Платон. Федон. док-ва бессмертия души (1092794), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

чтобы убедиться до конца. Вот мой расчет, дорогой друг, и погляди, какой своекорыстный

расчет: если то, что я утверждаю, окажется истиной, хорошо, что я держусь такого

убеждения, а если для умершего нет уже ничего, я хотя бы не буду докучать

присутствующим своими жалобами в эти предсмертные часы, и, наконец, глупая моя

выдумка тоже не сохранится среди живых — это было бы неладно, — но вскоре погибнет.

Вот как я изготовился, Симмий и Кебет, чтобы приступить к доказательству. А вы

послушайтесь меня и поменьше думайте о Сократе, но главным образом — об истине; и

если решите, что я говорю верно, соглашайтесь, а если нет — возражайте, как только

сможете. А не то смотрите — я увлекусь и введу в обман разом и себя самого, и вас, а

потом исчезну, точно пчела, оставившая в ранке жало.

Однако ж вперед! Раньше всего напомните мне, что говорили, — на случай, если я что

забыл. Симмий, если не ошибаюсь, был в сомнении и в страхе, как бы душа, хотя она и

божественнее и прекраснее тела, всё же не погибла первою — по той причине, что она

своего рода гармония. А Кебет, мне кажется, соглашается со мною в том, что душа

долговечнее тела, но, по его мнению, никто не может быть уверен, что душа, после того

как сменит и сносит много тел, покидая последнее из них, не погибает и сама; именно

гибель души и есть, собственно, смерть, потому что тело отмирает и гибнет непрестанно.

Это или что другое нужно нам рассмотреть, Кебет и Симмий?

Оба отвечали, что именно это.

— Скажите, — продолжал Сократ, — вы отвергаете все прежние доводы целиком или же

одни отвергаете, а другие нет?

— Одни отвергаем, — отвечали они, — другие нет.

— А как насчет того утверждения, что знание — это припоминание и что, если так, душа

наша непременно должна была где-то существовать, прежде чем попала в оковы тела?

— Я, — промолвил Кебет, — и тогда нашел это утверждение на редкость убедительным, и

сейчас ни в коем случае не хочу от него отказываться.

— И я так считаю, — сказал Симмий, — и был бы очень изумлен, если бы мое мнение

вдруг переменилось.

Тогда Сократ:

— А между тем, друг - фиванец, тебе придется его переменить, если ты останешься при

мысли, что гармония — это нечто составное, а душа — своего рода гармония, слагающаяся

из натяжения телесных начал. Ведь ты едва ли и сам допустишь, что гармония сложилась

и существовала прежде, нежели то, из чего ей предстояло сложиться. Или все-таки

допустишь?

— Никогда, Сократ! — воскликнул Симмий.

— Но ты видишь, что именно это ты нечаянно и утверждаешь? Ведь ты говоришь, что

душа существует до того, как воплотится в человеческом образе, а значит, она существует,

сложившись из того, что еще не существует. Ведь гармония совсем непохожа на то, чему

ты уподобляешь ее сейчас: наоборот, сперва рождается лира, и струны, и звуки, пока еще

негармоничные, и лишь последней возникает гармония и первой разрушается. Как же этот

новый твой довод будет звучать в лад с прежним?

— Никак не будет, — отвечал Симмий.

— А ведь если какому доводу и следует звучать стройно и в лад, так уж тому, который

касается гармонии.

— Да, конечно, — согласился Симмий.

— А у тебя не выходит в лад, — сказал Сократ. — Так что гляди, какой из двух доводов ты

выбираешь: что знание — это припоминание или что душа — гармония.

— Первый, Сократ, несомненно, первый. Второй я усвоил без доказательства,

соблазненный его правдоподобием и изяществом, то есть так же, как обычно принимает

его большинство людей. Но я прекрасно знаю, что доводы, доказывающие свою правоту

через правдоподобие, — это пустохвалы, и, если не быть настороже, они обманут тебя

самым жестоким образом. Так случается и в геометрии, и во всем прочем. Иное дело —

довод о припоминании и знании: он строится на таком основании, которое заслуживает

доверия. Сколько я помню, мы говорили, что душа существует до перехода своего в тело с

такой же необходимостью, с какою ей принадлежит сущность, именуемая бытием. Это

основание я принимаю как верное и достаточное и нимало в нем не сомневаюсь. А если

так, я, по-видимому, не должен признавать, что душа есть гармония, кем бы этот взгляд ни

высказывался — мною или еще кем-нибудь.

— Ну, так и что же, Симмий? Как тебе кажется, может ли гармония или любое другое

сочетание проявить себя как-то иначе, чем составные части, из которых оно складывается?

— Никак не может.

— Стало быть, как я думаю, ни действовать само, ни испытывать воздействие как-нибудь

иначе, чем ни?

Симмий согласился.

— И значит, гармония не может руководить своими составными частями, наоборот, она

должна следовать за ними?

Симмий подтвердил.

— И уж подавно ей и не двинуться, и не прозвучать вопреки составным частям, одним

словом, никакого противодействия им не оказать?

Да, ни малейшего.

— Пойдем дальше. Всякая гармония по природе своей такова, какова настройка?

— Не понимаю тебя.

— Ну, а если настройка лучше, полнее — допустим, что такое возможно, — то и гармония

была бы гармонией в большей мере, а если хуже и менее полно, то в меньшей мере.

— Совершенно верно.

— А к душе это приложимо, так чтобы хоть ненамного одна душа была лучше, полнее

другой или хуже, слабее именно как душа?

— Никак не приложимо!

— Продолжим, ради Зевса. Про душу говорят, что одна обладает умом и добродетелью и

потому хороша, а другая безрассудна, порочна и потому дурна. Верно так говорится или

неверно?

— Да, верно.

— А если душу считать гармонией, как нам обозначить то, что содержится в душах —

добродетель и порочность? Назовем первую еще одной гармонией, а вторую

дисгармонией? И про хорошую душу скажем, что она гармонична и, будучи сама

гармонией, несет в себе еще одну гармонию, а про другую — что она и сама

негармонична, и другой гармонии не содержит?

{32}

— Я, право, не знаю, как отвечать, — промолвил Симмий. — Однако же ясно: раз мы так

предположили, то и скажем что-нибудь вроде этого.

— Но ведь мы уже признали, — продолжал Сократ, — что ни одна душа не может быть

более или менее душою, чем другая, а это означает признать, что одна гармония не может

быть более, полнее или же менее, слабее гармонией, чем другая. Так?

— Именно так.

— А что не есть гармония более или менее, то не должно быть и настроено более или

менее. Верно?

— Верно.

— А что не настроено более или менее, будет ли это причастно гармонии в большей или

меньшей степени, нежели что-то иное, или одинаково?

— Одинаково.

— Значит, душа, раз она всегда остается самой собою и не бывает ни более ни менее

душою, чем другая душа, не бывает и настроенной в большей или меньшей степени?

— Да, не бывает.

— И если так, [одна душа] не может быть причастна гармонии или дисгармонии более

полно, [чем другая]?

— Выходит, что нет.

— Но повторяю, если так, может ли одна душа оказаться причастной порочности или

добродетели более полно, чем другая? Ведь мы признали, что порочность — это

дисгармония, добродетель же — гармония.

— Никак не может.

— А еще вернее, пожалуй, — если быть последовательными — ни одна душа, Симмий,

порочности не причастна: ведь душа — это гармония, а гармония, вполне оставаясь самой

собою, то есть гармонией, никогда не будет причастна дисгармонии.

— Да, конечно.

— И душа не будет причастна порочности, поскольку она остается доподлинно душою.

— Можно ли сделать такой вывод из всего, что было сказано?

— Из нашего рассуждения следует, что все души всех живых существ одинаково хороши,

коль скоро душам свойственно оставаться тем, что они есть, — душами.

— Мне кажется, что так, Сократ.

— Но кажется ли тебе это верным? Кажется ли тебе, что мы пришли бы к такому выводу,

будь наше исходное положение — что душа это гармония — верно?

— Ни в коем случае!

— Пойдем дальше, — продолжал Сократ. — Что правит всем в человеке — душа,

особенности если она разумна, или что иное, как, по твоему?

— По-моему, душа.

— А правит она, уступая состоянию тела или противясь ему? Я говорю вот о чем: если,

например, у тебя жар и жажда, душа влечет тебя в другую сторону и не велит пить, если ты

голоден — не велит есть, и в тысяче других случаев мы видим, как она действует вопреки

телу. Так или не так?

— Именно так.

— Но разве мы не согласились раньше, что душа, если это гармония, всегда поет в лад с

тем, как натянуты, или отпущены, или звучат, или как-то еще размещены и расположены

составные части? Разве мы не согласились, что душа следует за ними и никогда не

властвует?

— Да, — отвечал Симмий, — согласились.

— Что же получается? Ведь мы убеждаемся, что она действует как раз наоборот —

властвует над всем тем, из чего, как уверяют, она состоит, противится ему чуть ли не во

всём и в течение всей жизни всеми средствами подчиняет своей власти и то сурово и

больно наказывает, заставляя исполнять предписания врача или учителя гимнастики, то

обнаруживает некоторую снисходительность, то грозит, то увещевает, обращаясь к

страстям, гневным порывам и страхам словно бы со стороны. Это несколько напоминает

те стихи Гомера, где он говорит об Одиссее:

В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу:

Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело...

Разве, по-твоему, у него сложились бы такие стихи, если бы он думал, что душа — это

гармония, что ею руководят состояния тела, а не наоборот — что она сама руководит и

властвует и что она гораздо божественнее любой гармонии? Как тебе кажется?

— Клянусь Зевсом, Сократ, мне кажется, что ты прав!

— Тогда, дорогой мой, нам никак не годится утверждать, будто душа — своего рода

гармония: так мы, пожалуй, разойдемся и с божественным Гомером, и с самими собою.

— Верно, — подтвердил он.

— Вот и прекрасно, — сказал Сократ. — Фиванскую Гармонию мы как будто

умилостивили. Теперь очередь Кадма, Кебет. Как нам приобрести его благосклонность,

какими доводами?

— Мне кажется, ты найдешь как, — отозвался Кебет. — Во всяком случае, твои

возражения против гармонии меня просто восхитили — настолько они были

неожиданны. Слушая Симмия, когда он говорил о своих затруднениях, я все думал:

неужели кто-нибудь сумеет справиться с его доводами? И мне было до крайности странно,

когда он не выдержал и первого твоего натиска. Так что я бы не удивился, если бы та же

участь постигла и Кадмовы доводы.

— Ах, милый ты мой, — сказал Сократ, — не надо громких слов — как бы кто не

испортил наше рассуждение еще раньше, чем оно началось. Впрочем, об этом позаботится

божество, а мы по-гомеровски вместе пойдем и посмотрим, дело ли ты говоришь.

Что ты хочешь выяснить? Главное, если я не ошибаюсь, вот что. Ты требуешь

доказательства, что душа наша неуничтожима и бессмертна: в противном случае, говоришь

ты, отвага философа, которому предстоит умереть и который полон бодрости и

спокойствия, полагая, что за могилою он найдет блаженство, какого не мог бы обрести,

если бы прожил свою жизнь иначе, — его отвага безрассудна и лишена смысла. Пусть мы

обнаружили, что душа сильна и богоподобна, что она существовала и до того, как мы

родились людьми, — все это, по-твоему, свидетельствует не о бессмертии души, но лишь

о том, что она долговечна и уже существовала где-то в прежние времена неизмеримо

долго, многое постигла и многое совершила. Но к бессмертию это ее нисколько не

приближает, напротив, само вселение ее в человеческое тело было для души началом

гибели, словно болезнь. Скорбя проводит она эту свою жизнь, чтобы под конец погибнуть

в том, что зовется смертью. И совершенно безразлично, утверждаешь ты, войдет ли она в

тело раз или много раз, по крайней мере для наших опасений: если только человек не

лишен рассудка, он непременно должен опасаться — ведь он не знает, бессмертна ли

душа, и не может этого доказать.

Вот, сколько помнится, то, что ты сказал, Кебет. Я повторяю это нарочно, чтобы ничего не

пропустить и чтобы ты мог что-нибудь прибавить или убавить, если пожелаешь.

А Кебет в ответ:

— Нет, Сократ, сейчас я ничего не хочу ни убавлять, ни прибавлять. Это все, что я сказал.

Сократ задумался и надолго умолк. Потом начал так:

— Не простую задачу задал ты, Кебет. Чтобы ее решить, нам придется исследовать

причину рождения и разрушения в целом. И если ты не против, я расскажу тебе о том, что

приключилось со мной во время такого исследования. Если что из этого рассказа

Характеристики

Список файлов реферата