_методичка_ Философия. Киселёв В.Н. 2002 (1184487), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Преподавательская номинация – из всех различных характеристик преподавательской деятельности возьмем только одну, формальный статус в иерархии системы образования (в России без чинопочитания нельзя). Высшим чином в системе университетского образования является ректор. Кто из классиков философии удостоился такой высокой чести? С большим отрывом от остальных философов выделится группа из трех человек. За двести последних лет И. Кант был ректором Кёнигсбергского университета, Г.В.Ф. Гегель был ректором Берлинского университета и Князь С.Н. Трубецкой был ректором Московского университета.
Метафизическая номинация. За последние два столетия наиболее значимыми и оригинальными метафизическими системами были: система И. Канта, система Гегеля, система В. Соловьева и система М. Хайдеггера.
Логическая номинация. За последние двести лет в логику наиболее значимым был вклад Г. Гегеля, Д.С. Милля, Э. Гуссерля, представителями неокантианства. Хотя историей была заявлена символическая логика, но ее представители снимаются с номинации за «нефилософское поведение» (это относится, и к Б. Расселу и Л. Витгенштейну – их логика не является философской Логикой).
В исторической номинации, безусловные лидеры – Г. Гегель, И.Э. Эрдман, Э. Целлер, К. Фишер, Ф.А. Ланге, В. Виндельбанд, А.Ф. Лосев.
Номинация по разностороннему вкладу в многочисленные философские дисциплины. Лидеры очевидны – И. Кант и Гегель…
Конечно, это шутка. Но, как известно «в любой бочке шутки, есть доля дегтя». Если серьезно, то и в этой шутке четко просматривается определенная закономерность. Сегодня представлять всю европейскую традицию философии лучше доверить немцам, затем англичанам и потом уже отечественным философам (к сожалению, французы выпадают из этого соревнования)0.
Поэтому в преподавательской философской практике лучше всего ориентироваться на немецкую традицию философии, в первую очередь классическую немецкую философию, и на отечественную традицию философии до «культурной революции» в СССР, например, философские статьи авторского коллектива, возглавляемого В. Соловьевым в Словаре Брокгауза и Эфрона. Но при этом, как быть с временным разрывом - в 100-200 лет между - этой философией и сегодняшним преподаванием философии студентам-нефилософам в МГУ? Фактически ответ на этот вопрос тесно связан с проблемой «соотношения традиции и новации » или «соотношения исторического и теоретического » в европейской философии0.
Не вдаваясь в серьезный анализ данных вопросов, отметим их принципиальные моменты. Отделять друг от друга противоположные аспекты процесса развития любого явления бессмысленно: как новация не может существовать без традиции и теория без истории, так же точно и обратное, не существует традиции без новации и истории (история как наука) без теории. Острота этих вопросов заключается в той мере, которую необходимо соблюдать при взаимоотношениях между двумя крайними аспектами процесса развития вообще в любом из явлений и в особенности применительно к процессу развития европейской традиции философии.
Необходимо понять и осознать, что ныне модная и очень привлекательная, и поэтому господствующая в европейской культуре на протяжении последних нескольких столетий идея «созидания принципиально нового, как универсального и совершеннейшего средства человеческого прогресса» содержит в себе противоречие, самоотрицание, разрушение. Только тогда реально происходит прогресс, когда что-то новое больше создает, чем разрушает, что неизбежно при этом процессе. Если же новации больше разрушают в старом, чем дают, то о каком прогрессе можно говорить? Полное уничтожение предшествующего иногда бывает оправдано экономическими условиями, например, старое здание проще взорвать и на расчищенном месте построить совершенно новое. Но есть и противоположная тенденция, например, в автомобилестроении (практика компании «Mercedes»): старые автомобили разбираются полностью на части, которые перерабатываются и идут в новое производство, что называется или безотходным производством, или производством с возобновляемым циклом. Чем сложнее и совершеннее произведенный человеком продукт, тем ответственнее требуется распоряжаться его дальнейшей судьбой, и простое уничтожение его является самым настоящим варварством и дикостью.
Философия в последнем столетии подверглась наибольшей негативной новаторской деятельности в культуре. Все новые «достижения» современной философии не идут ни в какое сравнение с теми колоссальными разрушениями, которые при этом часто осознанно и целенаправленно осуществлялись, вплоть до полного уничтожения философии в современной культуре. Необходимо помнить, что в европейской культуре небезуспешно функционировал на протяжении долгого времени и противоположный принцип: «Истина – достояние не индивидуальное, но корпоративное; она принадлежит не тому или иному автору, но всему сообществу. Авторитет всякого члена сообщества объясняется вовсе не его личной оригинальностью, не тем, что он предложил особую и ни на что не похожую позицию или сверхоригинальное решение проблемы, но тем, что его мысли находятся в согласии с традицией, освященной другими авторитетами» (подобная точка зрения на философию может быть проиллюстрирована, например, взглядами Гегеля на связь философии с ее историей)0.
Сегодня время не столько создавать нечто новое, сколько исправлять реализованные амбициозные самовыражения эгоистически одержимых современных новаторов философии, для которых их деятельность «не любовь философии в себе, а любовь себя в философии». Только исправив перегибы философского эгоизма и нигилизма, можно продолжать развивать философию, создавать что-то новое как специфическую продолжающуюся традицию культуры. Поддерживать и развивать традицию в современной культуре - это более сложная, мужественная и ответственная задача, чем быть новатором. Сегодня заслуживает большего уважения и признания в своем самоотверженном труде тот, кто сохраняет традицию, а не тот, кто занимается новаторством. Можно просто быть нигилистом и тем самым претендовать на оригинальность, за которой кроется пустота.
Сама философия установила строго определенную меру между традицией и новацией, между историей и теорией. Философия очень стара, ей больше двух с половиной тысяч лет, это и не плохо и не хорошо, но это накладывает некоторые довольно жесткие ограничения на современное и будущее ее существование. Так как философское творчество личный, индивидуальный процесс, то любое новое самое гениальное творение конкретного новоиспеченного философа уже никогда не будет больше того, что было создано совместной индивидуальной деятельностью предшествовавших философов. Это справедливо и в отношении новых философских традиций с многочисленными последователями и приверженцами их. Для философии некая традиция, существующая даже триста, двести, сто лет например, еще не свидетельство большой значимости ее для самой философии. Для нее значима традиция существование которой исчисляется тысячелетием. Поэтому в философии как нигде в человеческой культуре так важна традиция и история. Создание принципиально нового в философии возможно только при использовании прежних результатов: чем этих результатов больше используется и привлекается, тем совершеннее некоторая новация в философии. И здесь подлинная профессиональная философия полностью совпадает с преподаванием философии, а преподавать ее не исторически – нелепость, абсурд, недоразумение, профанация… Сегодня преподаватель философии – это и есть Философ в европейской культуре. Все прочие виды философской деятельности в культуре никакого отношения к профессиональной философии не имеют, и ждать с этой стороны каких-либо подлинных новаций для философии бессмысленно, это пустая трата времени и сил0.
Для наглядности можно привести примеры из современной отечественной практики преподавания философии.
С.В. Пролеев в «История античной философии» в начале дает такое определение философии: «Прежде всего, философия – это не область законченных истин, не сумма раз и навсегда данных ответов. Смысл философствования заключается отнюдь не в том, чтобы дать однозначный ответ и обязать сознание каждого следовать ему. Философствование признано пробудить в каждом человеке способность разумения, его собственное мышление. Результатом обращения к философии является не сознание того, что «дело обстоит так и так», «мир устроен так-то» и другие конечные констатации. Главный результат состоит в том, что человек открывает в себе: «я мыслю ». Он обнаруживает в себе способность мышления и начинает мыслить сам. Поэтому философия выражает себя не столько в знании, истинах, ответах, сколько в вопросах. Смысл философского поиска – открыть вопросы, неотделимые от сущности человека. Философское сознание интересуют только те вопросы, которые – чего бы они ни касались – одновременно поставлены и о том, кто спрашивает. Их нельзя разрешить, не выясняя природу самого вопрошающего. Философские вопросы часто называют «вечными». Это значит, что суть их не в получении законченного ответа. Главное – не уклоняться от этих вопросов, попасть в них, находиться в их силовом поле. Ибо только находясь в пространстве этих вопросов и решая их, человек обретает самого себя» 0.
Как относиться к такой трактовке философии? Кратко - «правдивая», «профессиональная», но все же ложь. Используется отмеченный ранее софистический прием – играть на сложности и, главное, многоплановости истории философии; «замутят воду», а затем попадается почему-то только рыба из семейства «феноменология-экзистенциализм-герменевтика», очень напоминающая взгляды на философию Мераба Мамардашвили. Почему же это ложь? Возьмем только два примера: логика Аристотеля и «категорический императив» Канта. Выше в ссылке, посвященной Платону, отмечена одна из практических предпосылок, побудивших его создать «учение об идеях». Спасение родного полиса с его культурой Платон видел в утверждении авторитета некоторой системы твердых принципов нравственно-политического порядка, общих норм поведения и отношения к событиям – того самого «единого» и «всеобщего», которое было расшатано и поставлено под сомнение софистами. Так одна крайность – атомизм в его проекции на социально-политическую проблематику, индивидуализм в этике, принцип безоговорочного суверенитета индивида – вызывает и провоцирует другую, противоположную крайность – безоговорочно принимаемый принцип суверенитета полиса как целого, как всеобщего, как система всеобщих (тотальных) норм, определяющих и мышление и поведение каждого «атома», каждого «индивида». Платон и выступает как наиболее последовательный защитник этого принципа.
Логика Аристотеля. Софисты вошли в греческую культуру как практикующие платные учителя мудрости. В те времена наибольшим спросом пользовалось умение обоснованно, неопровержимо отстаивать публично свою точку зрения. Это было практическим условием тогдашнего благополучия в бурных и усложнившихся общественных условиях жизни (политических, судебно-правовых, коммерческих и др.). Софисты предлагали для этой цели сложившиеся в философской «логике» мыслительные приемы, тем самым они философию повернули в сторону решения повседневных насущных индивидуальных потребностей граждан. Правда, не всем это было по вкусу: «использование «мудрости» в качестве средства к существованию» в целом было чуждо духу античности. Но само использование средств истинного познания природы, логики в публичных дискуссиях, спорах, обсуждениях по частным (актуальных только для небольшой части людей) вопросам неизбежно сказывалось на ее изменении. И вот почему. В частных вопросах речь шла не об истине, а исключительно о получении практической выгоды. Поэтому логика стала превращаться в технику ловкого доказательства заранее принятых и выставленных напоказ тезисов, стала вырождаться в своего рода интеллектуальное фокусничанье, в искусство побеждать в словесных схватках, даже просто в изощренную лингвистическую ловкость, в голую риторику (искусство красноречия). Софисты считали высшей ступенью своего искусства способность доказать любой тезис, равно как и прямо ему противоположный, используя при этом те действительно диалектические переходы, переливы понятий, которые вскрыли в мышлении досократики. Мышление выступает тут уже не в функции объективного познания реальности и фиксации заключенных в ней противоречий, а формально – в виде речи, высказывания, утверждения, в его словесном облике. Предмет «речи», разговора, диалога сам по себе софиста интересует уже мало – он может быть любым, не в нем дело. Дело в умении вскрыть в утверждениях собеседника парадокс, противоречие, поставить его в тупик, переспорить, вынудить его говорить прямо противоположное тому, что он говорил минуту назад. Но здесь, в этом искусстве были сделаны открытия некоторых тонкостей логического, риторического, языкового анализа. Все это вело в области теоретической философии к субъективному идеализму, абсолютному скептицизму, а философско-логический аспект рассмотрения мышления совершенно сливается с лингвистическим (место логики занимает риторика, грамматика, семантика, синтаксис), что в принципе равнозначно самоупразднению философии, так как категория объективной истины из этой сферы выпадает совсем. В области «практической этики» (практических поступков людей) деятельность софистов приводит к разрушению общества, так как все подчинено частному интересу, частной выгоде. Поэтому не теоретические недостатки принципов софистической философии наиболее опасны, а повсеместное практическое использование софистических логических и риторических уловок в повседневной жизни. Необходимо было превратить логику, диалектику из орудия разрушения, в орудие созидания, охраны и укрепления жизни людей. Эта задача была осуществлена благодаря в первую очередь философской деятельности Сократа, Платона, Аристотеля. Общеизвестно, что поводом для разработки логики явилась потребность найти адекватное, более мощное оружие по сравнению с тем, которым пользовались софисты – это справедливо и для Сократа, и для Платона, и для Аристотеля. Логика Аристотеля как самое выдающееся достижение античности – это практическая попытка «дать однозначный ответ и обязать сознание каждого следовать » эффективным мыслительным приемам, гарантирующих достижения истины и результативной борьбы с ложью.
«Категорический императив» Канта. Как известно, сутью кантовского императива выступает требование «не относиться к другому человеку как к средству достижения каких-либо целей, а относится к нему как к цели, в том числе и своего собственного существования». Это требование носит всеобщий характер – оно призвано «дать однозначный ответ и обязать сознание каждого следовать ему ». Известно, и как получилось именно такое требование «категорического императива». В традиции христианской религии сложилось так, что между простым, рядовым христианином и Богом находится церковь с ее служителями. На практике получается, что служители церкви от имени Бога направляют паству на путь истинный: одни люди «используют» других людей как средство для достижения, пускай и божественных, целей, люди - это только средство. К чему на практике приводит такое положение вещей? Религиозные войны, костры инквизиции и т. д. – а в итоге одни люди уничтожают других людей ради «высших целей и интересов». Точно так же общая установка новоевропейской культуры на «естественное право», «общественный договор», «гуманизм», «просвещение» и др. приводит на практике к тому, что часть людей (ученые, мыслители, литераторы, политики) используют другую часть людей как средство для осуществления естественных природных или социальных закономерностей, общечеловеческих ценностей. Результат – войны, революции, самоуничтожение людей. Самым ярким примером этому явилась Великая Французская Революция: возвышенные идеи, начертанные на знамени революции: «Свобода, Равенство, Братство» (улучшить условия существования людей), - привели к якобинской диктатуре, террору, гильотине, гражданской войне, самоуничтожению. Естественно напрашивается вывод: «пока на место цели не будет поставлен сам человек, существование его как родового существа, до тех пор и будет происходить самоуничтожение людей». Это четко понял и осознал И. Кант и выразил конкретное практическое решение этого в виде своего «категорического императива».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
