Диссертация (1168473), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Основными особенностями современной войныявляютсяееинтенсивностьглобальныйвоенныххарактердействий,(мировойгосподствоконфликт),высокаятехническихвидоввооружений, защиты, коммуникаций и т.п., широкий территориальныйразмах, включающий как собственно линию огня, фронт, так и обширныерайоныснаселением,воспринимающиесякак«чужие»,всеобщаямобилизация гражданского населения для непосредственного ведениявоенных действий, а также оборонительных работ, взаимозависимость междуфронтом и тылом. На макроуровне такая война тяготеет к всеохватности,тотальности, мобилизации всех материальных и моральных ресурсовобщества. Эта тотальность возможна только при морально-политическомединстве комбатантов и гражданского населения, что предполагает наличиенеобходимого уровня образования, действенной пропаганды, поддержкивсем населением господствующих в обществе общественно-политическихценностей и символов5.
Человек в такой войне становится важнейшимсоединительным звеном между фронтом и тылом. В качестве представителятыла фронтовик несет на себе груз прошлого социального опыта,ментальности, производной от социально-политических факторов. С другойстороны, организация, индустриализация военных действий требует отфронтовика высокой степени дисциплинированности, соответствующейхарактеру военного производства. Следствиями такого способа веденияШигалин Г. И. Военная экономика в первую мировую войну.
М.: Воениздат, 1956. С. 46–70; Строков А. А. Вооруженные силы и военное искусство в первой мировой войне. М.:Воениздат, 1974. С. 23–40; Д. Байрау. Понятие и опыт тотальной войны (на примереСоветского Союза) // Опыт мировых войн в истории Росси: сб.ст. / Редкол: И.В Нарский идр. Челябинск: Каменный пояс, 2007. С. 28–48; Магадеев И.Э. Первая мировая кактотальная война // Новая и новейшая история. 2014.
№ 4. С. 3–16; John Bourne. The GreatWar; Mark Roseman. The Social Impact of Total War // The Oxford History of Modern War.Edited by Charles Townshend. New York, Oxford University Press Inc, 2000. P. 117–137, 208–302.510военных действий являются господствующая рациональность, отчуждение,«оповседневнивание» даже чрезвычайных событий – страданий, встречи сосмертью и т.п. Ратный труд приобретает рутинный характер технологиипроизводства в определенной среде и в привычном коллективе.
Тем самымобнаруживаются серьезные противоречия между человеком, с его обычнымипредставлениями,итребованиямивойны,воспринимаемымикакбесчеловечные, нерациональные. Такая практика фронтовой повседневностихарактерна для любого общества, даже достигшего высокой степенииндустриализации6. Тем большим был эффект фронтовой повседневности насолдатскиемассы, неимевшиеопытатрудаи борьбы в рамкахиндустриального общества.Подповседневностьювданнойработепонимаетсявоенно-хозяйственная деятельность по обслуживанию передовой полосы, рутинныепрактики ратного труда 7 в отличие от праздников, парадов и т.п.; работаименно солдат-окопников по сравнению с деятельностью офицерствасреднего и высшего звеньев или «элитных» армейских групп (авиаторов,пулеметчиков и т.п.); область обыденного, не идеологизированного (илиложно идеологизированного) сознания и чувствования (в отличие отпропагандистских штампов)8.В центре настоящего исследования стоит понятие военного опыта.
Взападнойисториографиипреимущественнотекущиепод«военнымвоенныеопытом»субъективныепонимаетсяпереживанияипредставления, оказывающие влияние на последующую судьбу комбатантови6ихсоциальноеокружение,формированиеисторическойпамяти,Leed E.J. Op. cit. P. 1–12; Leed E.J. Fateful Memories: Industrialized War and TraumaticNeuroses // Journal of Contemporary History, Vol.
35, No. 1, Special Issue: Shell-Shock (Jan.,2000), pp. 85–100.7Людтке А. Указ. соч. С. 212–237.8Кром М.М. Историческая антропология. Учебное пособие. СПб.; М.: ИздательствоЕвропейского университета в Санкт-Петербурге; Квадрига, 2010. С. 173–175; СенявскаяЕ.С., Сенявский А.С., Жукова Л.В. Человек и фронтовая повседневность в войнах РоссииXX века: очерки по военной антропологии. М.: ИРИ РАН, 2017. С.
9–11.11«историческое переживание»9. В случае России фронтовики не толькоявлялись носителями «исторического переживания», но и применяливоенный опыт для социально-политического переустройства в само военноевремя. Тем самым военный опыт являлся важным компонентом деятельностив ходе самой войны. Очевидно, что на войне происходит интенсивноевзаимодействие прежнего (мирного) и нового (военного) опыта. Авторнастоящего исследования поддерживает точку зрения Л.П.
Репиной, котораясчитает, что категории «исторического переживания» и «историческогоопыта» образуют основу внутренней связи субъекта истории и объективных(материальных идуховных)условийегодеятельности.Исходяизаналогичных посылок, американский социолог и историк Ч. Тиллисформулировал главную задачу социальной истории как реконструкциюопыта переживания человеком крупных структурных изменений 10. Такойподход вполне применим к исследованию феномена «человека на войне».Решение этой задачи, в свою очередь, предполагает трехступенчатуюпрограмму: 1) исследование крупных структурных изменений военногосостояния общества (русской армии в боевой полосе); 2) описание жизни инастроений простых людей в ходе этих изменений; 3) нахождение связимежду первым и вторым. Соответственно этому исследователь в ходесоциально-историческогоанализапризвансочетатьструктурныйиантропологический подходы.
Необходимо не только показать «картинумира», т.е. представления и ценности, которыми люди руководствовались всвоей деятельности, но и выявить, чем определялось их изменение, т.е.внести в изучение ментальностей историческую каузальность. НеобходимоБайрау Д. Понятие и опыт тотальной войны (на примере Советского Союза) // Опытмировых войн в истории России: сб.
ст. / Редкол: И.В Нарский и др. Челябинск, 2007. С.28; Leed E.J. Fateful Memories: Industrialized War and Traumatic Neuroses // Journal ofContemporary History, Vol. 35, No. 1, Special Issue: Shell-Shock (Jan., 2000), pp. 85–100;Fussell Р. The Great War and Modern Memory. Oxford University Press, 2003.10Репина Л.П.
Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции всовременной британской и американской медиевистике // Одиссей. Человек в истории.1990 г. М. , 1990. С. 167–181; она же: Историческая наука на рубеже XX–XXI вв. (Образыистории). М.: 2011. С. 173.912рассмотрение исторической реальности во всем многообразии и единстве еесоставляющих, в диалектической взаимосвязи объективных условий исубъективного фактора с учетом непрерывного изменения их соотношения.Это позволяет соединить структурный, антропологический (деятельностный)и психологический (личностный) аспекты изучения исторического прошлого.Такимобразом,предстоитописаниекакобъективныхпроцессов,определяющих основы общественной практики, так и осознание ихсубъектами исторического действия 11.Понимание исторической реальности в свете указанных подходовдиктует и уточнение объекта исследования – человека на войне, носителяопределеннойментальностиисоциальногоопыта,подвергающихсястрессовому воздействию в ходе технической войны.
После войны мы имеем«измененного» человека, в котором старый социальный опыт дополнился(деформировался) под воздействием военного (по существу мобилизующегосоциального) опыта. Полученный на войне опыт помогает выработке новыхустановок мирной жизни. Предполагается, что таким образом можетпроисходитьтотальноеизменениементальностей.Рассмотрениеэкстремального взаимодействия новой (военной) реальности с прошлым(мирным) социальным опытом человекасоставляет центральную задачуисследования.Для решения этой задачи автор использует, прежде всего, классическиеприемы исследования структур армейского организма методами военнойсоциологии и психологии, представленными в работах Н.Н.
Головина, В.И.Серебрянникова, И.А. Строкова 12. Вместе с тем, при анализе деятельностиармейскихструктуриповедениясолдатскихмассиспользовалисьобщенаучные методы исследования: эмпирический, историко-генетический,11Tilly Ch. Big Structures, Large Processes, Huge Comparisons. Russell Sage Foundation, NewYork, 1984; Tilly Ch. Wiae Quacks // Rethinking Social Movements: Structure, Meaning, andEmotion. Front Cover.
Jeff Goodwin, James M. Jasper. Rowman & Littlefield, 2004. P. 31–39.12Головин Н.Н. О социологическом изучении войны // Осведомитель. 1937, N 4. С. 1–13;Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. Т. 1–2. Париж, 1939;Серебрянников В.В. Социология войны. М., 1997; Строков А.А. Указ. соч.13сравнительный. При анализе массива писем и военно-цензурных отчетов(составивших основу источниковой базы исследования) применялся контентанализ: подсчет упоминаний о тех или иных «настроениях», отношении кразличным явлениям фронтовой жизни на различных фронтах на протяжениивойны. Использовался также метод герменевтики: «вживание в текст» людейминувшей культуры, оказавшихся в «пограничной» (между жизнью исмертью) ситуации.Войны составляют этапы экстремального опыта человечества.
В силуэтогоприанализевоеннойповседневностиприходитсяуделятьсущественное внимание проблемам напряженных состояний человеческойпсихики. В работе используются теории аномии общества (Э. Дюркгейм, Р.К.Мертон)13. При анализе психопатологического состояния комбатантовприменяются концепции стресса и дистресса, адаптации и дезадаптации, атакже понятие культурного шока 14.Вместе с тем, человек склонен кпреодолению ограничений, противостоянию давлению извне, прорывувсевозможных барьеров (как внешних, так и внутренних) посредствомактивизации своего поведения 15. Поэтому в работе учитываются идеисоциологов,посвященных«столкновениюкультур»ипроцессамаккультурации в ситуациях культурного шока16.В работе используются также методологические принципы «новойлокальной истории»: в пространстве войны на Восточном (Русском) фронтевыделяются особые локусы, отмеченныеспецифическими особенностямиратного труда.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
