ВКР Копытова ВЛ (1195771), страница 10

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 10)

В настоящее время, в условиях кардинально изменившейся социально-политической и экономической модели указанная проблема гораздо легче поддается разрешению. Похоже, что авторы современных работ в сфере науки трудового права даже и не видят здесь какой-то проблемы.

На наш взгляд, прежде всего не следует трактовать данный вопрос с чисто терминологических позиций. Можно, конечно, как это делает А.В. Иванчин, оперировать категориями «права первородства», но это является слабым аргументом, более того, это вообще аргументом не является. Как представляется, различие между категориями общественного вреда и общественной опасности все же имеется, и это различие существенно.

Считаем, неосновательным противополагать, как это делает В.В. Бутнев, общественные и частные права и интересы и, усматривая общественную значимость как общественной опасности деяния, так и его общественной вредности, отождествлять эти две последние категории. Дело не только в том, что «общественные интересы составляют второй план правонарушения», но и в том, что интересы частных лиц, поскольку они защищаются правом, также являются общественно значимыми. Право как социальное явление призвано защищать все общественно значимые интересы - как частные, так и коллективные (корпоративные) и общесоциальные. Более того, в условиях правового государства и гражданского общества защита прав и законных интересов отдельной личности выходит, употребляя выражение В.В. Бутнева, на первый план. В этом смысле прав Ф. Хайек, говоря о том, что первичным (в том числе и в генетическом плане) является именно частное право; существование же публичного права оправданно, лишь поскольку оно обеспечивает, охраняет и защищает частное право [23, с. 86-87]. Поэтому дело отнюдь не в том, что все правонарушения нарушают общественно значимые интересы, а потому являются в равной степени и социально вредными, и общественно опасными. То, что любое правонарушение нарушает общественно значимые интересы, как представляется, не вызывает сомнений, однако констатация данного факта сама по себе еще не дает оснований для отождествления категорий общественной опасности и общественной вредности.

Как это ни покажется парадоксальным, но практически никто не поставил вопроса о том, что представляет собой такая категория, как общественная опасность. Рассуждения не идут далее того, что все правонарушения наносят вред, общественная опасность - также вред, поэтому все правонарушения, будучи вредными, являются одновременно и общественно опасными. Проблема, стало быть, лишь в «количестве» (степени) этого общественного вреда. Как мы видели, именно так и рассуждает В.Н. Карташов, однако именно это его рассуждение является аргументом против его предложения о введении изменений в уголовное законодательство. Например, Д.А. Липинский характеризует правонарушение как деяние общественно опасное, т.е. причиняющее или могущее причинить вред обществу [57, с. 38].

Приведенная выше ссылка В.Н. Карташова на то, что, как показывает практика, опасность многих правонарушений гораздо больше опасности отдельных преступлений [20, с. 29], кажется на первый взгляд более весомым аргументом, но при более внимательном рассмотрении также должна быть отвергнута как неосновательная.

Понятие (содержание) общественной опасности складывается из многих компонентов, пишет В.С. Прохоров. Прежде всего в ее основании лежит объективное свойство причинять вред. Невиновное причинение вреда не исключает общественной опасности деяния, оно также остается общественно опасным, если совершено невменяемым лицом. Деяния запрещаются потому, что они общественно опасны, но не становятся общественно опасными тогда, когда запрещаются [28, с. 334-335].

По большей части это высказывание кажется верным; тем не менее оно требует уточнения. Дело в том, что общественная опасность - во многом оценочная категория: общество, точнее, люди, принимающие уголовный закон, считают, что то или иное деяние общественно опасно, - и поэтому запрещают его. Таким образом, категория общественной опасности в значительной своей части идеологизирована, а значит, субъективна: опасно (в уголовно-правовом смысле) часто не то, что реально опасно для общественных интересов, а то, что считают опасным. С другой стороны, нередко реально общественно опасные деяния не криминализируются (т.е. не оформляются юридически законом), в том числе и потому, что общество либо неверно оценивает их с этой точки зрения, либо не замечает - в силу своей инертности.

Таким образом, получается, что в ряде случаев общественная опасность определяется субъективным фактором - формализацией деяния в уголовном законе. Впрочем, нужно сказать, что жизнь все равно в конце концов производит отбор: в уголовном законодательстве появляются нормы, преследующие реально общественно опасные деяния, и «отмирают» - фактически не действуют и в конце концов отменяются - «мертвые» нормы (аналогичные ч. 1 ст. 121 УК РСФСР).

Из сказанного следует главная теоретическая ошибка В.Н. Карташова. Во-первых, он совершенно неправ, когда утверждает, что «уже сам факт нарушения юридического предписания есть вред (зло, грех и т.п.), поскольку игнорируются соответствующие социальные ценности, право, ставится под угрозу нормальное развитие общественных отношений». Здесь поменялись местами причины и следствия: не деяние является правонарушением потому, что общественно опасно, а общественно опасным деяние становится потому, что является правонарушением. Между тем не всякое общественно опасное деяние является преступным, как и не всякое формально преступное деяние является общественно опасным. Во-вторых, то обстоятельство, что существуют правонарушения, гораздо более общественно опасные, чем преступления, вообще аргументом выступать не может. Если не заниматься голым теоретизированием, а реально оценивать существующую практику, то следует признать правоту Л.С. Явича, который совершенно правильно в свое время отмечал как само собою разумеющееся обстоятельство то, что «грань между преступлением и проступком подвижна, как подвижна и грань между правонарушениями и иными социальными поступками, за совершение которых лица не привлекаются государством к юридической ответственности. Подвижны эти грани и потому, что меняются сами общественные отношения и характер асоциальных проявлений, и потому, что государство все же обладает долей относительной самостоятельности в решении вопроса о том, какие отношения оно берет под свою защиту и какими юридическими методами оно их защищает. Тем не менее есть, очевидно, какая-то во всей этой дифференциации объективная закономерность, необходимость, пробивающая себе дорогу через массу случайностей, как формы выражения этой необходимости», - заключает Л.С. Явич [90, с. 175]. В самом деле, факт того, что то или иное деяние является общественно опасным, но при этом не легализовано государством в качестве преступления, говорит не о том, что все правонарушения являются общественно опасными, а о том, что, возможно, состояние общественного правосознания содержит изъяны, а качество юридической техники в обществе недостаточно высоко. Можно предположить и большее: определенный временной зазор между появлением объективно общественно опасного деяния и его криминализацией будет существовать всегда.

Сам Л.С. Явич, к сожалению, высказывается по данному поводу не очень определенно. С одной стороны, он говорит о том, что правонарушение охватывает два вида нарушений, существенно отличных друг от друга: преступления и проступки. Различие между ними в том, утверждает Л.С. Явич, опираясь на авторитет К. Маркса, что преступление есть нарушение условий существования общества, в то время как проступок находится между правомерным поведением и преступлением. Он неправомерен, социально недопустим - асоциален, находится на грани нарушения условий существования самого общества как такового, но грань эту как бы не переходит (хотя при значительной степени массовидности и иных обстоятельствах может стать преступлением). С другой стороны, Л.С. Явич говорит о том, что проступок не просто неправомерен, асоциален, но и опасен, вреден [90, с. 174-177].

Таким образом, положительной стороной точки зрения Л.С. Явича можно считать то, что он с позиций общей теории права обосновал сущностное различие преступлений и других правонарушений (что делается крайне редко); некоторую же ущербность этой позиции можно усмотреть в ее недостаточной терминологической определенности: в терминологическом плане различий между указанными двумя категориями нет, ибо, как пишет Л.С. Явич, и преступление, и проступок противоправны, асоциальны, общественно опасны и общественно вредны.

Указанной терминологической неопределенностью страдают не только рассуждения Л.С. Явича. Например, В.И. Гойман пишет: «Общественная вредность, опасность - основной объективный признак, определяющая черта правонарушения и его основополагающее объективное основание, отграничивающее правомерное от неправомерного» [52, с. 197].

Итак, категория общественного вреда должна рассматриваться как более общая (родовая) категория; общественная опасность представляет собой частный случай общественного вреда. Последняя тем не менее является самостоятельной категорией. Как следует из самого термина, общественно опасное деяние представляет собой опасность для существования общества. Это деяние, которое способно реально уничтожить социальную систему или ее часть либо нарушить ее нормальное функционирование. Таким образом, различие между общественной опасностью и общественным вредом далеко не только терминологическое. Очевидно, что не всякое общественно вредное явление обладает таким качеством.

Например, ни один дисциплинарный проступок не представляет опасности для социально значимых интересов, хотя способен причинить им вред. В противном случае, поскольку общественная опасность, как отмечалось выше, есть объективное (материальное) свойство правонарушения, нужно было бы признать, что любое деяние, объективно нарушающее внутренний правопорядок организации, есть деяние общественно опасное - даже в том случае, если оно не является, в силу формально-юридических причин, дисциплинарным правонарушением. Например, как известно, прогул есть, в силу ТК РФ, отсутствие работника на рабочем месте в течение известного периода. Но прогул - это обязательно виновное деяние, отсутствие вины работника исключает прогул как дисциплинарное правонарушение. С точки зрения сторонников критикуемой нами позиции, прогул есть деяние общественно опасное. В таком случае можно говорить об общественной опасности этого деяния и при отсутствии прогула как дисциплинарного проступка. В связи с чем, общественно опасным является невыход на работу работника в случае болезни, невозможности явки на работу вследствие транспортных проблем и т.п. Конечно, в некоторых (особых) случаях возникновение такой ситуации и в самом деле может представлять опасность для общества, но речь-то идет не об особых, а обо всех без исключения случаях.

Итак, преступления и проступки, в том числе дисциплинарные правонарушения, различаются между собой тем, что первые обладают качеством общественной опасности, а вторые - нет. Наличие или отсутствие этого качества является важнейшим критерием для разграничения правонарушений, в том числе и правонарушений, совершаемых в сфере труда. Н.Ф. Кузнецова совершенно правильно в свое время отмечала, что отказ от категории «общественная опасность» привел бы к ломке всех институтов Общей части уголовного права, пересмотру понятия малозначительного деяния и сделал бы невозможным (по ее выражению, «просто безобразным») разграничение преступлений и проступков [32, с. 31].

Итак, можно говорить о юридических и фактических основаниях юридической ответственности.

Юридическое основание юридической ответственности предполагает законодательное закрепление в нормах права вариантов поведения, а также установление и применение юридической ответственности за конкретное совершенное противоправное деяние. Фактическое основание юридической ответственности представляет собой правонарушение как юридический факт.

2.3 Правовая природа обстоятельств, исключающих юридическую
ответственность

Действующее законодательство России содержит широкий массив нормативных предписаний, регламентирующих применение института обстоятельств, исключающих юридическую ответственность. Указанные предписания расположены в различных отраслях права (уголовном, гражданском, административном, трудовом и др.) и находятся в системе межотраслевого института юридической ответственности. В то же время изучение обстоятельств, исключающих юридическую ответственность, до настоящего времени происходило главным образом на базе науки уголовного права, средств которой недостаточно для системного исследования данного правового явления. При этом теоретики права до настоящего времени чаще всего ограничивали анализ института целями исследования более общего характера (как правило, юридической ответственности) либо учебными целями.

Достаточно полное институциональное оформление обстоятельства, исключающие юридическую ответственность, получили лишь в Уголовном кодексе РФ, гл. 8 которого регламентирует применение семи таких обстоятельств: необходимой обороны, крайней необходимости, причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление, физического и психического принуждения, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения. В Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях прямо называется только одно из указанных обстоятельств - крайняя необходимость (ст. 2.7), в Гражданском кодексе РФ - необходимая оборона (ст. 1066) и крайняя необходимость (ст. 1067). Формулируя соответствующие положения в Трудовом кодексе РФ и Налоговом кодексе РФ, законодатель посвятил им всего по одной статье, в которых перечислил обстоятельства, исключающие юридическую ответственность. Примечательно в последнем случае то, что оба нормативных правовых акта содержат институты и штрафной (дисциплинарная - гл. 30 ТК РФ; налоговая штрафная - гл. 15 и 16 НК РФ), и правовосстановительной юридической ответственности (материальная ответственность сторон трудового договора - раздел XI ТК РФ; налоговая правовосстановительная - ст. 75 НК РФ) [2]. При этом ст. 239 ТК РФ сформулирована применительно лишь к положениям о материальной ответственности, а в ст. 111 НК РФ называются обстоятельства, исключающие вину лица в совершении налогового правонарушения, влекущего штрафную ответственность.

Помимо перечня обстоятельств, исключающих юридическую ответственность, значительно разнятся и сами правила применения указанного института, в том числе детальность законодательных формулировок, последствия применения. В этом плане наибольшей точностью обладают, как и в предыдущем случае, соответствующие положения УК РФ, содержащие, как правило, достаточно подробные предписания относительно применения каждого из таких обстоятельств. И напротив, в уже приводившейся ст. 239 ТК РФ говорится лишь о том, что материальная ответственность работника исключается в случаях возникновения ущерба вследствие непреодолимой силы, нормального хозяйственного риска, крайней необходимости или необходимой обороны либо неисполнения работодателем обязанности по обеспечению надлежащих условий для хранения имущества, вверенного работнику, что явно недостаточно. Как представляется, также должны быть уточнены и раскрыты правила применения обстоятельств, исключающих юридическую ответственность, в ГК РФ, КоАП РФ и иных нормативных правовых актах, их предусматривающих.

В статье 1067 ГК РФ предусмотрено правило о том, что вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, т.е. для устранения опасности, угрожающей самому причинителю вреда или другим лицам, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена иными средствами, должен быть возмещен лицом, причинившим вред. Учитывая обстоятельства, при которых был причинен такой вред, суд может возложить обязанность его возмещения на третье лицо, в интересах которого действовал причинивший вред, либо освободить от возмещения вреда полностью или частично как это третье лицо, так и причинившего вред. Таким образом, несмотря на то что в данном случае возмещение вреда лицом, причинившим его в состоянии крайней необходимости, нельзя считать ответственностью уже в силу отсутствия в его деянии состава правонарушения и противоправного деяния как такового [11, с. 343], такое возмещение тем не менее по общему правилу ложится именно на лицо, причинившее вред. В то же время соответствующие положения института материальной ответственности сторон трудового договора подобных правил не содержат, а только исключают ответственность лица, действовавшего в условиях крайней необходимости. Статья 22 Федерального закона от 21 декабря 1994 № 69-ФЗ «О пожарной безопасности» также содержит норму о том, что личный состав пожарной охраны, иные участники тушения пожара, ликвидации аварии, катастрофы, иной чрезвычайной ситуации, действовавшие в условиях крайней необходимости и (или) обоснованного риска, от возмещения причиненного ущерба освобождаются. Очевидно, что термин «освобождаются» использован в Законе некорректно: в действительности речь идет об исключении ответственности указанных лиц.

Характеристики

Список файлов ВКР