Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 74
Текст из файла (страница 74)
Чтобы оправдать в дальнейшем свою классификацию, Фукар принужден допустить наличность двух Дионисов в Дельфах, игнорировать младенческий аспект бога во Фракии, вопреки преданию о Ликурге ', и в Аттике (с ее Иакхом и Эрихтонием), тенденциозно затемнять общность таких черт, как оргиастическое безумие и оргиазм вообще. Для обоснования главного своего положения о приходе Осириса и Исиды в Аттику под именами Диониса и Деметры, Фукар постулирует древнейший культ богини в Элевсине, о чем не только умалчивает гомерический гимн, это ясное зеркало первоначального Элевсина, но чтб изменяет до неузнаваемости и самый образ исконно элевсинской Деметры. Что касается икарийской легенды,— о которой, впрочем, не однажды была речь выше, — позднейшие напоминания оракула, что Дионис уже приходил в Аттику и Икарию, имеют характер закрепления за Дионисом культа, первоначально принадлежавшего его прадионисийской ипостаси.
В Эригоне же изначальны не черта блужданий и поисков тела Икариева, которая сближает ее несомненно с Исидой, не ее аспект как А(ебз, — но ее безумие и повешение, и связанный с ее именем обряд аюга, и ее значение как служительницы и ипостаси Артемидиной; так что исходным культом Икарии является типический для мест исконного Дионисова и прадионисийского богопочитания двуединый оргиастический культ Артемиды и ее мужского коррелята — бога-героя жертвенных страстей. Заслугой Фукара должно, по нашему мнению, признать открытие несомненных следов египетского влияния, напечатлевшихся на ! Апре!. 9; !о. Суа.
де тепе. 1У, 38; Ск, де па! оеог. Ш, 23. Смотри выпге стр. !42. т Приурочение всего мифа о первоначальном дионисе к Криту находим и у приверженца египетской теории — Диодора (Ч, 57). Срв. 1оьеск, Аз!., р. 57! зд. з Срв. также изображение на аттической гидрии 1>рнтанского Музев ()онгпа! о1 1)е!!еп!с змсвез, !890, р. 363; см. стр. !!8, прим. 5) и !о ра1ьоз то еп тога!88! ха!а!о!жещеп (Аейап. ХП, 20; срв.
стр, 201, прим 3). 276 аттическом культе. Так, число четырнадцати герэр, священнодействующих при бракосочетании Диониса с супругою архонта-царя, нельзя нс ставить в прямую связь с числовой символикой страстей Осириса (стр. 182 сл.). Но упомянутое влияние не древнее орфизма: орфики перенесли в реформированную ими в т'1 веке аттическую религию Диониса ряд представлений и обрядов, заимствованных ими у египтян в святилищах Осириса и Исиды. С тех пор и Дионис занимает свое место сопрестольника в Элевсине, где его праздник А!д(а носит характер придатка к основному культу, и миф об Икарии и Эригоне находит свое завершение!. Но если мистическая традиция издавна, как утверждал Геродот, оплодотворялась учениями Египта, то сама египетская религия Осириса как бога страстей — по крайней мере, в той форме мистерии, в какой она казалась наиболее родной эллинам, — в сравнении с другими культами, в лоне которых возрастала из оргиазма концепция страдающего бога, не производит впечатления глубочайшей и первобытной древности.
Черты сходства заставляют предполагать общий источник ее и эллинского дионисийства; колыбелью его она не была. Ибо с ббльшим правом можно назвать колыбелью Дионисовой 1Йпоп горных менад, нежели египетский ковчег, почитание которого, связанное с комплексом многозначительных и своеобразных представлений о соотносительности гроба и древа, смерти и жизни, стихии влажной и спасаемого в ней животворящего огня, влилось, правда, могущественной струей в Дионисову религию чрез посредство островного культа, но влилось как приток в русло полноводной реки.
Археологические изыскания последнего времени и, в частности, открытия Винклера, сопровождавшиеся историческим синтезом Эдуарда Мейера (см. гл. 1, з 1, прим. 3, стр. 19), пролили некоторый свет на религию хеттов, или хегтитов, из которой проистекли оргиастические формы малоазийских культов. С другой стороны, установлено, что во втором тысячелетии до Р. Х. между ней и религией Крита, испытавшего могущественное влияние хеттской культуры, существовала теснейшая связь. Малая Азия с ее корибантами, Крит с его куретами, развивают в раннюю пору эллинства оргиастические служения и веру в рождающептся и умирающего бога.
Но в первой древнейшее женское божество сохраняет свое Что песни, сопровождавшие обряд воры, послужили предметом искусственной литургической обработки, мы знаем из упоминания о ше!е Феодора у Афинея (ХЧ1, 61з е): ей заг аа! пуп ьа( зупаркев аывв(п ав!п шеи рег! ша айгав. 777 преобладающее значение, между тем как на Крите оно кажется уступившим господство мужскому верховному богу. У хеттов критскому Зевсу соответствует Тешуб, в котором легко узнается будущий пергамский «Зевс-Вакх» (стр. 19).
Великая Матерь, Ма или Рея эллинов, и Тешуб празднуют по весне свадьбу, — предмет изображений, высеченных в скале )азу!у-Кар,— по-видимому, четырнадцатого века. Богине служат женщины, илн мужчины в женских одеждах. «Но союз этот, — говорит Эд. Мейер, — не постоянный; ежегодно, с наступлением весны и оживлением растительности, он возобновляется, чтобы затем снова внезапно прекратиться. Это — основное представление, возвращающееся во всех формах малоазийской религии (Р!и!. 4!е !з.
69)». Аттис-Тешуб — громовержец: в руке его — перуны. Другими атрибутами Тешуба служат пантера и 1аЬгуз — двойной топор. Этот последний делается символом карийского Зевса (е,епз В(га!!оз), бога в Лабранде, и он же, как известно, отличает критского верховного бога. Двойной топор, усвоенный прадионисийскими Зевсами Малой Азии, отмечает далее две оргиастические сферы: фракийский культ Диониса-Арея и Артемиды с одной стороны, островной культ эллинского Диониса с другой. Изображения обоюдоострой секиры суть как бы вехи, по которым изучающий то общее явление оргиазма, одним из видов коего было эллинское дионисийство, может наследить его распространение. Гомер знает ее как оружие варваров '.
Полубог, полугерой (в качестве героической ипостаси Тешуба) — Сандон в Тарсе: его знаки — костер, виноград, венок, рога н двойной топор. Черты Сандона переносятся на Геракла (стр. 19. 69), чей образ эллинское мифотворчество пытается развить в искомый лик оргиастического бога страстей. Но если костер достался от Сандона в удел Гераклу, остальные атрибуты хеттского бога- героя, как н пантера Тешуба, совпадают с отличительными знаками Диониса.
Приведенные факты, без сомнения, нечто большее, чем апа!ока: религия хеттов, отчасти чрез посредство Крита и в соединении с его собственным, доэллинским по происхождению культовым преданием, отчасти чрез посредство преемственно продолжавших ее культов малоазийских, косвенно определяла, в не меньшей мере, чем религия Фракии, прадиониснйскую подпочву эллинского дионисийства. НО.
Мсуег, бсвсь. сев Анегщпвв, (, 2. Аоп., 3 647. а ЕЬеапя, (ох. Нозгсг., в. ч. ре!свув: «П. Х!Ч, 7)! охев!и рс!схем! Ьа! ах!песа аасьопго. чысгпг ь!рспп!в ргорпе чосап' ах!пс зсьо!. ч. и. хш, 6!2; !гагесьгсваго ер! йв ах!пев ре!еауп !ехдп». 27З Следуя выше (Я ! — 3) описанному методу, мы искали раскрыть в исторически осложненном явлении его простейшие черты; критически выделить его стержень, восходя от позднейшего типа к формам первичным, различным сквозь преломляющую среду времен лишь в общих, но зато крупных очертаниях.
Центр тяжести перенесли мы на внутреннюю логику развития оргиастических культов, проносящих нетронутыми свои первобытные особенности через все культурно-исторические перемены и в некотором смысле непроницаемых для культуры даже в среде наибольшей культурной осложненностн. Этим мы желали достичь известной независимости в освещении и оценке изучаемого предмета от гипотез о происхождении. Откуда бы ни пришла религия Диониса, — если необходимо признать ее пришлой, — мы видим, что на эллинскую почву она была пересажена со своими глубочайшими корнями, что нет нн одной примитивной черты, характерной для древнейшего круга однородных явлений, которая бы не оставила своего обрядового и мифологического напечатления в эллинстве.
Эта точка зрения предрасполагает нас «заимствование» в абсолютном значении слова отрицать. Мы знаем образ распространения новых религий в эпохи более поздние, — например, христианства и маздеизма в римской империи: ничего ему подобного нельзя предположить по отношению к религии Диониса. Думать о прозелитстве было бы, конечно, анахронизмом. Невозможно представить себе и рассеянной отдельными общинами секты, мистических братств, подобных фиасам эпохи эллинистических мистерий нли тем союзам поклонников Митры, которые возникали повсюду, куда заносили новую веру, вследствие частого передвижения легионов с одной окраины империи на другую, римские легионарии.