14.Глава 12. Средства и возможности социологии (1159212), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Утверждения же, которые не могут быть однозначноопределены как истинные или ложные, не могут принадлежать науке.И все же Вебер настаивал на том, что, будучи исследованием человеческихдействий, нацеленным на их понимание (т.е. как и герменевтика, стремящаясяпостичь их смысл), социология все-таки может достичь уровня объективности,присущего научному знанию. Другими словами, он считал, что социология может идолжна получить объективное знание о субъективной человеческой реальности.Совершенно ясно, что не все человеческие действия могут бытьинтерпретированы таким образом, так как многое в нашей деятельности являетсялибо традиционным, либо аффективным, т.е. направляемым либо традициями, либоэмоциями.

В обоих случаях действие не рефлективно: когда я действую враздражении или следую повседневным привычкам, я не рассчитываю мои действияи не преследую определенных целей; я не планирую, не контролирую свое действиекак средство, ведущее к определенной цели. Традиционные и эмоциональныедействия обусловливаются факторами, которые не подвластны контролю моегосознания, как и природные явления; и подобно природным явлениям, эти действиябывают поняты лучше, когда указана их причина.

Действия, называемыерациональными, т.е. рефлективные, рассчитанные действия, сознательновоспринимаемые, контролируемые и нацеленные на осознаваемый результат(действия типа “для чего”), требуют понимания смысла, а не причинного объяснения.Если традиции слишком разнообразны, а эмоции неповторимы и глубоко личны, торазум, который мы используем для соизмерения целей и средств, выбираемых длядостижения целей, присущ всем человеческим существам. Поэтому я могу извлечьсмысл из наблюдаемого мною действия не путем догадок относительно того, чтопроисходит в головах действующих, и не путем “продумывания их мыслей” (т.е.

непутем эмпатии), а подбирая к действию мотив, имеющий смысл и тем самымделающий действие осмысленным для меня и для любого другого наблюдателя. Есливы в порыве гнева ударите своего приятеля, то мне это может показатьсябессмысленным, если я — человек спокойный, никогда не испытывающий сильныхэмоций. Но если я вижу, что вы не спите за полночь и пишите сочинение, мне легкобудет установить смысл наблюдаемого (и любому это легко будет сделать),поскольку я знаю, что написание сочинений — это прекрасное, проверенное средствоприобретения знаний.Коротко говоря, Вебер полагал, что рациональное сознание может узнать себяв другом рациональном сознании, и до тех пор, пока изучаемые действиярациональны (рассчитаны, целенаправленны), они могут быть рационально поняты,т.е. объяснены посредством установления смысла, а не причины.

Поэтомусоциологическому знанию вовсе не надо быть ниже науки. Напротив, оно имеетявное преимущество по сравнению с наукой в том, что может не просто описывать,но также и понимать свои объекты — людей. Как бы тщательно ни исследовалсямир, описываемый наукой, он остается бессмысленным (можно знать все о дереве, нонельзя “понимать” дерево). Социология идет дальше науки — она раскрывает смыслизучаемой ею реальности.Существовала и третья стратегия, пытавшаяся поднять социальноеисследование до статуса науки: показать, что социология как наука имеетнепосредственное и эффективное практическое применение.

Эта стратегия с особымэнтузиазмом использовалась первопроходцами социологии в Соединенных ШтатахАмерики — стране, известной прагматическим складом ума ее граждан, признаниемими практического успеха высшим критерием ценности и, в конечном счете, истины.В отличие от европейских коллег первые американские социолога не имели временидля теоретизирования о природе их занятий, они не утруждали себя философскимобоснованием социологической практики.

Вместо этого они всерьез решилипоказать, что доставляемое социологическим исследованием знание может бытьиспользовано точно так же, как на протяжении многих лет использовалось научноезнание с его неоспоримыми результатами: оно может быть использовано дляпредсказания и “манипулирования” реальностью, для изменений ее в соответствии снашими потребностями и намерениями, каковы бы они ни были и как бы они ниопределялись и ни отбирались.Эта третья стратегия сосредоточилась на разработке методов) социальногодиагноза (на опросах, детально описывающих точное состояние дел в определеннойсфере социальной жизни) и общей теории человеческого поведения (т.е. факторов,обусловливающих такое поведение; надежды возлагались на то, что исчерпывающеезнание таких факторов сделает человеческое поведение предсказуемым иподдающимся манипуляции). С самого начала социологии был задан практическийтон, причем этот тон задавали вечные социальные проблемы — рост преступности,подростковая преступность, алкоголизм, проституция, ослабление семейных связей ит.д.

Социология обосновывала свои притязания на общественное признаниеобещаниями помочь в управлении социальными процессами, как геология и физикапомогают в строительстве небоскребов. Другими словами, социология поступила наслужбу построения и поддержания социального порядка. Она разделяла интересыправителей общества, людей, выполняющих задачу по руководству поведениемдругих. Обещание практической пользы было адресовано и воспринято в новыхсферах управленческой деятельности.

Услуги социологии были использованы длятого, чтобы снять антагонизм и предотвратить конфликты на фабриках и шахтах;способствовать адаптации новобранцев в боевых частях армии; помочьпродвижению новых коммерческих продуктов; реабилитировать бывшихпреступников; увеличить эффективность программ социального обеспечения.Эта стратегия более всех соответствовала формуле Фрэнсиса Бэкона“покорять природу, повинуясь”; она перепутала истину с пользой, информацию сконтролем, знание с властью. Она восприняла призыв власть имущих доказатьобоснованность социологического знания практическими выгодами, которые онаможет дать для управления общественным порядком, для разрешения проблем, какиепредставляют себе и формулируют те, кто следит за порядком и управляет им.

Темсамым социология, воспринявшая такую стратегию, должна была принять вовнимание перспективу управления: рассматривать общество “сверху” как материал,обладающий способностью к сопротивлению, как объект манипуляции, внутренниесвойства которого нужно лучше узнать, чтобы он стал податливее и восприимчивее ктой форме, какую ему захотят придать.Пересечение интересов социологии и управления, возможно, и приблизилосоциологию к государственному, промышленному или военному руководству, но вто же время сделало уязвимой для критики тех, кто воспринимал контроль “сверху”,т.е. со стороны властей, как угрозу дорогим для них ценностям и особенноиндивидуальной свободе и общественному самоуправлению. Критики отмечали, чтоследование данной стратегии заставляет активно поддерживать существующуюасимметрию власти. Неправильно думать, утверждали они, будто знание ипрактические рекомендации, вырабатываемые социологией, могут в равной мереслужить любому, кто захочет их использовать, и рассматриваться как нейтральные ибеспартийные.

Далеко не каждый может использовать знание, построенное с точкизрения управленческой перспективы: его применение, в конце концов, требуетресурсов, которыми распоряжаются только управляющие. Таким образом,социология лишь усиливает контроль над теми, кого уже контролируют; она ещебольше меняет ситуацию в пользу тех, кто уже наслаждается лучшим положением.Следовательно,социологияспособствуетнеравенствуисоциальнойнесправедливости.

Все это делает положение социологии противоречивым: онаиспытывает давление с разных сторон, и примирить силы давления трудно. То, чеготребует от социологии одна сторона, другая рассматривает как нечто отвратительноеи решительно отвергает Ответственность за такую противоречивость нельзявозлагать только на социологию. Социология является жертвой реальногосоциального конфликта, внутреннего противоречия, раскалывающего все общество,т.е. противоречия, которое социология не в силах разрешить.Противоречие заключено в самой перспективе рационализации, присущейсовременному обществу.

Рациональность — это обоюдоострое оружие. С однойстороны, она помогает индивидам больше контролировать свои действия.Рациональный расчет, как мы видели, может лучше направить действие к цели,поставленной действующим субъектом, и тем самым увеличить эффективность этогодействия. В целом же рациональные индивиды, видимо, с большой долейвероятности достигают своих целей, чем те, кто ничего не планирует, нерассчитывает и не контролирует свои действия. Поставленная на службу индивидурациональность может увеличить степень его свободы. С другой стороны,обратившись однажды к окружению индивидуального действия — к организацииобщества в целом, рациональный анализ может с тем же успехом и ограничитьиндивидуальный выбор или сократить набор средств, которыми может пользоватьсяиндивид для достижения своих целей.

То есть рациональный анализ может достичьпрямо противоположных целей: урезать индивидуальную свободу. Поэтомувозможные варианты использования рациональности принципиально несовместимыи обречены оставаться противоречивыми.Противоречия, окружающие социологию, являются лишь отражениемдвойственной природы рациональности, и социология ничего не может поделать сэтим.

Вот почему противоречия останутся и в будущем. Власть предержащие попрежнему будут обвинять социологию в том, что она подрывает их власть надподданными и возбуждает социальное недовольство и напряжение. Люди же,отстаивающие свой образ жизни от удушающих запретов, налагаемых властью,обеспеченной всеми ресурсами, будут по-прежнему недоумевать или чувствоватьсебя оскорбленными, видя социологов в роли советников или прислужников своихдавних противников. В любом случае бремя обвинений будет отражать степеньсуществующего конфликта.Научный статус социологии, отражающей атаки с двух сторон, оказываетсявесьма сомнительным.

Ее соперники жизненно заинтересованы в обесценениисоциологического знания, а отказ в научном статусе прекрасно служит этой цели.Именно такое двойное обвинение, с которым сталкиваются лишь немногие отраслинауки, делает социологов столь чувствительными к проблеме их собственногостатуса ученых и порождает все новые попытки убедить и ученое сообщество, иширокую общественность в том, что производимое социологами знание можетпретендовать на истинность общепринятого в научном мире образца.

Характеристики

Список файлов книги