Нерсесянц В.С. - Сократ (1250009), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Для христианства, испытавшего значительное влияние неоплатонизма и стоицизма, в целом характерна тенденция к религиозной героизации Сократа в качестве хотя и языческого, но все же близкого по духу мученика веры. Так, Августин Блаженный (354 — 430 гг.) в сочинении «О граде божием» отмечает близость к христианской философии сократовской мудрости и сократовской тяги к вечной истине.
Еще выше престиж Сократа котировался у представителей греческой ветви патристики (философии «отцов церкви»), склонной к частым параллелям между Сократом и Христом. Но для христианских авторов, при всем их пиетете к Сократу, он как язычник оставался отверженным и лишенным божьей благодати. Показательно в этом плане отношение к нему Данте, который поместил Сократа вместе с другими великими и добродетельными язычниками-не- христианами (Аристотелем, Платоном, Демокритом, Гераклитом, Диогеном, Фалесом, Анаксагором, Зеноном, Эмпедоклом, Орфеем, Сенекой, Птолемеем и др.), несмотря на свое восхищение ими, все же в аду, хотя и в круге первом.
О тех, что находятся в этом лучшем месте католического ада, в Лимбе, провожатый Данте Вергилий замечает: «Что ж ты не спросишь,— молвил мой вожатый,— Какие духи адесь нашли приют? Знай, прежде чем продолжить путь начатый, Что ати не грешили; не спасут Одни заслуги, если нет крещенья, Которым к вере истинной идут; Кто жил до христианского ученья, Тот бога чтил не так, как мы должны. " Цит.
по квл Г. Голлерц. Уйианепонимание греческих философов и идеал внутренней свободы. СПбч 1912, с. 90. " Там же. ййз Таков и я. За эти упущенья, Не аа иное, мы осуждены, И адесь, по приговору высшей воли, Мы жаждем и надежды лишены». 1ьвсжественная нонелняг. Ал, 1Ч, Э! — «0). С освобождением европейской мысли от догм христианской теологии интерес к Сократу ааметно усилился.
Для просветителей Сократ — нх античный предшественник и соратник, герой разума и великий святой из мирового философского календаря. В центре сократовской морально-философской проблематики оказывается И. Кант в своих поисках пути к вечному миру, нуждающемуся в согласии политики с моралью. По существу, идет старый сократовский спор о претензиях философии на политику. Но времена иные, и соответственно скромнее и умереннее требования Канта. «Нельзя ожидать,— пишет он,— чтобы короли философствовали или философы сделались королями. Да этого не следует и желать, так как обладание властью неизбежно искажает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы должны не допустить, чтобы исчеа или умолк класс философов, и дать им возможность выступать публично, Это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность»*.
Если в первой части приведенного суждения кенигсбергский философ явно спорит против излюбленных мотивов своего афинского коллеги, то во второй части их позиции идентичны, и беа преувеличения можно сказать, что вся кантонская концепция моральной политики продумана с оглядкой на поучительный провал сократовской попытки. Большой интерес к философии и жианенной судьбе Сократа проявлял Гегель.
Сократ, по его оценке, «представляет собой не только в высшей степени важную фигуру в истории философии и, может быть, самую интересную в древней философии, а также и всемирно-историческую личность. Ибо главный поворотный пункт духа, обращение его к самому себе, воплотился в нем в форме философской мыслиь**, После Сократа, отмечал Гегель, дух внутрен« Каис И. К вечному миру.— В кнл Трактаты о вечном мире. М., Изд-во социально-экономической литературы, 1963, с, 173 — 174. е* Гегель. Соч., т, Х, с. 34.
144 лего убеждения стал принципом человеческого действования. Еще и сейчас, подчеркивал Гегель, продолжает скавываться влияние Сократа в области философии, религии, науки и права. Критикуя интерпретацию сократовской иронии немецким романтиком Фридрихом фон Шлегелем, он писал, что в иронии Сократа есть момент субъективности, но нет приписываемого ей субъективного произвола, характерного для нового времени. Интересна гегелевская трактовка обвинения и осуждения Сократа. Обвинительная жалоба против Сократа, по его мнению, была совершенно правильной, поскольку сократовский принцип индивидуального самосознания колебал нравственные устои и законы афипского полиса.
Нападки Сократа на афинскую религию н воспитание юношества были гибельны для афинского духа и афинского государства. Правомерен был, с точки зрения Гегеля, и смертный приговор Сократу, который был вынесен ему не за прошлые проступки, а за непризнание власти народа на суде, за нежелание определить себе надлежащее наказание. Проявив моральную самостоятельность, Сократ своим поведением на суде по сути дела отвергал суверенитет народа, судебному приговору противопоставил свое внутреннее убеждение и объявил. себя оправданным перед судом своей совести. Тем самым Сократ проявил себя как герой, сознательно высказавший новый принцип духа — абсолютное право индивидуального сознания на внутреннее решение. Но субъективному сократовскому принципу противостоял объективный принцип греческого мира. Поэтому афинский народ не только имел право, но н был обязан осудить по закову сократовский принцип, который представлял собой преступление.
Следовательно, судьба Сократа не случайна, она необходимым образом обусловлена его принципом: герои во всемирной истории, выступая с новым принципом, с необходимостью оказываются насильственными нарушителями уже существующих принципов и законов, за что и подвергаются наказанию. Но в наказании уничтожается не сам новый принцип, а лишь его носитель, индивид. «Великий человек, — замечает Гегель в связи с виной Сократа, — хочет быть виновным и принимает на себя великую коллиэию. Так Христос пожертвовал своей индивидуальностью, но созданное им дело осталосьэ *. ь Гегель. Соч., т.
Х, с. 86. $45 Если бы Сократ был осужден без вины, его судьба была бы лишь печальной. Но она трагична, поскольку в сократовском деле столкнулись две правомервь»е нравственные силы — принцип субъективной свободы н объективный полисный порядок. Трагедия Сократа была одновременно и трагедией Афин, трагедией Греции, потому что сократовское преступление — это не ординарный проступок индивида, но симптом саморазложения нравственной целостности полиса, преступление, совершаемое народным духом против самого себя.
Гибельный для духа и судеб афинского полиса, сократовский принцип верховенства субъективного внутреннего сознания стал, по характеристике Гегеля, всеобщим принципом всей последующей философии и истории. С этим связано и то, что послесократовские философы отошли от государственных дел,погрузились в проблемы внутреннего мира и заняли враждебную к афинскому полису позицию. Подход Гегеля к Сократу — заметное явление в мировой литературе по данной теме. Его влияние испытали в той или иной мере многие авторы Х1Х и ХХ вв., обращавшиеся к этому вопросу. Под ощутимым влиянием гегелевской концепции истории философии находится, например, оценка воззрений Сократа, данная Л.
Фейербахом. «Сократ,— писал Л. Фейербах,— действительно явился тем мыслителем, который в хаотической путанице софистики отделил истинное от неистинного, свет от темноты»». Блестящая характеристика жизни и творчества Сократа содержится в произведениях А. И. Герцена. Сократ, по оценке Герцена, «нанес существующему порядку в Греции тяжелейший удар»; «он осмелился поставить истину выше Афин, разум — выше узкой национальности»**. Касаясь трагической судьбы Сократа, Герцен отмечал, что Сократ судился как гражданин, имевший огромное влияние па своих соотечественников н отрицавший неприкосновенную основу афинской жизни. Его столкновение с афинским полисом было неизбежно. В иной, чем Гегель, Фейербах п Герцен, перспективе и с иных позиций о «неразрешимом конфликте» между Сократом и греческой государственностью писал Фр.
Ннц- е Фейербах Л. История философии, т. 2. М., «Мысль», 1974, с. 18. ее е"еРЧел А. й. Соте т. 2.Ме 1955, С. 172, 173. ше, один из самых ярых антисократиков во всей долгой . истории споров об афинском философе. Для имморалистской концепции Ницше сократовская мораль, как, впро.чем, мораль вообще, есть воля к отрицанию жизни, воля к смерти.
Рационализм Сократа враждебен тому инстйнктивному, мистико-иррациональному, трагическому началу жизни, которое Ницше именовал дионисийским и отстаивал его в противопоставлении рациональному аполлоновскому началу. Все современное ему общество Ницше неприязненно характеризует как «сообщество критических сократовцев», а современную культуру — как сократовскую, или александрийскую. Гитлеровский тоталитаризм, претендовавший на духовное родство с Нипше и практическую реализацию его антидемократических и иррационалистических представлений, оказался действительной трагедией для европейской культуры, для миллионов людей в самой Германии и во всем мире. Трагическая вакханалия развязанных национал-социализмом инстинктов насилия и разрушения, вражда к разуму, агрессивное отрицание принципа индивидуальной свободы, моральных и культурных ценностей убедительно показали, что человеку «сократовского типа» пришел конец, что ему нет места в рамках подобного реч жима.
Как первый мученик научного исследования, просветитель и реформатор характеризуется Сократ Т. Гомперцом, известным немецким историком философии конца Х1Х— начала ХХ в. По поводу осуждения Сократа Т. Гомперц писал: «Вынести справедливый приговор об этом столкновении благородного народа с одним из благороднейших его сынов — дело щекотливое» *. Т. Гомперц полемизирует против распространенных представлений, будто Сократ, представ перед судом, добивался во что бы то ни стало смертного приговора; нет, замечает он, Сократ хотел жить, но продолжая заниматься прежним любимым делом.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
