Якушин_Проблемы_субВменения_вУголПраве_автореф_доктДис_1998_ (1098291), страница 5
Текст из файла (страница 5)
25
Если говорить о противоречиях и взаимодействии между моралью и правом, то оно, во–первых, может быть в звене: "объект правоприменения – уголовно–правовая норма". Противоречия могут определяться множеством факторов. Например, у лица, совершившего общественно опасное деяние, имеются дефекты нравственной ориентации, правовой культуры. Но противоречия могут быть и в силу того, что сами уголовно–правовые нормы, их предписания в чем–то противоречат положениям нравственности и прямо касаются объекта правоприменения. В качестве примера можно привести примечания к ст.ст.308 и 316 УК РФ.
Проблема закрепления в уголовном законе иммунитета родственников при их прикосновенности к совершенному преступлению давно обсуждалась в уголовно–правовой литературе и, наконец, нашла свое правовое закрепление. Впервые это было сделано в 1993 году. Тогда в УК 1960 года было включено примечание к ст. 19. Однако сделано это было неудачно. И, хотя действующий УК РФ, в отличие от УК РСФСР 1960 г., отказался от развернутой дефиниции понятия "близкие родственники", раскрывается оно в науке и следственно–судебной практике также, то есть исходя из гражданско–правовых положений. Такой механический перенос не всегда оправдан. В данном случае нормы лишь частично решили нравственную и психологическую проблему, поскольку ничего не сказано о зяте, снохе, родителях мужа или жены. Действительно, получается исключительная ситуация, когда, например, внук не обязан сообщать в правоохранительные органы о совершенном его дедом преступлении, а зять, проживающий с ним в одном доме или квартире, обязан заявить на деда своего сына.
Мы полагаем, что в УК понятие "близкий родственник" должно быть шире, чем в гражданском праве. Они должны быть указаны в законе путем их исчерпывающего перечня.
В юридической литературе рассматривались и иные примеры противоречий подобного рода.
Противоречие между моралью и правом может быть в звене: "уголовно–правовая норма – субъект правоприменения". Во–первых, они могут возникать в силу ненадлежащих нравственных качеств правоприменителя. Их диапазон очень широк. От откровенного невежества, нежелания уяснять нравственные положения и преднамеренного объективного вменения, с одной стороны, и до
26
добросовестного заблуждения в отношении моральных требований, подлежащих учеты при правоприменении, – с другой.
Во–вторых, эти противоречия в данном звене могут быть из–за того, что предписания норм противоречат нравственным аспектам правоприменительной деятельности, либо эти нормы несовершенны в техническом отношении – громоздки, противоречивы в своих составляющих частях, неконкретны при описании последствий. Последнее обстоятельство подтверждается, например, наличием слишком неопределенных оценочных понятий – не указывается не только размер, но и вид последствий (ч.2 ст.283, ст.ст. 224, 225, 284, ч.3 ст.285 УК РФ). В таких случаях даже формализация (количественная или смысловая) происходит на практике неоднозначно. И особенно тогда, когда на этот счет нет разъяснений Верховного Суда РФ или рекомендаций науки.
Противоречия между требованиями морали и положениями уголовного права наблюдаются и в звене: "объект правоприменения – субъект правоприменения." Прежде всего, это касается субъекта правоприменения. Противоречия могут быть обусловлены, во–первых, личностными нравственными качествами правоприменителя (частично рассматривали). Во–вторых, тем, что правоприменителю, порой, вопреки его внутренним убеждениям, да и требованиям общества, предписывают, например, постановления Пленума Верховного Суда РФ, поступать так, а не иначе. К примеру, постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. (в редакции от 21. 12. 93 г.) "О судебной практике по делам о грабеже и разбое". Оно повелевает: "Действия участника разбойного нападения или грабежа, совершенные по предварительному сговору группой лиц, подлежат квалификации соответственно по ч.2 ст.145, п."а" ч.2 ст. 146 (группой лиц. – В.Я.) УК РСФСР независимо от того, что остальные участники преступления в силу ст.10 (малолетнего возраста. – В.Я.) УК РСФСР или по другим предусмотренным законом основаниям не были привлечены к уголовной ответственности (подчеркнуто нами. – В.Я.). Можно было бы привести примеры противоположного рода, когда вышестоящие судебные инстанции занимали позицию в сторону смягчения ответственности лиц за совершение той или иной группы преступлений.
Кроме того, противоречия между моралью и правом могут быть обусловлены характером поведения, личностными качествами объекта правоприменения. Обстоятельства, которые раскрывают особенности этих личностных качеств, достаточно многочисленны. Это и возраст, и эмоциональное состояние, и уровень развития его психики и т.д.
27
Раздел II. Основания и элементы субъективного вменения
Хорошо известно, что преступное деяние представляет собой единство объективного и субъективного, внутреннего и внешнего, физического и психического в период его совершения. Без выяснения содержания субъективной стороны преступления, анализа внутреннего мира личности, совершившей общественно опасное деяние, целостно и правильно воссоздать и понять происшедшее невозможно. Из этого следует и другой вывод – лишь на основе учета психических механизмов и процессов можно вменять лицу те или иные обстоятельства преступного деяния, давать им юридическую оценку и определять пределы уголовной ответственности за них.
Это и понятно, ибо субъективное, раз возникнув, "...становится активным фактором, может оказывать обратное воздействие на окружающую среду и даже на породившие его причины" (Энгельс Ф.). Мы полагаем, что вменять лицу те или иные обстоятельства совершенного им общественно опасного деяния можно лишь тогда, когда они охватывались его психикой.
Глава 1. Вина – основа субъективного вменения
Конечно же, юридическое значение психических составляющих различно. Первостепенное значение принадлежит вине. Вина является основной составляющей частью психического при совершении преступления. Анализ научной литературы по проблемам вины, действующего законодательства показывает многофункциональное назначение данной категории.
Законодатель под виной понимает не только институт уголовного права – глава 5, но и отождествляет ее с субъективным вменением (этот вывод следует из ч.2 ст. 5 УК РФ). Кроме того, он рассматривает вину как непременное условие уголовной ответственности за совершение общественно опасного деяния (ч.1 ст.5 УК), выделяет ее как принцип уголовного права (название ст.5 УК) и называет ее одним из основных признаков в понятии преступления (ч. 1 ст. 14 УК РФ).
Еще более обширное функциональное назначение вины дается в науке уголовного права. Разноречивости в понимании вины способствует и законодатель, так как не дает понятие вины в законе. Мы полагаем, что законодательное определение вины способствовало бы, во-первых, определению природы вины как психического феномена. Во-вторых, оно необходимо для выяснения того, что же
28
образует содержание вины и ее сущность. В-третьих, оно необходимо для выяснения того, к какому из элементов объективной стороны необходимо устанавливать психическое отношение – к деянию, его последствиям или преступлению в целом? В-четвертых, это понятие необходимо для уяснения того, является ли вина проявлением только осознанного или бессознательного психического, или же она есть результат взаимодействия того или другого? В-пятых, оно необходимо для того, чтобы показать значимость вины в субъективном вменении.
Мы исходим из того, что вина – это правовая категория, обозначающая связь внутреннего мира человека с совершаемым противоправным деянием в виде психического отношения к нему в определенных формах и являющаяся в силу этого одним из оснований субъективного вменения, квалификации содеянного, определения содержания и пределов уголовной ответственности.
Если это доктринальное определение переложить на язык закона, то УК РФ можно было бы дополнить статьей следующего содержания.
Статья 24.1. Понятие вины.
"Вина есть психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному и уголовно-противоправному деянию, выраженное в определенных законом формах, раскрывающих связь интеллектуальных, волевых и чувственных процессов психики лица с деянием и являющихся в силу этого основанием для субъективного вменения, квалификации содеянного и определения пределов уголовной ответственности.".
Из приведенных определений следует ряд выводов. Во-первых, это категория для обозначения субъективной реальности, имевшей место в период подготовки или непосредственного выполнения противоправного деяния. Во-вторых, это связь в виде психического отношения (подчеркнуто нами. – В.Я.).
Мы считаем, что содержание вины, в конечном итоге, образуют и предопределяют, через психические процессы, доминирующие отношения личности. Такими доминирующими отношениями при совершении социально значимых действий (в том числе и преступных) выступают:
а) отношение лица к другим людям, обществу в целом, его ценностям;
б) отношение лица к себе, своим потребностям, интересам, наклонностям, привычкам, смыслу жизни;
29
в) отношение к конкретным предметам внешнего мира, предметам своего удовлетворения через личностный смысл совершаемого и его социальной значимости.
Это отношение осуществляется осознанно, а само деяние выступает как сознательный волевой акт. Вне сознания нет отношения (выделено нами. – В.Я.). Относиться к кому-то или чему-то это означает выделить разумом предмет и объект отношения. Поэтому объяснить не только неосторожную вину, но и умышленную вину во многих преступлениях через и посредством раскрытия ее содержания бессознательным психическим – несостоятельны. Попытка объяснить содержание вины посредством бессознательного психического не является новой для уголовного права. Еще в 1903 году А.Д. Киселев выступал против того, что при умысле осознается социальная значимость совершаемого деяния. Уголовно-правовая наука первых десятилетий советской власти и законодатель "пошли дальше" – вообще отказались от института вины. В этот период для категории вины в законодательстве не оставалось места. Ее место полностью и целиком занято социальной опасностью деяния и деятеля.
В последующем и законодатель, и наука уголовного права изменили свое отношение к вине. Мы исходим из того, что в процессе осознания даже фактической стороны деяния неизбежно происходит соотнесение лицом его действий с предметом и объектом преступления, той объективной обстановкой, в которой осуществляется действие. Но нет предмета, объекта или обстановки вообще. Они всегда конкретны, всегда имеют социальные, правовые, моральные, этические характеристики и оценки. Они тысячами нитей связаны с обществом. Любой факт имеет соответствующее общественное значение, несет на себе социальную нагрузку, социальное содержание и предназначение. Осознание любого факта есть в то же время и осознание отдельных его граней, сторон, социальных свойств и предназначений. Но коль есть осознание этих свойств факта, то должно быть и есть отношение к ним личности через свои действия, ибо сознание: "Это действенность и избирательность, это не только отражение, но и отношение" (С.Л. Рубинштейн).
Именно взаимодействие фактического с отношенческими аспектами психики лица, совершающего деяние, и позволяет нам одни и те же по своей фактической стороне явления в одном случае трактовать так, а в другом – иначе. Благодаря этому мы отличаем, например, изнасилование от интимной связи, убийства от лишения жизни при необходимой обороне и т.д.
30
В предложенном понимании вины выражение "психическое отношение" акцентирует внимание на том, что и право интересует не любое проявление психики человека, а в форме отношения. В противном случае само право теряло бы смысл. Адресовать правовые веления человеку, который не сознает их – бессмыслица. Еще более несуразным было бы привлекать человека за бессознательные действия к ответственности и определять целью наказания исправить личность, которая не понимает, за что ее нужно исправлять.
Содержание вины не исчерпывается осознанием общественной опасности и противоправности совершаемого. Оно выражается и в предвидении последствий. В уголовно-правовой литературе нет единства мнений среди ученых о том, какой интеллектуальный момент в содержании вины является доминирующим и в генетическом плане первоочередным – сознание общественной опасности (противоправности) или предвидение общественно опасных последствий?
Вина это не просто психическое отношение в виде осознания факта и его значения или предвидение. Сам факт осознания не может быть предметом интересов уголовного права. Вина – это отношение, выразившееся в совершении сознаваемого (подчеркнуто нами. – В.Я.). Вина это отношение, выразившееся в волевом деянии. Именно воля есть реализатор потребностей, интересов, цели и соединяет их с действием (Д.А. Керимов).
Различное соотношение интеллектуальных и волевых процессов психики лица, совершающего социально значимое деяние, определяет не только содержание, но и форму вины. Поскольку понятия "содержание" и "форма" являются философскими категориями, то решение вопроса о содержании и форме вины должно опираться и исходить из философского понимания и соотношения этих категорий.
Содержание подвижно, динамично, изменчиво, многолико. Оно включает в себя существенное и несущественное, случайное и закономерное, действительное и возможное. Однако, не все то, что содержится в психическом отношении, составляет содержание вины. Таким содержанием является не просто множество психических свойств, состояний или образов при совершении преступления, а те части целого психического (вины), которые являются пределом делимости – делимости вины в рамках ее качественной определенности. Это такие составляющие вины, которые существуя в своих масштабах, в чем-то тождественны самой вине в целом. Такими составляющими вины являются интеллектуальные, волевые и эмоциональные моменты психики, в которых
31
отражаются объективные свойства преступления и проявляется отношение к ним личности, совершившей его.
Категория "форма" в философии понимается двояко. С одной стороны, ее раскрывают как способ выражения и существования содержания, а с другой – как внешний облик предмета в виде определенных границ и очертаний. В первом своем значении форма – это внутренняя компоновка, структура содержания в рамках какого-то предмета. Например, содержание монографии подразделяется на разделы, главы, параграфы и т.д. Во втором аспекте форма – это проявление содержания вовне, то, с помощью чего одно содержание может располагаться рядом с другим в пространственном измерении. Например, содержание книги может быть представлено в прямоугольной, квадратной книге или книге какой-то иной формы (ромб, полукруг и т.д.). Поскольку вина есть не объективная, а субъективная реальность, то ее форма не может, видимо, выражаться и трактоваться в виде внешнего облика, имеющего какие–то границы, пределы и тем самым показывать пространственную связь ее с какими–то иными явлениями и предметами. Отсюда формы вины, видимо, можно понимать лишь как способ выражения и существования содержания в рамках их материального субстрата – мозга человека.
Разумеется, что содержание психического находит свое внешнее проявление, но не в виде психических компонентов, а через вербальную или двигательную деятельность, через внешне выраженные эмоциональные или чувственные всплески. Иначе говоря, форму вины следует понимать не в плане какой-то объективной данности, а в плане психической, смысловой, но реально существующей, связи внутреннего мира человека с социальными и правовыми предписаниями, предъявляемыми к его деятельности. Такое понимание формы вины почти отождествляется с ее содержанием. Так, что форма действительно предстает как тождественный содержанию способ его выражения (А.Г. Спиркин). Поскольку содержание вины определяется содержанием эмоциональных, интеллектуальных и волевых процессов психики лица, совершившего преступление, то ими же определяется та или иная форма вины. При этом два последних момента проявления психики являются определяющими, поскольку эмоции зачастую выступают лишь фоном или базой протекания интеллекта и воли.
Мы исходим из того, что формы вины в уголовном праве не исчерпываются умыслом и неосторожностью. И хотя ч.1 ст.24 указывает лишь на них, в действительности, исходя из анализа норм Общей и Особенной части УК, можно
32