Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 73
Текст из файла (страница 73)
Культ — родовое достояние; перенесение культа предполагает переселение рода или ветви его на новые места, либо установление более или менее искусственной связи местного рода с иноземным, правящим данный культ издревле, при помощи сакрально-юридической фикции порядка генеалогического.
Мы видим из магнетской надписи, что генеалогическая связь колонии с метрополией культа необходима и в случаях его непосредственного введения в состав государственной религии авторитетом оракула и декретом гражданской власти. И героизация Софокла имеет явной целью дать архегета насаждаемой сакрально-родовой традиции, ради которой его потомки поставляются наследственными блюстителями ново- учрежденного государственного культа. Не может ли и само возникновение Дионисовой религии в эллинстве рассматриваться с этой точки зрения как частный случай культовой миграции? Мы увидим ниже (з 7), что дело обстояло гораздо сложнее; но некоторые моменты ее рецепции связаны, несомненно, с фактом вселения.
Старинная и полузабытая гипотеза Карла-Отфрида Мюллера о весьма раннем приходе в эллинские земли и о постепенном распространении из Пиерии в Беотию и на предгорья Парнаса некоего фракийского клана поклонников Диониса и Муз основана на древней традиции и имеет за себя немалую вероятность. Но зто было, во всяком случае, не все: дионисийство, очевидно, вливалось в эллинство последовательными волнами, и, в частности, фракийские влияния на него не прекращались в течение ряда столетий. Имя Диониса долго неизвестно эллинам; возможно, что оно образовано в эллинских колониях фракийского побережья (стр.
91, прим. 1). Как бы то ни было, проблема истоков Дионисовой религии выводит нас за пределы эллинства. Разрешается ли зта проблема всецело указанием на Фракию, где все многообразные местные культы были только разновидностями одной дионисийской веры, одного дионисийского оргиазма? Это был ответ Эрвина Роде. Или то же по существу явление встречаем мы и в других религиозных культурах древности, и эллинское дионисийство соединено с ними не менее жизненными нитями? В этом смысле прежние ученые обращали внимание на Индию с ее культом Сомы (в Авесте Хаома) и на Египет с его почитанием Осириса.
Определим наше принципиальное отношение к указанным аналогиям. 272 Чтобы установить сходство эллинского дионисийства в целом с какой-либо другой религией, необходимо исходить из его синтетической характеристики: таковая же существенно завнсит от того, чтб мы признаем основным и отличительным в его сложном составе.
Анализ совокупности фактов, им обнимаемых, приводит нас к убеждению, что дионисийство в его исконном виде впервые означается там, где феномен экстаза и оргиазма оказывается безусловно преобладающим, если не исключительным, двигателем культа, предводимого женщинами и сводящегося к непрерывно поддерживаемой мужеубийственной жертве, определяющей взаимоотношения между миром живых и миром загробным, причем практические применения этой жертвы (как, например, растительная магия) являются лишь последствиями, а не мотивами обрядового действия, бесцельного постольку, поскольку оно непосредственно воплощает состояния и импульсы исступления, коренящегося, в последнем счете, в половом сознании и в древнейших отношениях полов.
Признаки оргиастической жертвы, омофагии и женских радений отсутствуют в индийских аналогиях эллинскому культу животворящей влаги и растительного изобилия: эти элементы, вобранные религией Диониса из религии Зевсовой, первоначально независимы от нее и кажутся стародавним общеарийским наследием, перешедшим во владение оргиастического бога, уже как бога умирающего и воскресающего, когда он стал сыном небесного отца, излившимся на землю из отчего лона (стр. 91 сл.). Поскольку речь идет в круге Дионисова богопочитания о влажном естестве н воде живой, коих он перводатель и владыка, о Нисе и амброзии, одождяющей землю, — мы в мире представлений родных Индии, древних — как Зевс.
Но влажная н амброзийная сила принадлежит нс Дионису в его особенности, а Зевсову сыну н, в сущности, самому Зевсу, «Одождителю» изначала. Если бы в этом признаке надлежало усматривать существо оргнастнческого бога, его возникновение объяснялось бы только дифференциацией представлений о верховном божестве. Но если характеристика индийского Сомы исчерпывается такою дифференциацией, то Дионис являет иные специфические черты, и притом черты глубоко первобытные; чтб заставляет признать его раньше существовавшим, чем он стал сыном отца и посредником в сообщении земле Зевсова влажного дара. Как всякий растительный культ, — и культ Сомы сочетается с почитанием душ, обитательниц подземного царства; что делает его еще более дионисоподобным.
Так, всенародная формула изгнания загробных гостей на празднике Анфестерий (срв. стр. 164): «вон, Керы! миновали Анфестерии!» ((пугахе, Кагез, и1се(' Ап(поз(ег(а), отвечает подобной же заклинательной формуле в религии ведиче- ской: «Уходите, отцы, любители сомы, вернитесь на свои глубокнс, древние пути! И опять приходите через месяц ( — ко времени Великих Дионисий?) вкусить жертвы, и приводите нам с собой обильное потомство, многих мужей '». Это замечательнос соответствие свидетельствует о том, что как обряды весеннего вызывания н изгнания душ, так и первые представления о палингенссии восходят к глубокой древности, общей индусам и эллинам.
Идея палингснесии мощно развивается у вторых в лоне Дионисовой религии с обретением бога, умирающего вместе с )мершими и выводящего их из подземного царства на свет солнечный. У индусов оживление обусловлено вкушением сомы, божественного хмеля, или, вернее, Сомы-бога, жертвенно изливающегося, чтобы упоить животворящим питием богов и людей. Представление о Дионисе, вожде души, первоначально не связано с его качеством упоителя.
Древнейшие Анфестерии только предваряют и постулируют Диониса; вызывая теней, еще не умеют вызывать (апа)еа)егп) их вождя. Прежде чем оргнастнческий бог разоблачнлся эллинам и как искомый, но неведомый Сома, они не знали ни лика, нн имени того, кто божественно питал возлияниями на тризнах души умерших н сладостно охмелял смертных и небожителей, н даже самих Мойр. Уже древние комментаторы отметили, что Гомер не называет вина обретением Диониса '. Зато в Одиссее, — хотя и в очень поздней по времени происхождения части ее, — загадочно связывается Дионис с идеей смерти: он дарит Фетиде ковчег, в котором будет покоиться прах Ахилла (ХХ)Ч, 74). В это время, впрочем, он, вероятно, уже и бог вина, а потому и «смертным услада» (сйаппа Ьго1о(з(п): хтоническая его природа непосредственно обращает его в бога растительной силы.
Итак, поскольку все дионисийское до Диониса может быть названо прадионисийским, рассмотренные элементы прадионнснйских верований и религиозных действий в эллинстве оказываются древнейшим индоевропейским наследием. Есть и еще черта сходства, указывающая на глубокую общность с индийской религией тех предпосылок, которые легли в основание эллинской рецепции дионисийского оргиазма. Жертвоприношения, связанные с возлияниями сомы, представляют замечательные совпадения с особенностями дионисийской жертвы: мы говорим об отожсствлении жертвы и бога в культе Агни.
Но из этого можно заключить только, что перед нами тип древнейшей жертвы. Ибо, по многим указаниям, представляется вероятным, что эта последняя существенно различествует от другого — и, кажется, позднейшего — типа, принципом " Омепвегв, Не!. О. г'еда, Б. 553. — 1о ше рагаоыопа1 ношегоп 01опуаоп о1пл ьелгегел. ноьяе, Рмеье 1, Б. 5, А 1. Срв. выше егр. 5З, прим. 1, и егр. 119 ел. коего с,тужит уговорный дележ пищи между человеком и богом.
Та жертва, напротив, сочетается с рядом представлений, которые мы называли бы ныне мистическими, и скорее является соединением с божеством н поистине причащением ему, нежели подносимым ему даром. Столько об Индии; переходим к Египту, в котором уже влиятельное направление эллинской теологии, — по-видимому, еше до Геродота, — видело метрополию Дионисова культа.
Теория египетского происхождения Дионисовой религии связана в наши дни с именем Фукара ', но ей не удается занять в науке прочного положения ни в той форме, в какой знала ее древность, ни в той, в какой она была популярна среди мифологов-мистиков и романтиков, ни в той, наконец, в какой еще недавно пытался воскресить ее знаменитый французский археолог и эпиграфист. Фукар исходит из положения, что одного общеэллинского Диониса вовсе не было, причем культовые различия эпох и географических областей обостряет до отрицания всякой связи между а) фракнйским богом, оргиастическим и безумствующим, б) дельфийским (по Фукару, критским) младенцем в колыбели, погребенным у треножника, в) беотийским сыном Семелы (он же и бог афинских Великих Дионисий) — и, наконец, г) кротким учредителем мистерий и подателем виноградного дара, аттическим, или элевсинским, Дионисом, жертвой Титанов, — он же — египетский Осирис и пришел в Аттику с Демегрой-Исидой в пятнадцатом веке до Р.
Х. Перечисленные боги, названные одним именем по недоразумению, суть различные божества; и афиняне просто не заметили, что их первые и вторые весенние Дионисии ничего общего между собой не имеют, как и вообще эллины не сознавали допускаемого ими повсюду смешения, вследствие господствующей в древности синкретической и унитарной тецденции '. Так живой организм внутренне цельной религии, в единстве которой эллины имели столь же мало оснований сомневаться, сколь мы в единстве христианства, при всем множестве порожденных или испытанных им осложнений — религии, в которой поражающее на первый взгляд богатство форм обряда и мифа более, может быть, чем в других культах, подчинено единообразной, типической норме, — живой организм этой во всех своих проявлениях характерно оргиастической и патетической религии Фукар заставляет, поистине, претерпеть ' Р Ронсап.
1е сн11е пе 01опужн еп Агпчне, Рапп 1904. т Р. 2З: — тгепоапсе Зепвга1е Оев апс1епв а Ьгонюег ег З гатепе1 В Гппио тона 1ев савах Чн1 Рогга1епг 1е веже пож». Чем же ооъвснпетсп, однако, тожество имени? 275 Осирисову участь, с тою лишь разницей, что Осирис-Дионис был разьят на четырнадцать частей, а наш аналитик ограничивается четвертованием, хотя ряд других крайне своеобычных местных культов должен был бы естественно соблазнять его к дальнейшему «расчленению». Попытка мифографов согласовать противоречивые мифологемы и установить каноническое предание последовательных богоявлений (эпифаний) умирающего и воскресающего бога ' послужила Фукару первой и едва ли надежной основой предпринятой им классификации, которую он ищет, не без натяжек, привести в соответствие с означенным каноном (точнее, проектом канона), хотя по его жс собственному толкованию, все версии проекта указывают не на Египет, а на Крит, как на первоотчество дионисийства '.