церковь, вторую или третью на улице, он спрашивал – зачем? И наталкивался на непонимающие взгляды: как это зачем? Они словно на разных языках говорили: зачем вам еще один храм? А что же нам, публичные дома строить? Он не унимался, но все его усилия пропадали даром. Он не мог понять, они не могли объяснить.

Вера – это слишком сложно. Вера – это не купола и кресты, вера – внутри. И именно то, что внутри, заставляет поднимать к небу купола и наполнять просторы колокольным звоном.

Характеристики

Список файлов книги