Нерсесянц В.С. - Сократ (1250009), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Но Критий заметил: „Ты, Сократ, должен отказатьсн от этих кожевников, плотников, кузнецов*. Я даже думаю, что от частого употребления эти слова совсем износились". — „Следовательно, — сказал Сократ, — и от того, что следует за этими сравнениями — правды, святости и т.
п.?" — „Именно, — ответил Харикл, — и от пастухов; в противном случае берегись, чтобы тебе собою же не уменьшить числа коров" » (Ксеней»онт. Воспоминания о Сократе, 1, П, 34 — 38). Продолжая преследовать Сократа, тираны, правда, не решились на прямую расправу с ним. И не сказать, что им было не до него. О нем помнили, его хотели сломить, дискредитировать. Так, Сократу и четырем другим гражданам тираны велели доставить с Саламина в город для каани Леонта Саламинского. Леонт был одним из известных руководителей афинского флота и добропорядочным гражданином, Он участвовал в подписании мира, заключенного Никнем со спартанцами, а в Аргинусском сражении был в числе афинских военачальников.
Как сторонник демократии Леонт выступал в свое время против олигархического «правления четырехсот», а после установления «правления тридцати», опасаясь мести олигархов, удалился на Саламин. Сократ, как, впрочем, и другие афиняне, понимал, что в случае с Леонтом речь шла об очередной расправе правителей над неугодным им лицом. Ясно было ему и то, е Имеется в виду обычное в устах Сократа суждение о том, что лскусство политика требует специального учения, знания н умения еше в большей «телеки, чем ремесло плотника, кузнеца и т. и. что правители, привлекая его и других граждан в качестве исполнителей своих произвольных приказов, стремились так или иначе замарать всех причастностью к своей кровавой политике, распространить вину и ответственность за проводимые по их приказу деяния яа многих, связав тем самым возможно большее число людей преступной круговой порукой и используя их в качестве своих подручных и послушной опоры. Для тиранов было, конечно, весьма заманчиво впрячь в колесницу своих расправ «мудрейшего из греков».
Мысль о привлечении его к мероприятиям власти исходила, скорей всего, от Крития; во всяком случае, без одобрения последнего дело не обошлось. Критию, этому софисту и тирану в одном лице, человеку незаурядному и порочному, представился случай вадать праведному Сократу грязную работенку приспешника. Но Сократ вновь разочаровал правителей. Когда пятеро афинян, получивших приказ об аресте Леопта, вышли из Тола (правительствеппого здания) па агору (афипскую городскую площадь), один из них отделился от группы и пошел к себе домой, вместо того чтобы отправиться с остальными па Саламин. Это был Сократ. И пе было его вины в том, что Леонт был все-таки доставлен и казнен. «Только и на этот раз,— замечает Сократ,— опять я доказал пе словами, а делом, что мне смерть, попросту говоря, нипочем, а вот воздерживаться от всего несправедливого и нечестивого — это для меня все» (Платон.
Апология Сократа, 32 с — е). На арене публичной жиапи, как и в частном кругу, Сократ ие был железным приверженцем догмы, ио оставался человеком твердых убеждений. Смена партийуруля афинской политики предподпосила ему все новые сюрпризы, по оп был верен себе, своей внутренней оценке внешних событий. Во всех случаях заступничества — за стратегов при демократии, за Леопта при тирании и т. д.— оп защищал пе те или иные партийные позиции, свои или чужие, по закон и справедливость против беззаконий. Примечательно в атой связи и его выступление за Ферамена при «правлении тридцати».
Ферамеп — довольно сложная и неоднозначная фигура на сцене афинской политики конца У в. до н. э. Во время олигархического правительства «четырехсот» он был избран стратегом. Но когда олигархи, взяв власть в свои 94 руки, стали решать государственные вопросы по своему усмотрению, игнорируя всех остальных афинских граждан, Ферамен примкнул к ааговору Аристократа против правительства «четырехсот» и сыграл видную роль в его низвержении и установлении в Афинах умеренно-демократического строя, опиравшегося на 5 тыс. полноправных граждан — тех, кто обладал «тяжелым вооружением». Кстати, укрепление на Пирее, сооруженное олигархами, которые затевали измену в пользу Спарты, было уничтожено отрядом повстанцев, командование которым было возложено на Ферамена. Деятельное участие Ферамен принял и при установлении «правления тридцати», в состав которого вошел и он сам.
Вскоре, однако, обнаружились существенные расхождения между ним и другими членами правительства во главе с Критием. Ферамон был сторонником умеренного правления, противником и крайней демократии, когда политическими делами занимаются все свободные афиняне, и крайней олигархии, когда у власти оказывается ограниченное число правителей. Он выступал за наделение политическими правами лишь представителей среднего и высшего слоев афинян, исключая тем самым из политической жизни низы свободного афинского демоса.
«Я,— говорил Ферамен в публичной полемике против Критик,— всегда — и прежде и теперь — был сторонником такого строя, при котором власть принадлежала бы тем, которые в состоянии защитить государство от врага, сражаясь на коне или в тяжелом вооружении» (Ксенофонт, Греческая история, Н, 3,48). В обстановке острой схватки между демократией и олигархией умеренная, «срединная» позиция Ферамена как беспринципная резко критиковалась его радикальными противниками слева и справа. Он был даже прозван современниками «котурном» (т. е.
обувью, одинаково годной для обеих ног), по-русски говоря, — «и нашим, и вашим». Иначе позицию Ферамена оценивает Аристотель, усмотревший в его умеренности и «срединности» верный принцип законной и справедливой политики. Относя Ферамена вместе с Никнем и Фукидидом к числу лучших нз политических деятелей Афин второй половины У в. до н. э., Аристотель пишет; «При этом относительно Никия и Фукидида почти все согласно признают, что это были 95 ие только „прекрасные и добрые"*, но и опытные в государственных делах, отечески относившиеся ко всему государству; что же касается Ферамена, то вследствие смут, наступивших в его время в государственной жизни, в оценке его существует разногласие.
Но все-таки люди, серьезно судящие о деле, находят, что он ие только не ниспровергал, как его обвиняют, все виды государственного строя, а, наоборот, направлял всякий строй, пока в нем соблюдалась законность. Этим он показывал, что может трудиться на пользу государства при всяком устройстве, как и подобает доброму гражданину, но, если этот строй допускает противозаконно, он не потворствует ему, а готов навлечь на себя ненависть» (Аристотель. Афинская полития, ч. 1, Х, 28, 5).
Главный противник Ферамена Критий определенно склонялся в сторону неприкрытой тирании и жестоких репрессий прежде всего против влиятельной верхушки оппозиции', видных противников режима. По поводу недовольства Ферамена большим числом репрессий, ведущих к сужению социальной опоры новой власти, Критий со знанием уже окончательно сделанного выбора трезво и цинично заметил ему: «Ты очень наивен, если полагаешь, что для сохранения власти за нами надо меньше предосторожностей, чем для охранения всякой иной тирании: то, что нас тридцать, а не один, нисколько не меняет дела» (Ксенофонт. Греческая история, П, 3, 16).
Опасаясь, что вокруг Ферамена сгруппируется оппозиция против правительства,как это было при свержении прел«- них олигархов, Критий и его сторонники своей властью исключили Ферамена из ранее составленного списка 3 тыс. афинских граждан, получив тем самым формальное право (поучительный штрих — хоть какая-нибудь «формальность», да нужна для оправдания тиранических мероприятий!) предать его смерти без суда: для казни тех, кто был вне списка, суд был излишен.
Сократ и Ферамвн знали друг друга, а по некоторым сведениям, не лишенным, видимо, налета легендарности, оии взаимно симпатизировали. Сократ тоже был противником политических крайностей, и его оценка позиции Ферамеиа не должна была бы как-либо существенно разниться с той, которую потом дал ученик его ученика. е Форыула аристократического идеала в античном словаре. 9б Каких-либо достоверных источников об отношениях Сократа и Ферамена, к сожалению, не имеется. Но сохранился следующий рассказ Диодора о последней их встрече: «Ферамен мужественно переносил несчастье, так как он усвоил от Сократа глубоко философский взгляд на вещи, но вся остальная толпа сострадала несчастью Ферамена.
Однако никто не решился ему помочь, так как со всех сторон его окружала масса вооруженных. Только философ Сократ с двумя из своих учеников подбежал к нему и пытался вырвать его из рук служителей. Ферамен просил его не делать етого. „Конечно,— заметил он,— я глубоко тронут вашей дружбой и мужеством; но для меня самого будет величайшим несчастьем, если я окажусь виновни-' ком смерти столь преданных мне людей". Сократ и его ученики, видя, что никто не приходит к ним на помощь и что надменность нх торжествующих противников увеличивается, прекратили свою попытку»'". Несмотря на наличие определенного налета легендарности в етом сообщении Диодора, фактически ничто в нем не противоречит тому, что нам более достоверно известно о Сократе и Ферамене.
Во всяком случае, так вполне могло быть, хотя и нет уверенности, что было именно так. И по иным свидетельствам, Ферамен, побежденный своим на время более удачливым коллегой по власти, встретил смерть мужественно, с живым настроением духа и насмешливо-саркастическим выпадом против своего врага. Выпив положенную ему отраву, он выплеснул со дна бокала остаток цикуты, как выплескивали вино на веселых афинских попойках при игре коттаб, и з духе етой игры заметил: «Дарю зто моему ненаглядному Критню» (там же, П, 56). Попытка помочь Ферамену в его столкновении с таранами — штрих, хотя возможно и легендарный, но типичный и весьма характерный для публичного облика Сократа — противника беззаконий. Однако по сути основным публичным делом Сократа была, разумеется, не та нли иная зпизодическая стычка с властями по внешнему поводу, а его философствование, приведшее в конечном счете к судебному процессу над ним самим.
И главный «публичный» день Сократа еще впереди. е Цит. ио иия Ксенофонт. Греческая история. Л., Сои»я»из, 1935, с. 256 — 257. 4 В. С. Нерсесяяи 97 СЕМЬЯ И ДЕТИ На вопрос о том, следует ли жениться или нет, Сократ, говорят, ответил: «Как бы ни поступил, все равно будешь расскаиваться». Сам он обзаводиться семьей не спешил и вступил э брак, когда ему было далеко за сорок. Это произошло, видимо, в 20-е годы, скорей всего, после окончания «Архидамовой войны». Ко времени казни Сократа старший нз трех его сыновей, Лампрокл, был подростком, а двое младших, Софроииск н Меиексен,— малолетками.
Менее определенны сведения о жене Сократа. Платон и Ксенофонт упоминают лишь о Ксантиипе как его супруге, тогда как, по Аристотелю, у Сократа было две жены: первая — Ксантиппа, мать старшего сына Лампрокла, и вторая жена — Мирто, мать Софрониска и Менексена. Сообщение Аристотеля явно расходится с платоновским рассказом э том, что в тюрьме Сократа навещала Ксантиппа с ребенком на рунах. Есть еще версия, по которой первой женой была Мир»о, а не Ксантиппа. Диоген Лаэртский упоминает также источники, согласно которым у Сократа якобы было одновременно две жены.
Объясняется это, дескать, тем, что ввиду ощутимой из-за долгой войны нехватки мужского населения афиняне приняли на народном собрании решение, позволявшее иметь законных детей не только от официальной супруги, но и от фактической жены, сожительницы. Нет единства и в сообщениях о том, какая же иэ двух жен была официальной. Кроме того, остается открытым вопрос, было лн вообще упомянутое решение действительно принято афинским народным собранием или оно является лишь последующей выдумкой, подводящей своеобразную правовую базу под версию о двух женах Сократа. В разного рода сведениях о семейной жизни Сократа чаще всего именно Ксантнппа фигурирует в роли его жены, причем — весьма сварливой и докучливой. По поводу многочисленных анекдотов о ее скандальном характере остается, видимо, согласиться с тем, что дыма без огня не бывает. (Воспользуемся продолжающимися до наших дней поисками этого огня н сделаем, в скобках, одно критикотеатральиое отступление к современности — к пьасе 98 Э.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
