Rais_Istoriya_pohititelya_tel (522871), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Нужно что‑то предпринять, думал я. Но что? Вдруг врачи дадут мне сильное успокоительное, которое вызовет такое онемение, что я не смогу вернуться в дом? И вдруг лекарства помешают мне концентрировать внимание, и мы не сможем совершить обмен? Господи, я ведь даже не пробовал подняться из этого человеческого тела – трюк, которым я прекрасно владел в прежней оболочке.
Я и не хотел пробовать. Вдруг я не смогу вернуться?! Нет, для такого эксперимента лучше подождать Джеймса, и держаться подальше от докторов со шприцами!
Зазвенел звонок. Это пришла добросердечная горничная, на сей раз она принесла полный мешок лекарств – пузырьки с яркими красными и зелеными жидкостями и пластиковые коробочки с таблетками.
– Лучше бы вы вызвали врача, – сказала она, выставляя их на мраморный туалетный столик. – Хотите мы вызовем?
– Ни в коем случае, – решительно возразил я, вручая ей еще несколько купюр и выводя ее за порог.
– Но подождите! – воскликнула она. – Пожалуйста, позвольте хотя бы вывести собаку – она же только что поела!
О да, великолепная идея. Я сунул ей в руку новые банкноты. Я велел Моджо идти с ней и делать все, что она скажет. Похоже, Моджо заворожил ее. Она пробормотала несколько слов о том, что у него голова больше, чем у нее.
Я вернулся в ванную и посмотрел на принесенные пузырьки. Я относился к этим лекарствам с подозрением. Но с моей стороны будет не очень любезно возвращать Джеймсу больное тело. А вдруг Джеймс его не примет? Нет, вряд ли. Он заберет свои двадцать миллионов, а в придачу – кашель и простуду.
Я глотнул отвратительной зеленой микстуры, поборов приступ тошноты, а потом заставил себя пройти в столовую, где и рухнул у письменного стола.
Там лежала писчая бумага, а также шариковая ручка, которая неплохо писала – скользко, игриво, как и все шариковые ручки. Я принялся писать, обнаружив, что этими большими пальцами двигать не так уж легко, но не останавливался, во всех подробностях рассказывая обо всем, что видел и чувствовал.
Я все писал и писал, хотя с трудом удерживал голову в вертикальном положении и едва мог дышать – настолько мне было плохо. Наконец, когда кончилась бумага и я уже сам не разбирал свой почерк, я затолкал заметки в конверт, облизнул его, запечатал и указал на нем адрес своей квартиры в Новом Орлеане, а потом положил в карман рубашки, под свитер, чтобы оно не потерялось.
Потом я растянулся на полу. Теперь наступит сон. Он займет большую часть моих оставшихся смертных часов, но ни на что другое у меня не остается сил.
Но заснул я не особенно крепко. У меня поднялась температура, и мне было слишком страшно.
Я помню, как ласковая горничная привела Моджо и повторила, что я заболел. Я помню, как забрела ночная горничная, которая провозилась там несколько часов. Помню, как рядом лег Моджо, какой он был теплый, как я прижался к нему, наслаждаясь его запахом, приятным, чудесным запахом шерсти, пусть он и не казался мне таким сильным, как в старом теле, и в какой‑то момент мне почудилось, будто я снова во Франции, в замке своего детства.
Но воспоминания детства в какой‑то мере стерлись новыми ощущениями. Иногда я открывал глаза, видел ореол вокруг зажженной лампы, черные окна, в которых отражалась мебель, и воображал, будто слышу, как на улице падает снег.
В какой‑то момент я встал на ноги и направился в ванную, сильно ударился головой о косяк двери и упал на колени. Mon Dieu, что за пытки! Как только смертные их переносят? Как их переносил я? Ну и боль! Как будто под кожей разливается жидкость.
Но впереди меня ждали еще более тяжкие испытания. Острое отчаяние заставило меня воспользоваться туалетом, как от меня и требовалось, после чего я аккуратно почистился – ну и гадость! И вымыл руки. Снова и снова, содрогаясь от отвращения, намыливал я руки! Обнаружив, что лицо этого тела уже покрылось густой тенью грубой щетины, я засмеялся. Настоящая корка на верхней губе, на подбородке, она спускается даже за воротник моей рубашки. На кого я похож? На безумца, на отщепенца. Но все эти волосы мне не сбрить. У меня нет бритвы, а если бы и была, я бы точно перерезал себе горло.
Какая грязная рубашка! Я забыл надеть купленную одежду, но сейчас, наверное, уже слишком поздно. С тупым удивлением я увидел, что на часах – два часа ночи. Господи Боже, час превращения уже совсем близко.
– Пошли, Моджо, – сказал я, и мы предпочли воспользоваться не лифтом, а лестницей, что оказалось не особенным подвигом, так как от земли нас отделял всего один этаж; потом проскользнули через тихий, пустынный вестибюль и вышли на ночную улицу.
Повсюду намело сугробы снега. На машине по дорогам было не проехать, и изредка я опять падал на колени, зарываясь руками глубоко в снег, а Моджо лизал меня в лицо, как будто пытался согреть. Но я продолжал нелегкое восхождение на холм, невзирая на состояние души и тела, пока наконец на завернул за угол и не увидел впереди огни знакомого дома.
Темную кухню уже завалило глубоким мягким снегом. Мне казалось, что пробраться через него будет несложно, пока не выяснилось, что вчерашнее ненастье покрыло его коркой весьма скользкого наста.
Тем не менее мне удалось благополучно добраться до гостиной, и я, дрожа, улегся на пол. Только тогда я понял, что забыл забрать пальто, а в его карманах – все деньги. В рубашке осталось лишь несколько банкнот. Но это ерунда. Скоро появится Похититель Тел. Я получу назад свое тело, свою силу! И уж тогда я наслажусь воспоминаниями, благополучно укрывшись в своем новоорлеанском гнездышке, где меня не коснутся ни болезни, ни холод, где исчезнут боль и мучения, где я снова стану Вампиром Лестатом и смогу парить высоко над крышами, простирая руки к далеким звездам.
По сравнению с отелем в доме было морозно. Я перевернулся, пристально посмотрел в камин и попытался мысленно зажечь дрова. Тут я рассмеялся, вспомнив, что я еще не Лестат, но скоро прибудет Джеймс.
– Моджо, я больше ни секунды не могу находиться в этом теле, – прошептал я.
Пес уселся перед выходящим на улицу окном и тяжело задышал, выглядывая в ночную темень; на тусклом стекле осели капельки пара.
Я пытался не засыпать, но не получалось. Чем больше я мерз, тем больше мне хотелось спать. И тогда мной овладела ужасная, страшная мысль. Вдруг я в нужный момент не смогу подняться над этим телом? Если я не могу зажечь огонь, если я не умею читать мысли, если я не...
Впав в состояние полудремы, я попробовал проделать со своим сознанием этот маленький трюк. Я довел свой рассудок до грани, отделяющей сон от бодрствования. Я ощутил восхитительную вибрацию, которая часто предшествует подъему духа над телом. Но ничего из ряда вон выходящего не случилось. Я попробовал еще раз. «Наверх!» – скомандовал я. Я попытался представить, как моя неземная форма вырывается на свободу и взлетает под потолок. Не вышло. С тем же успехом я мог попробовать расправить крылышки. А я так устал, мне было так плохо. Я накрепко прицепился к этим безнадежным конечностям, приклеился к больной груди и едва мог свободно вздохнуть.
Но скоро придет Джеймс. Колдун, кому хорошо знаком этот трюк. Да, Джеймс, жаждущий получить двадцать миллионов, несомненно возьмет на себя руководство процессом.
* * *
Когда я открыл глаза, светило солнце.
Я резко сел и уставился прямо перед собой. Ошибки быть не могло. Солнце уже стояло высоко и через передние окна разливало поток света на покрытый лаком пол. На улице послышался шум транспорта.
– Господи, – прошептал я по‑английски, так как Mon Dieu имеет несколько иной оттенок. – Господи! Господи!! Господи!!!
Я снова лег, грудь моя высоко вздымалась, и поначалу я был до того потрясен, что не мог ни связно мыслить, ни связно воспринимать события, ни решать, впадаю ли я в ярость или поддаюсь слепому страху. Потом я медленно поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Одиннадцать сорок семь утра.
Меньше чем через пятнадцать минут состояние в двадцать миллионов долларов, переданных на хранение в банк, находящийся в центре города, перейдет к прежнему владельцу, Лестану Грегору, моей очередной ипостаси, а я брошен здесь, в этом теле, Рагланом Джеймсом, который, очевидно, не вернулся в этот дом до рассвета, чтобы осуществить обмен телами, что являлось частью нашей сделки, и теперь, отказавшись от огромного состояния, скорее всего, возвращаться не собирался вовсе.
– О Боже, помоги мне! – проговорил я вслух, в горле тут же поднялась мокрота, и кашель ножом ударил мне в грудь. – Так я и знал, – прошептал, я. – Так и знал. – Что же я за дурак, что за невероятный дурак!
«Ах ты жалкий негодяй, – думал я, – презренный Похититель Тел, тебе это так просто не пройдет, будь ты проклят! Как ты посмел мне такое устроить? Как ты посмел?! И это тело! Тело, в котором ты меня бросил, – это единственное, что поможет мне тебя выследить, а оно по‑настоящему, серьезно заболело.
Когда я, спотыкаясь, выбрел на тротуар, было ровно двенадцать дня. Но какая разница? Я не помнил ни названия банка, ни адреса. В любом случае я не видел смысла в том, чтобы туда идти. К чему требовать двадцать миллионов, которые через сорок пять секунд и так ко мне вернутся? И куда мне тащить эту дрожащую массу плоти?
В отель – забрать деньги и одежду?
В больницу за лекарством, в котором я отчаянно нуждался?
Или в Новый Орлеан, к Луи, к Луи, который должен мне помочь, к Луи, который, возможно, единственный, кто сможет помочь. И как мне найти этого жалкого саморазрушителя, Похитителя Тел, если Луи не придет мне на помощь? Да, но что сделает Луи, когда я обращусь к нему? Какое суждение он вынесет, узнав, что я натворил?
Я падал. Я терял равновесие. Я потянулся к железным перилам, но слишком поздно. Ко мне бежал какой‑то мужчина. Я ударился головой о ступеньку, и затылок взорвался болью. Я закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не закричать. Потом снова открыл глаза и увидел над собой удивительно спокойное голубое небо.
– Вызовите «скорую», – сказал кому‑то мужчина. Темные безликие силуэты на фоне сияющего неба, яркого безопасного неба
– Нет! – пытался кричать я, но изо рта вырывался только хриплый шепот. – Мне нужно попасть в Новый Орлеан! – Я сбивчиво пытался рассказать об отеле, деньгах, одежде, пусть мне кто‑нибудь поможет, пусть вызовет такси, мне безотлагательно нужно уезжать из Джорджтауна в Новый Орлеан.
А дальше я очень тихо лежал в снегу. И думал – какое прелестное небо, и бегущие по нему тонкие белые облака, и даже смутные тени, что окружили меня, – люди, которые так тихо, украдкой перешептывались между собой, что я их не слышал. А Моджо лаял, Моджо все лаял и лаял. Я пытался заговорить, но не смог, не смог даже сказать ему, что все будет в порядке, в полном порядке.
Подошла маленькая девочка. Я различил ее длинные волосы, ее взбитые рукава и развевающуюся по ветру ленту. Она смотрела на меня сверху вниз, как и все остальные, ее лицо оставалось в тени, но небо над ней вспыхнуло опасным пугающим светом.
– Боже мой, Клодия, это же солнце, уходи с солнца! – крикнул я.
– Лежите спокойно, мистер, сейчас за вами приедут.
– Полежи молча, приятель.
Где она? Куда она делась? Я закрыл глаза и прислушался к цоканью каблучков на мостовой. Неужели я услышал смех?
«Скорая помощь». Кислородная маска. Игла. И я все понял.
Все очень просто, я умру в этом теле! Умру, как миллиард других смертных. Да, вот в чем причина, вот почему ко мне обратился Похититель Тел, Ангел Смерти, который дал мне тот способ, что я искал во лжи, гордыне и самообмане. Я умру.
Но я не хотел умирать!
– Господи, прошу тебя, только не так, только не в этом теле, – шептал я, закрыв глаза. – Не сейчас, подожди. О, прошу тебя, я не хочу! Я не хочу умирать. Не дай мне умереть. – Я плакал. Я был разбит, перепуган – и рыдал. Но это же высшая ступень, не так ли? Господи Боже, никогда еще мне не открывалась более совершенная модель – малодушный монстр, который ушел в пустыню Гоби не в поисках божественного огня, но из гордыни, гордыни и еще раз гордыни.
Я зажмурился. Я чувствовал, как по лицу текут слезы.
– Не дай мне умереть, пожалуйста! – продолжал шептать я. – Пожалуйста, не дай мне умереть! Только не сейчас, только не так, не в этом теле! Помоги мне!
До меня дотронулась маленькая ладошка, пытаясь взять меня за руку, и готово – она крепко прижалась ко мне, нежная и теплая. Какая теплая! Какая маленькая!
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
