Нерсесянц В.С. - Сократ (1250009), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Таковы, например, беседы Сократа со своим старшим сыном Лампроклом о признательности родителям и уважении к матери, с Аристодемом о любви божества к человеку, с Херекратом о единодушии и взаимной любви между братьями, с Антисфеном н Критобулом о дружбе н выборе друзей, с Аристархом о помощи в нужде, с Евтиром о добывании себе пропитания трудом, с Крнтоном о путях борьбы против сикофантов, с Дионнсидором об обязанностях военачаль- 75 ника, с сыном Перикла об афинянах, с Главконом и Хармидом о необходимости соответствующего образования для занятия политикой, с Епигеном о значении телесных упражнений и т. д.
Переход от иронической беседы-полемики с запутыванием собеседника и демонстрацией его незнания к наставительной беседе-совету хорошо виден на примере общения Сократа с Евтидемом Красивым. Если первые свои беседы с Евтидемом — о роли знания для управления государством, о добре и зле — Сократ вел в ироническом духе, больно задевая самомнение слушателя, то в дальнейшем, когда Евтидем стал ревностным сократиком и усвоил даже привычки учителя, последний стал беседовать с ним простым и понятным образом.
Часто сократовские беседы с учениками развертывались по ходу совместного чтения произведений древних и современных авторов и разбора их положений. Поощряя любознательность своих слушателей и всемерно содействуя их добродетельной тяге к знанию, Сократ в тех случаях, когда сам был несведущ в том или ином вопросе, отводил их к знающим людям. При этом он постоянно предостерегал их против суетного стремления к «многознанию» и «всезнанию», призывая сосредоточиться па развитии и углублении практически необходимых, полезных знаний и занятий. Так, он не советовал при изучении геометрии или астрологии вдаваться в темные дебри и выходить далеко за рамки практически полезного для человеческой жизни, например, в земледелии, строительстве, морском деле н т. п. Тем же, кто желал помочь себе больше, чем это в пределах человеческого знания, Сократ советовал обратиться к мантике.
Считая своих слушателей друзьями, а не «учениками», Сократ, в отличие от софистов, не брал с них денег. Софист Антифон по этому поводу как-то заметил Сократу: «Очевидно, если бы ты считал свое собеседование чтонибудь стоящим, то брал бы за него деньги не менее стоимости. Ты, может быть, справедлив, потому что никого не обманываешь из-за любостяжания, но ты не можешь быть умным, потому что знаешь то, что ничего не стоит» (там же, 1, У1, 12). Явно задетый славой и популярностью Сократа, Антифон называет его «учителем злополучия», настраивающим и учеников своих на лад своей бедной и безденежной жизни в рабской нужде. Сократ был не иа тех людей, кого могли сбить с толку подобные яавительные выпады.
Да и его шкала ценностей исходила иа иного понимания благ: счастье он видел не в богатстве, роскоши и неге, но в добродетельной жизни, достигаемой на путях умеренности, воэдержания и раэумного управления потребностями, страстями и чувствами. Софиста, берущего плату за обучение своему знанию, Сократ уподобляет тем, кто продает свою красоту за деньги. И там, и тут нет любви, между тем только любовь одухотворяет и воавышает человеческие отношения вообще, отношение человека к истине в особенности. Ведь философия как любовь к истине — дитя не только глубокого познания, но и воэвышениой любви.
И Сократ вел свои философские беседы, не эанижая этого высокого пафоса бескорыстного просвещения всех тех, кто готов был его слушать. Сократовские беседы сделали его уже при жизни популярнейшей фигурой не только в Афинах, но и во всей Элладе. И когда Херефонт, один иа преданных ему слушателей, обратился к дельфийской пророчице с вопросом, есть ли кто на свете мудрее Сократа, пифия ответила.' «Софокл мудр, Еврипид мудрее, Сократ же — мудрейший иэ всех людей».
Сохранился и другой вариант ответа: «В мудрости никто не сравнится с Сократом». По тогдашним представлениям, этот ответ пифии оэначал высшее признание человеческих достоинств Сократа и его своеобраэную «канониэацию» в качестве мудреца. Трудно допустить, чтобы столь аначимый ответ был экспромтом пифии. Было ясно, что мнение дельфийского оракула, польаовавшегося' всеэллинским влиянием, вскоре же получит широкую огласку. И выбор в польэу Сократа был равносилен божественному одобрению его поэицни в качестве нормативного обраэца и освященного масштаба. Чрезвычайно осторожные и эластичные в своих высказываниях жрецы храма Аполлона в Дельфах не решились бы, конечно, назвать мудрейшим человека в каком-либо'отношении, с их точки эрения, сомнительного, порочного, а тем более безбожного, богохульствующего и т.
и. Судя по всему, в Дельфах аадолго до обращения Херефонта были достаточно хорошо осведомлены о Сократе, и его имя не раа упоминалось в кругу дельфийских жрецов. Ответ оракула вверг Сократа в раздумье о смысле бо- жественного прорицания: сам он не считал себя мудрым, но и бог ведь не лжет. Путем бесед и наблюдений испытывая на мудрость себя и всех тех, кто слыл что-либо знающим, Сократ пришел к выводу, что если другие мнят себя мудрыми, не будучи таковыми, то он сам, хотя и не мудр, но, по крайней мере, и не воображает себя )пудреном, В этом различии он и усмотрел причину предпочтения оракулом его всем остальным. «А в сущности, афиняне,— поясняет Сократ,— мудрым-то оказывается бог, и своим изречением он желает сказать, что человеческая мудрость стоит немногого нли вовсе даже ничего, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем ради примера, все равно как если бы он сказал: „Иэ вас, люди, всего мудрее тот, кто подобно Сократу знает, что ничего поистине не стоит его мудрость" » (Платон.
Апология Сократа, 23 Ь). Сократовские беседы, пронизанные таким пониманием смысла божественного прорицания, привели его в конеч ном счете в суд. И когда накануне слушания дела' Гермоген спросил его, почему он не готовится к защите, Сократ резонно заметил: «Разве я не провел всю жиэнь в этом эанятииг» ДЕЛА ПУБЛИЧНЫЕ Первые три с половиной — четыре десятка лет жизни Сократа — наиболее темные и неясные в его биографии, поскольку он не успел еще стать известной в Афинах фигуРой и попасть в поле интереса современников.
Афины переживали тот период своей истории, который принято обозначать как пентеконтаэтню (пятидесятилетие); речь прн этом идет об отрезке времени между решающими 'сражениями греко-персидских войн (морской бой в Саламинском проливе в 480 г. до н. э. и сухопутная битва при Платеях в 479 г. до н. э.) и началом внутригреческой, главным образом — афино-спартанской, Пелопоннесской .войны (431 г. до н. э.). В обстановке победоносного эавершения греко-персидских войн Афины в это пятидесятилетие достигают своего расцвета.
Внутриполитическое положение характеризуется далы нейшим расширением и укреплением демократии. Афинский демос издавна играл решающую роль в политической жизни своего города-государства. Введенная законодательством Солона (594 г. до н. э.) умеренная цензовая демократия просуществовала в Афинах несколько десятилетий. Начиная с 60-х годов У1 в. до н. э. власть в Афинах почти на полвека переходит в руки тирана Писистрата и его сыновей. После низвержения тирании Писистратидов в последнем десятилетии М1 в. (509 г. до н. э.) Клисфен более основательно, чем Солон, в духе демократии реформирует социально-политический строй Афин. В период греко-персидских войн у власти в Афинах оказываются сторонники аристократии «в течение по крайней мере семнадцати лет» (А рисгогел». Афинская полития, ч.
1, 1Х, 25, 1). Но уже в 60-х годах У в. до н. э. реформами Эфиальта были сделаны новые решающие шаги по пути дальнейшего усиления демократии. В 457 г. до н. э. Эфиальт был убит его политическими противниками, но проводившаяся им демократическая линия продолжалась. Позиции демоса существенно укрепляются при Перикле, который в 450 — 429 гг. до н.
э. стал ведущим государственным деятелем в Афинах и популярным вождем демоса. В противовес Периклу, чье влияние в государстве все возрастало, аристократия на первых порах выдвинула и поддерживала Фукидида из Алопеки *. Борьба между Периклом и Фукидидом привела к установлению на некоторое время политического равновесия сил соперничавших партий демоса и благородных, нли, выражаясь политическим языком того времени, «прекрасных и добрых». Фукидиду удалось в какой-то мере консолидировать усилия партии «немногих» в ее борьбе за власть против на родной партии.
Это, однако, продолжалось недолго. Опираясь на демос, умело и тонко направляя его, Перикл сумел добиться явного перевеса демократии над аристо кратией, а заодно — укрепить свое личное влияние и * Этого Фукидида, сына Мелесия, аятя иавестиого государствен ного деятеля и аристократа Кимова, ие следует путать со аиамеиитым историком Фукидидом, сыном Олора. 79 власть в Афинах. В 443 г.
до н. э. Фукидид был подвергнут остракизму *. Положение Перикла еще более упрочилось. Этому во многом содействовала его успешная деятельность, направленная на обеспечение афинского демоса работой и заработками. Уже при Аристиде, а еще более откровенно— при Перикле, афиняне довольно бесцеремонно использовали на свои внутренние нужды деньги от взносов и пошлин своих союзников. Один только первоначальный взнос, не считая новых денежных поступлений от союзников, составлял огромную сумму — 460 талантов. На эти деньги в Афинах содержалось более 20 тыс. человек, которые так или иначе получали содержание из казны. Помимо матросов, солдат и должностных лиц, такое содержание получали и многие простые афиняне, занятые сооружениями храмов и другими публичными делами и мероприятиями (организация новых поселений и т. д.). Всемерно поощрялось за счет казны развитие различных искусств, ремесел и торговли.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
