Нерсесянц В.С. - Сократ (1250009), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Смерть Сократа придала его словам и делам, всему, что с ним связано, ту монолитную и гармоничную цельность, которая уже не подвержена коррозии времени. Сократ, кончивший свою жизнь по-другому, был бы другим Сократом — не тем, кто вошел в историю и заметен в ней отовсюду. Смертный приговор Сократу как преступнику осудил в глазах афинян и представленную им истину как преступницу. Смысл сократовской масштабности — жизни, учения и смерти Сократа — как раз и состоит в том, что происшедшее с ним в новом свете обнажило внутреннее напряжение и тайную связь между истиной и преступлением, позволило увидеть осуждение фллософской истины не как простую судебную ошибку или недоразумение, но как принцип в ситуации столкновения индивида и полиса. Сократовский случай преступления позволяет проследить трудные перипетии истины, которая входит в мир как пре- ступница, чтобы затем стать законодательницей.
То, что в исторической ретроспективе очевидно для нас, было— в перспективе — видно и понятно и самому Сократу: мудрость, несправедливо осужденная в его лице на смерть, еще станет судьей над несправедливостью. И, услышав от кого-то фразу: «Афиняне осудили тебя, Сократ, к смерти», — он спокойно ответил: «А их к смерти осудила природаэ. Последний день Сократа клонился к закату. Настало время последних дел. Оставив друзей, Сократ удалился на омовение перед смертью. Согласно орфическим и пифагорейским представлениям, подобное омовение имело ритуальный смысл и символизировало очищение тела от грехов земной жизни. После омовения Сократ попрощался с родными, дал им наставления и велел возвращаться домой. К этому времени тюремщик напомнил, что пора выпить яд.
Ранее в Афинах приговоренного к смерти сбрасывали со скалы. Но с прогрессом нравов и, видимо, с увеличением числа смертных приговоров цивилизовалась н процедура их исполнения. Во времена Сократа приговоренный к смерти в назначенное время выпивал чашу растертой ядовитой цикуты (болиголова) . Когда принесли цикуту, Сократ, мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, спокойно и легко выпил чашу до дна. Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании. Он еще немного походил, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан и закутался. Затем, раскрывшись, сказал: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте«(там же, 118).
Это были последние слова Сократа. Жертвоприношение петуха сыну Аполлона Асклепию, богу врачевания, обычно полагалось за выздоровление. Сократ же имел в виду выздоровление своей души и ее освобождение от бренного тела. 139 СПОРЫ О СПОРЩИКЕ Трагический финал Сократа придал всей его жизни, его словам и делам, учению и личности уникальную цельность и завершенность, неувядаемую привлекательность. Конец, как говорится, — делу венец. Насильственная смерть обрамила все сократовское особым ореолом неподдельности и высокой правды. Она оказалась одной из тех сократовских загадок, интерес к которым пережил античность, средневековье, новое время и сохранился до наших дней. Казнь Сократа, подведя итог прошлому, стала исходным пунктом его духовного шествия сквозь века. Смерть Сократа всколыхнула афинян и приковала к нему их внимание.
Вспоминали пророчество сирийского мага, предсказавшего Сократу насильственную смерть. Обсуждали и сократовские слова о возмездии, которое постигнет его обвинителей. Вскоре после сократовской казни, сообщает Диоген Лаэртский, афиняне, раскаявшись в содеянном и считая себя введенными злоумышленно в заблуждение, приговорили Мелета к смерти, а- остальных обвинителей — к изгнанию. Сократу же была сооружена Лизиппом бронзовая статуя, которая выставлялась в афинском музее Помпейон. И воодушевленный этой идеей праведного возмездия, Диоген Лаэртский много веков спустя посвятил памяти Сократа следующую эпиграмму, приводимую в его книге о знаменитых философах: Пей яа Олимпе нектар, о Сократ! Боги всемудрые мудрым тебя объявили, Твои ж афиняне, тебе протянувшие яд, Сами устами твоими его л испили.
О наказании врагов Сократа сообщают и другие древние авторы. Так, по Диодору, обвинители Сократа были казнены без суда. По сведениям Плутарха, они повесились, презираемые афинянами и лишенные имк «огня и воды». По версии ритора Фемистия (1Ч в. н. э.), Анит был побит камнями. Возможно, все эти сведения о раскаянии и возмездии во многом преувеличены и являются последующей исторической данью прозревших потомков трагической судьбе Сократа. Но, зная склонность его соотечественников к пе- 140 ресмотру содеянных ими под горячую руку несправедливостей, легко допустить их раскаяние и в данном случае— тем более, что дело было, как говорится, сделано, а раскаяние — не только целительная процедура очищеиия от вины и ответствеиности перед казиенным, но и форма причащения к его нараставшей славе.
)Кивой Сократ был тягостен и невыносим для современников, но, уйдя из жизни, он возвысился пад той суетной игрой страстей и мнений, которой всегда нужны безмолвные кумиры. Уже вскоре после казни Сократа устные споры о ием стали дополняться все разраставшейся литературной полемикой. Значительную активность в этом направлении развили ученики и последователи Сократа, которые в модном тогда жанре «апологии» отстаивали его взгляды и позицию, правоту его дела. С подобными «апологиями Сократа» выступили Платон, Ксенофонт и Лисий, а в дальнейшем также и стоик Теон из Антиохии, платопик Теодект из ликийской Фаселиды, Деметрий Фалерский (1Ч вЂ” 1П вв.
до к. э.). Этот жанр пользовался в древности большой популярностью. И даже много веков спустя ритор Либаний (1Ч в. и. э.) разрабатывал свою версию защитительной речи Сократа иа суде в духе традиций данного жанра. Аитисократовское направление противопоставило «апологиям» сократиков жанр «обвинепия», «обвипительпых речей». Так, в первое послесократовское десятилетие эту литературную форму использовал афинский ритор и писатель Поликрат.
Судя по сохранившимся источникам и сведениям, уже в аитичных спорах о Сократе успех сопутствовал его приверженцам, сократикам, которые явно превосходили своих идейных противников талантом, числом и органиаованн остью. Каждая из соперничавших между собой сократических школ — платоники, киники во главе с Антисфеном, киренаики-гедонисты во главе с Аристиппом, мегарики во главе с Эвклидом, элидская школа во главе с Федоном и др.— внесла свою лепту в общее для всех сократиков дело духовной реабилитации учителя в качестве обраацового человека и философа.
Особо выдающуюся роль для всемирно-исторических судеб духовного наследия Сократа сыграла школа Платона. Организованная им в 387 г. до н. э. в зеленом пригоро- $41 де Афин знаменитая Академия просуществовала около тысячи лет, до 529 г. н. э., когда была закрыта императором Юстинианом. От платоновской Академии влияние Сократа тянется в Лицей Аристотеля, к перипатетикам. А мировой платониам и аристотелизм стали ведущими течениями философской мысли на протяжении всего последующего духовного развития.
Через киников и киренаиков влияние Сократа с известными модификациями и трансформациями скааалось на эпикурейцах, стоиках и скептиках — первоначально греческих, а затем и римских. Характеризуя эпикуреизм, стоицизм и скептициам как «форму, в которой Греция перекочевала в Рим», К. Маркс в своей докторской диссертации писал: «Наконец, рааве это случайность, что указанные системы признают действительностью истинной науки тот обрав, который, в лице семи мудрецов, знаменует мифологическое начало греческой философии и который, словно в фокусе, воплотился в Сократе,' этом демиурге философии, я имею в виду образ мудреца...» * Совместными усилиями сократиков «мудрость Сократа» стала общеприананным фактом, хотя каждый иа его последователей по-своему понимал и трактовал ее.
Общим для всех них были отстаивание — с различной, правда, интенсивностью — принципа неаависимости истинного «мудреца» от внешних обстоятельств, акцент на внутреннем спокойствии духа и свободе от окружающей общественно- политической жизни с ее суетными интригами и борьбой за кажущиеся блага. Рисуя портрет такого «мудреца», обычно апеллировали к сократовской иронической манере отношения к жиани и окружающим, восхищались стойкостью его духа на суде, его жертвой жизнью во имя истины и т.
и. Мотив сократовской иронии широко использовался уже Платоном, оставившим потомкам бессмертный облик Сократа — стража истины, вечно борющегося за правое дело и ради него легко и радостно идущего на смерть. А, скажем, для римского стоика Эпиктета позиция Сократа на суде является вырааительным примером отношения к жизни как к игре, игре в мяч.
«Следовательно,— говорил он,— н Сократ мог играть в мяч. Каким же обрааом7 Он мог играть в мяч в зале суда. Но что за мяч был у него тогда под руками? Жизнь, свобода, изгнание, яд, утрата жены, дети, «Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 157 — 158. 142 обреченные на сиротство. Вот что было под рукою, чем он играл. Но тем не менее он играл и бросал мяч, как то следует» *. В качестве «игрока» трактовал Сократа и Плотин, основатель школы неоплатонизма. Правда, он уподоблял игре лишь внешнюю сторону жизни, но не внутреннюю ее духовность. «Коли, следовательно, Сократ играет,— заметил Плотин,-то он играет все же лишь внешним Сократом» е*.