Диссертация (1098142), страница 5
Текст из файла (страница 5)
С этой концепцией я не могусогласиться, поскольку, во-первых, как я попробую показать, трагедииЕврипида обладают тематическим единством, и, во-вторых, такой подход,даже хотя признает индивидуальность поэтики Еврипида, унифицирует всеего творчество. Мы должны видеть одну идею и одну и ту жехудожественную тенденцию во всех его пьесах, хотя они написаны в разноевремя и в разных обстоятельствах.В своей интерпретации трагедий во втором разделе работы я в какой-тостепени возвращаюсь к старому историцизму. Я полагаю, что трагедииимеют частный, а не общий смысл, и темой для них становится конкретноесобытие, а не политические институты, социальные отношения илидемократическая идеология в целом.
Однако мой подход в некоторыхотношениях отличается от подхода традиционных историцистов. Я полагаю,что историцистская интерпретация обязательно должна учитывать всехудожественные особенности произведения – все множество тем и ихдинамическое развитие, образы и метафоры, игру амбивалентностью, то естьвсе те стороны трагедий, на которые исследователи обратили внимание вовторой половине 20 века под влиянием «новой критики». Только такимобразом удастся избежать упрощенного и примитивного взгляда, за который«наивных историцистов» справедливо упрекали. Кроме того, в отличие отисторицистов, я не считаю, что трагедия сводится к политическомувысказыванию. Политическое событие оказывается поводом для созданияхудожественного произведения, которое своей сложностью и глубиной31Wohl 2015.22может значительно превосходить этот повод.
И для автора, и для зрителейприуроченность трагедии – это начальная, а не конечная точка в ее созданииили в ее восприятии; искусство драматурга заключалось в том, чтобывоплотить тему в сложную и тщательно продуманную художественнуюструктуру, наполненную множеством и других, нравственных иобщечеловеческих смыслов.Второй раздел состоит из четырех глав, каждая из которых посвященаодной трагедии: «Алкесте», «Андромахе», «Троянкам» и «Елене». Выборименно этих трагедий обусловлен несколькими причинами. Во-первых, вотличие от «Гераклидов»32 или «Иона»,33 эти трагедии обычно не относят кчислу политических. Таким образом, я могу показать, что круг политическихтрагедий значительно шире, чем мы предполагали раньше.
Во-вторых, этитрагедии имеют надежную датировку,34 что чрезвычайно важно дляисследования их связи с историческим контекстом. Наконец, как япопытаюсь показать, эти трагедии невозможно понять, если не учитывать ихисторическую приуроченность. Этим они отличаются, например, от «Медеи»и «Ипполита», которые можно прочитать и как произведения собщечеловеческим, а не конкретным политическим смыслом. Потому анализи интерпретация именно этих четырех трагедий может быть наиболеесильным аргументом в пользу историцистского подхода к греческомутрагическому театру.32См.
новую работу о политическом смысле «Гераклидов» – Tzanetou, 2012, 73-104.33Dougherty 1996, Shapiro 2009, 270-273.34Все они, кроме «Андромахи», точно датированы в дидаскалиях. Что касается «Андромахи», то еедатировка на основании метрических особенностей вполне соответствует той исторической ситуации, ккоторой она должна отсылать.23Раздел первый.ТЕМЫ И СТРУКТУРА В ТРАГЕДИИ «ИППОЛИТ»Глава 1Невольные проступки и прощениеВажное, если не центральное, место в критических работах,посвященных «Ипполиту», всегда занимала моральная оценка персонажей.Исследователи при этом никогда не были единодушны в своем мнении о техили иных героях. Суждения их разнятся от обвинения всех персонажей –например, в преступном и сознательном незнании35 – до признанияабсолютной невиновности и Федры, и Ипполита, и даже до утвержденияпохвальности всех их поступков.36 Некоторые критики усматривают«моральное падение» в линии поведения Федры,37 другие обращают большевнимания на вину Ипполита.38 Одна лишь кормилица вызывает всеобщееосуждение за свой практицизм и отсутствие моральной строгости.Картина, складывающаяся из сопоставления столь разных мнений огероях драмы, наглядно демонстрирует два факта.
С одной стороны, все этимнения отражают несомненную реальность трагедии – ту важную роль,которую играет в произведении моральная оценка героев. Вместе с тем, стользаметное отсутствие единодушия свидетельствует о некоторойпроизвольности суждений исследователей.Произвольность эта происходит, с моей точки зрения, от двухкардинальных методологических недостатков. Во-первых, некоторые из этихсуждений не учитывают структурности композиции трагедии, сотканной изповторяющихся образов, тем, ситуаций и моделей поведения – той35Hathorn 1957.36Kovacs 1980b, Kovacs 1987.37Reckford 1974; ср.
Segal 1970, 282. По мнению некоторых, вся вина лежит на Федре, в то время какИпполит воплощает в себе совершенную нравственную добродетель, см. Vickers 1973, 294.38Kitto 1950, 202, Conacher 1968, 30, Diggle 1989, 360-362.24структурности, которая была прекрасно показана Ноксом на примере теммолчания и речи39 или Сигалом на примере образности природы40.Повторяющиеся лексические, поэтические и драматические мотивы придаютпроизведению его специфическую целостность и в наибольшей степенивыражают авторский замысел, и потому именно они должны служитьключом для любого тематического анализа, в том числе психологического иморального анализа поступков персонажей. Исследователи же порой, какнапример, Барретт и Ковач, при всей тонкости их замечаний, выносят своисуждения об отдельных героях и отдельных их поступках, не обращаявнимание на сходство их психологической мотивации и на общие модели,управляющие их поведением.
Порою же критики видят эти общие модели, ноникак не связывают их с другими мотивами и темами: например, Гаторн ивслед за ним Лушниг41 справедливо подчеркивают роль незнания вмотивации поступков всех персонажей, но говорят при этом о преступномсознательном незнании, не замечая связи мотива незнания с проводимымсквозь всю трагедию мотивом непроизвольных ошибок.Второй недостаток состоит в отсутствии должного интертекстуальногоанализа. Суждениям о поведении героев можно было бы придать большеясности и убедительности, если соотносить их с принципами моральнойоценки, существовавшими в эпоху Еврипида и отраженными в языке итопике современной ему литературы.В этой главе я хочу в некоторой степени решить обе этиметодологические проблемы.
С одной стороны, я попытаюсь показать, чтоЕврипид использует в «Ипполите» оправдательный топос «непроизвольныхошибок», применявшийся в судебных речах и дополнительноразрабатывавшийся софистами. С другой стороны, я собираюсьпроанализировать семантику и функции, которые получает этот топос в39Knox 1979.40Segal 1965.41Hathorn 1957, Luschnig 1983.25трагедии, продемонстрировав его двойную роль: он служит концептуальнымстержнем драмы, вся динамика которой направлена на окончательноеоправдание всех ее персонажей-людей, и вместе с тем отдельные элементыэтого топоса, потенциально обладающие драматической выразительностью(незнание, эмоции) используются для создания драматических эффектов.Наконец, я попытаюсь доказать, что в центре трагедии находится не столькоутверждение моральной вины или невиновности того или иного персонажа,сколько сама проблема вынесения морального суждения и связанная с неювенчающая оправдательный топос тема снисхождения и прощения, причемтема эта сама преподносится автором как тема нравственная.В эксоде трагедии сверху над орхестрой появляется богиня Артемида,и с высоты своего божественного положения она открывает Тесею правду оневиновности Ипполита и о совершенной Тесеем ошибке – несправедливомнаказании сына.
Помимо этого фактического знания, Артемида такжесообщает Тесею моральные оценки поступков основных участников драмы.Ипполит, по ее словам, с его «праведной душой», должен хотя бы в смертиснискать себе добрую славу (1298-1299). Федра, выказав определеннуюстепень благородства (1300-1301) и попытавшись сознательно одолетьовладевшую ею Киприду, была вопреки своей воле (οὐχ ἑκοῦσα) погубленаинтригами кормилицы (1304-1305). 42 Наконец, что касается самого Тесея, то42У нас нет никаких причин сомневаться в том, что эти суждения Артемиды должны выглядеть в пьесепоследней и совершенной истиной. Они высказаны в эксоде, проясняющем смысл действия пьесы,высказаны Артемидой, появляющейся в качестве deus ex machina с тем, чтобы разрешить конфликттрагедии, и, наконец, если мнение ее об Ипполите еще можно было бы объяснять особенным еерасположением к этому герою, то оценки, которые богиня дает поступкам Федры и Тесея, никак не могутбыть субъективны.
Потому, кстати, необходимо признать, что слова Артемиды опровергают взгляд техкритиков, которые настаивают на преднамеренности ошибок и преступлений героев. Например, мнениеРекфорда (Reckford 1974, 315) находящего в Федре «глубинное желание совершить адюльтер» иполагающего, что героиня уступает кормилице почти сознательно, догадываясь, что та хочет свести ее сИпполитом, противоречит утверждению Артемиды о непроизвольности поступков Федры (1305). Ср.возражения Барретта (Barrett 1964, 399, комм. к ст. 1305). Рекфорду приходится необоснованно отвергнутьточку зрения богини, допустив, что она в своей речи «упрощает» ход событий (Reckford 1974, 309).26хоть сначала он и осуждаем богиней за излишнюю поспешность в своемрешении наказать Ипполита, вслед за этим, тем не менее, Артемида признаетего заслуживающим прощения – поскольку то была воля Киприды,поскольку Тесей не знал правды и поскольку был обманут убедившими еголживыми словами жены:τὴν δὲ σὴν ἁµαρτίαντὸ µὴ εἰδέναι µὲν πρῶτον ἐκλύει κάκης·ἔπειτα δ' ἡ θανοῦσ ἀνήλωσεν γυνὴλόγων ἐλέγχους, ὥστε σὴν πεῖσαι φρένα.43Что до твоего проступка, то егоОсвобождает от порочности, во-первых, незнание.Затем, твоя жена, погибнув, лишила тебяВозможности проверить ее слова, и потому убедила твой ум(1334-1337).Немного позднее Артемида повторит свой оправдательный вердиктТесею, настаивая на необходимости примирения Тесея и Ипполита ипрощения:σὺ δ᾽, ὦ γεραιοῦ τέκνον Αἰγέως, λαβὲσὸν παῖδ᾽ ἐν ἀγκάλαισι καὶ προσέλκυσαι·ἄκων γὰρ ὤλεσάς νιν· ἀνθρώποισι δὲθεῶν διδόντων εἰκὸς ἐξαµαρτάνειν.Ты, дитя старца Эгея, возьмиСвоего сына в обьятья и привлеки к себе:43Текст «Ипполита» приводится по изданию Barrett 1964, текст остальных пьес Еврипида – по изданиюDiggle 1981-1994.27Ты погубил его невольно, а людямЕстественно совершать ошибки, когда к тому принуждают их боги(1431-1434).Стоит обратить особенное внимание на два главных и связанных друг сдругом мотива, звучащих в речи Артемиды – во-первых, мотивнепроизвольности поступков (о Федре – οὐχ ἑκοῦσα «не по своей воле», 1305,о Тесее – ἄκων «невольно», 1433), и во-вторых, логически вытекающий изпервого мотив оправдания и снисхождения, выраженный словом συγγνώµη.«Ты совершил страшные поступки, но все же даже за них можно еще тебеполучить прощение» (δείν᾽ ἔπραξας, ἀλλ᾽ ὅµως / ἔτ᾽ ἔστι καί σοι τῶνδεσυγγνώµης τυχεῖν), говорит Артемида Тесею (1326), вспоминая обобстоятельствах, смягчающих вину героя и позволяющих расценить егопоступок как невольный – таких, как воля Афродиты и его незнание.Оба эти мотива встречаются не только в данном пассаже.