Психологические аспекты отношений элита-общество

5. Психологические аспекты отношений

элита –общество

5.1. Типология политических элит

Каждое из рассмотренных выше основных направлений элитарной теории отражает те или иные стороны действительности, ориентируется на определенные исторические эпохи и страны. Выделенные в них важнейшие черты и аспекты элиты позволяют дать ее общее определение. Политическая элита – это составляющая меньшинство общества, внутренне дифференцированная, неоднородная, но относительно интегрированная группа лиц (или совокупность групп), в большей или меньшей степени обладающих качествами лидерства и подготовленных к выполнению управленческих функций, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и (или) непо­средствен­но влияющих на принятие властных решений в обществе. Это относительно привилегированная, политически господствующая группа, претендующая на представительство народа и в демократическом обществе в той или иной мере подконтрольная массам и относительно открытая для вхождения в ее состав любых граждан, обладающих необходимой квалификацией и политической активностью.

Ее существование обусловлено действием следующих основных факторов: 1) психологическим и социальным неравенством людей, их неодинаковыми способностями, возможностями и желанием участвовать в политике; 2) законом разделения труда, который требует профес­сиональ­ного занятия управленческим трудом, как условия его эффективности; 3) высокой общественной значимостью управленчес­кого труда и его соответствующим стимулированием; 4) широкими возможностями использования управленческой деятельности для получения социальных привилегий (поскольку политико-управленчес­кий труд прямо связан с распределением ценностей); 5) практической невозможностью осуществления всеобъемлющего контроля за политическими руководителями; 6) политической пассивностью широких масс населения, главные интересы которых обычно лежат вне политики.   

Эти и некоторые другие факторы обусловливают элитарность общества. Сама политическая элита неоднородна, внутренне дифференцирована и существенно различается на разных исторических этапах и в разных странах. Это, а также специфика исследовательских подходов усложняют ее типологизацию.

Типологизацию элитаристских взглядов можно проводить по разным основаниям. Одним из таких оснований может бытъ хронология. В ее рамках можно вычленить следующие этапы развития элитологии:

1) конец XIX–первая четверть XX вв. Силами отцов-основателей элитологии формулируются исходные теоретико-методологические позиции этого направления социологии. Некоторые из них мы уже отчасти рассмотрели;

Рекомендуемые материалы

2) вторая половина 20-х – первая половина 40-х годов XX в. Формируется консервативно-аристократический и одновременно фашистский варианты элитаризма. Вместе с тем с конца 30-х годов делаются первые попытки реконструкции элитаризма в плане совмещения его с ценностями демократического видения мира, которые получат наибольшее развитие в послевоенный период;

3) вторая половина 40-х–до конца 60-х годов XX в. Наибольшее влияние получает либерально-демократическая трактовка элитаризма, теории элитного плюрализма. Вместе с тем возникает радикально-демократи­ческий вариант элитологии, стержневым направлением которого является страстное обличение недемократичности элитарности политических систем западных демократий;

4) 70-е годы XX в. – по настоящее время. Продолжающемуся господству элитного плюрализма бросает вызов неоэлитизм, утверждающий, а во многом и абсолютизирующий элитарную структуру политической системы США и других западных стран. В его рамках элитарный плюрализм подвергается серьезной критике, причем не только с радикально-демократических, но и консервативных позиций. Четко просматривается несогласие неоэлитистов с основными положениями классической теории демократии, в частности с тем, что народ является главным защитником демократии, с решающей ролью народных масс в историческом процессе.

Однако хронология является лишь одним из многочисленных оснований типологизации элит. В зависимости от источников влияния элиты подразделяются на наследственные, например аристократия, ценностные – лица, занимающие высокопрестижные и влиятельные общественные и государственные позиции, властные – непосредствен­ные обладатели власти и функциональные – профессионалы-управленцы, имеющие необходимую для занятия руководящих должностей квалификацию.

Среди элит различают правящую, непосредственно обладающую государственной властью, и оппозиционную (контрэлита); открытую, рекрутирующуюся из общества, и закрытую, воспроизводящуюся из собственной среды, например, дворянство.

Сама элита делится на высшую и среднюю. Высшая элита непосредственно влияет на принятие решений, значимых для всего государства. Принадлежность к ней может быть обусловлена репутацией, например, неофициальные советники президента, его «кухонный кабинет», или положением в структурах власти. В западных демократиях на каждый миллион жителей приходится примерно 50 представителей высшей элиты. Среди самой высшей элиты часто выделяют ядро, характеризующееся особой интенсивностью коммуникаций, взаимо­действия и насчитывающее обычно 200–400 человек.

К средней элите относят примерно 5 процентов населения, выделяющихся одновременно по трем признакам – доходу, профес­сиональ­ному статусу и образованию. Лица, обладающие высшими показателями лишь по одному или двум из этих критериев, относятся к маргинальной элите.

К политической элите, непосредственно участвующей в процессе принятия политических решений, примыкает элита административная, предназначенная для исполнительской деятельности, однако на деле обладающая большим влиянием на политику.

Одной из достаточно содержательных классификаций политической элиты в демократическом обществе является выделение в зависимости от степени развитости и соотношения вертикальных (социальная представительность) и горизонтальных (внутригрупповая сплоченность) связей элиты ее четырех основных типов: стабильной демократической («этаблированной») элиты – высокая представительность и высокая групповая интеграция; плюралистической – высокая представитель­ность и низкая групповая интеграция; властной – низкая представи­тельность и высокая групповая интеграция и дезинтегрированной – низкие оба показателя (табл. 3).

Таблица 3

Классификация элиты в зависимости от степени развитости и соотношения вертикальных и горизонтальных ее связей

Оптимальной для общества является стабильная демократическая элита, сочетающая тесную связь с народом с высокой степенью групповой кооперации, позволяющей понимать политических оппонентов и находить приемлемые для всех, компромиссные решения.

Таким образом, зарубежный опыт и практика нашей страны показывают, что исходя из различных критериев классификации, можно говорить о следующих типах политической элиты:

• традиционная, харизматическая, рациональная, партократическая;

• правящая и оппозиционная;

• элита высшего яруса – звено лидеров, политиков, принимающих высшие и окончательные решения; элита среднего яруса; ярус высшего чиновничества– административная элита (многие западные ученые условно называют их исполнительными политиками); ярус нижний – бюрократический аппарат власти;

• элита «львов» и элита «лис»;

• открытая и закрытая;

• единая элита и элита внутренне конфликтующая;

• системная и внесистемная;

• наследственная, властная, ценностная и функциональная;

• федеральная, региональная и местная.

В зависимости от содержания и стиля политической деятельности, механизмов формирования элиту можно классифицировать следующим образом:

тоталитарная – элита монопольной авторитарной власти. Это унитарная элита по качественному составу кадров и ценностным ориентациям, закрытая по механизмам формирования, монопольная по идеологическим установкам и конфронтационная по стратегии и тактике идейно-политической борьбы. Для ее представителей в большинстве своем характерны безответственность и карьеризм, видимость идеологического единства и круговая порука, практически абсолютная изолированность от других социальных слоев;

либеральная – элита демократического разделения власти, подчинения Закону и традициям. Чаще всего это унитарная элита по качественному составу кадров и ценностным их предпочтениям, открытая по формам и принципам формирования своих рядов, с господствующей идеологической концепцией, консенсусная по методам и формам политической деятельности. Ее характерные черты – гибкость и понимание своей стабилизирующей роли. Она в меру консервативная и в меру либерально-революционная;

доминантная – элита демократической ориентации, плюра­листичес­кая и мобильная по своему кадровому составу, открытая по механизмам рекрутирования в свои ряды, доминантная по идеоло­гическим установкам и консенсусная по формам и методам политической деятельности. Такая элита чаще всего характерна для переходного периода становления открытого демократического общества. Ей присущи перспективность и конструктивизм, либерально-демокра­тические воззрения, смелость и самостоятельность. Она легко вбирает в свои ряды людей, инициативно действующих и готовых нести ответственность за свои решения и поступки;

плюралистическая – элита демократического общества с сильными законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти, плюралистическая по кадровому составу и открытая по механизмам формирования, плюралистическая по идеологическим ориентациям, с приоритетностью социальных идеалов, консенсусная по формам и методам осуществления политического курса. Это элита цивилизо­ванного демократического общества. Ее власть основана на компетентности, знании политической «кухни» и государственных механизмов управления. Ее лидеров отличают неординарность мышления и поступков, смелость и решительность действий, интелли­гентность и культура, прочность нравственных позиций.

Остановимся подробнее на основных вариантах элитаризма.

5.2. Варианты элитаризма: фашистский, либеральный и леворадикальный. Марксизм и элитаризм

Прежде чем мы перейдем к описанию фашистской интерпретации элитаризма, как наиболее ярко выраженной формы тоталитаризма, следует выяснить вопрос о связи теорий Г. Моска, В. Парето, Р. Михельса с фашистской идеологией. Вот уже полстолетия этот вопрос обсуждается в западной политологической литературе. При этом выявились не только различные, но и противоположные точки зрения – от утверждений о прямой связи между элитаризмом и фашизмом до полного отрицания какой-либо связи между ними. Последняя точка зрения представляется нам менее убедительной.

Приведем мысли сторонников первой точки зрения. Известный итальянский политолог Ф. Ферраротти пишет: «Идеи Моска, подобно идеям Парето и Михельса, ...оказались в области политики пригодными для оправдания фашизма, независимо от личных позиций этих авторов». Еще более определенно пишет американский социолог У. Цандер, утверждая, что фашизм – «это осуществление идей Парето на практике». В этих суждениях, конечно, есть доля истины. Правда, выраженная слишком прямолинейно, категорично, а потому конъюнктурно и односторонне.

Теперь выслушаем и другую сторону и приводимые ею аргументы. Известный американский политолог Дж. Сартори высказывается по этому поводу весьма категорично. Мы считаем, что он прав, когда говорит, что теории элиты «либо верны, либо неверны» и «бессмысленно спорить, являются ли они фашистскими или антифашистскими». Еще более решительно возражает против наличия каких-либо связей между теориями Моска – Парето и фашизмом известный французский политолог Р.Арон. Он отмечает лишь их своеобразную гибкость и колебания между авторитаризмом и интеллектуальным либерализмом.

В конце 70-х годов по инициативе английского журнала «Политикл стадиз» развернулась дискуссия по вопросу о взаимосвязи элитизма и фашизма. Ее открыли две статьи Д. Битхэма, в которых автор достаточно аргументировано утверждал, что симпатии Р. Михельса к фашизму в 20-х годах не случайны, что они прямо связаны с его теоретическими концепциями, изложенными в книге «Политические партии». Д. Битхэму возражал Д. Беннет, который утверждал, что «эволюция Михельса от социализма (имеются в виду его симпатии к социал-демократии в раннем возрасте) к фашизму является фактом его индивидуальной биографии», а не следствием логической связи его научных концепций с фашизмом. По Беннету, «нет необходимой связи» между теориями элиты и фашистской идеологией. Д. Беннет придерживается той точки зрения, что теории элиты политически нейтральны, что они «не указывают определенно на какое-либо политическое направление».

Состоявшаяся дискуссия в конечном итоге сумела ответить на главный вопрос: «Имеется ли какая-либо связь между трудами основоположников элитаризма и фашизмом или она полностью отсутствует?» Большинство исследователей пришли к выводу, что определенная связь действительно существует. Вопрос же, скорее всего, следует ставить в другой интерпретации: «Прямая ли эта связь или непрямая, непосредственная или опосредованная?» Более справе­дливым нам представляется последний вариант.

Теперь мы можем непосредственно перейти к фашистскому варианту интерпретации элитаризма. В писаниях теоретиков фашизма фашистский вариант элитаризма принял наиболее уродливые, человеконенавистнические формы. Многие современные элитологи объявляют фашистскую доктрину «вульгарной», «плебейским искаже­нием подлинного элитаризма». Для них более приемлема консерва­тивно-аристократическая позиция. Они отмечают при этом, что при фашистском режиме в Германии работы теоретика «аристократического» варианта элитаризма Х. Ортеги-и-Гассета находились под запретом.

Многие объективные исследователи теорий элиты констатируют, что элитаризм составляет сердцевину фашистской идеологии. Фашизм взял на вооружение элитизм, понимая его привлекательность и немалое общественное влияние. Доктрина фашизма прямо опирается на принцип элитарной структуры общества. Отсюда и принцип фюрерства, предполагающий неконтролируемую власть правителей и практически абсолютное, под прикрытием громкой демагогии, бесправие управля­емых. А. Гитлер в «Майн Кампф» – в этом наиболее циничном произведении, обосновывающем расистский элитаризм, провозглашал, что «историю мира творит только меньшинство», оправдывал социальное неравенство в первую очередь расовыми различиями. Яростно нападая на принцип подчинения меньшинства большинству, он считал, что тот «грешит против основной идеи, заложенной в природе – идее аристократии».

Фашистский элитаризм – вариант элитаризма, объявляющий действительным благодетелем рода человеческого немногочисленное творческое меньшинство – «сверхлюдей». Поэтому «лучшей формой государства, лучшим государственным устройством будет то, которое естественно и неизбежно будет выдвигать на самые высокие места самых выдающихся сынов народа и будет обеспечивать им бесспорное руководящее влияние». Большинство – это «толпа бездарностей», меньшинство – элита, «сверхлюди». Элита вправе попирать волю этого «неисторического» большинства. Для фашистов «масса ... нетерпима, но послушна авторитету, требует от своих героев силы, даже насилия». «Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать, таким образом, своей силой... Все, чему мы изумляемся в этом мире: наука и искусство, техника и открытия – все это только продукт творчества немногих народов, а первоначально, быть может, только одной расы».

Расизм (причем не только в его фашистском варианте) тесно связан с элитаризмом. В литературе расизм обычно характеризуется как идеологическое обоснование угнетения и ограбления империализмом народов Азии, Африки, Латинской Америки. Но это касается только одной стороны расизма – внешнеполитической. У расизма есть и внутрипо­лити­ческий аспект. Расисты обычно утверждают связь расовой принадлежности людей с социально-классовой структурой общества. Все ведущие представители расово-антропологической школы проводят прямую зависимость между классовой принадлежностью индивида и его расовыми характеристиками. На вершине же социальной пирамиды должны находиться лучшие представители расы, наиболее «чистые» в расовом отношении люди. Утверждая, что не каждый человек равен другому человеку, Гитлер считал, что решающую «роль играет степень чистоты крови».

Один из самых ярых расистов У. Пирс (США), строго придерживаясь изложенных взглядов, резко критикует сторонников так называемого «космополитического элитаризма», т.е. всех тех, для кого важна не расовая принадлежность, а социальный статус человека, уровень его интеллекта, личных достижений. И это не просто теоретические конструкции, а основа повседневного поведения. Ему непонятно, как представители высшего сословия могут отдать предпочтение в качестве соседа негру, рок-звезде, а не белому человеку. Пирс провел социологический опрос среди белого населения ряда крупных американских городов. В его опросном листе был, в частности, такой вопрос: «Кого бы Вы выбрали в качестве своего соседа: 1) белого мусорщика,  2) еврея-нейрохирурга или 3) негра, рок звезду». Ответы были для Пирса обескураживающими. Респонденты в подавляющем большинстве выбрали второй и третий варианты, обнаружив себя «предателями» белой расы.

Пирс отнюдь не против элитаризма, для него это – «естественная и здоровая идея», разумная альтернатива эгалитаризму. Но недопустимо, с его точки зрения, на элиту смотреть, как на «открытый клуб». Так ведь, опасается он, в элиту могут попасть евреи или негры. «Подлинная элита» для него – это элита лилейно-белая, а не космополитическая.

Справедливости ради заметим, что наряду с белым расизмом существует и «черный расизм», или расизм наоборот. Это теории негритянской исключительности, восхваляющие негритянскую элиту. Существует сионистский элитаризм, утверждающий «богоизбранность» еврейства. Как видим, расизм и шовинизм многолики.

Поскольку среди элитаристов мы находим практически все оттенки современного политического спектра: ультраправых и консерваторов, либералов и левых радикалов, социалистов и коммунистов, троцкистов и маоистов, сам термин «элитист» порой искусственно объединяет совершенно разнородных авторов. Но в отношении к проблеме элиты у них, действительно, часто обнаруживается много общего.

В послевоенный период в западной науке наиболее влиятельной и распространенной стала либеральная трактовка элитаризма. Для нее характерно реформирование элитаризма в сторону сближения с классической демократической теорией. Начало этого реформирования относится еще к предвоенному периоду. Его инициаторами были эмигрировавшие из Германии в Англию К. Маннгейм и в США Дж. Шумпетер. Именно им удалось показать, что элитаризм и демократия при известных условиях вполне совместимы.

Кстати, тут, может быть, уместно сказать о некоторых изменениях в географии элитологии. Если до второй мировой войны центр элитологических исследований находился в Европе, а США были их периферией, то после войны положение изменилось: этот центр прочно переместился в США. Там сложилось несколько школ элитизма: «макиавеллианская», возглавляемая профессором Нью-Йоркского университета Дж. Бернхэмом, и либеральная, во главе с крупнейшим американским политологом Г. Лассуэллом. Ее ядро составили профессора Йельского и Стэндфордского университетов. Именно эта школа оказала наибольшее влияние на развитие современной американской элитологии. Из нее вышли многие мыслители, и ныне задающие тон в мировой элитологии. Эта школа выступила с идеями элитного плюрализма, который она рассматривала как синоним современной демократической теории.

К 60-м годам в США сложился также структурно-функциональный вариант элитаризма (С. Келлер и др.), а в 70 – 80-х годах – так называемый неоэлитизм. Среди либеральных элитаристов мы также находим большую пестроту точек зрения и позиций. Например, последовательные монетаристы-рыночники считают, что рынок и демократия естественным путем в честной конкурентной борьбе формируют элиту победителей.

В определенном смысле элитаризм характерен и для сторонников государственного регулирования экономики, которые доказывают, что спасти рыночную экономику от кризисов может только элита квалифи­ци­ро­ванных менеджеров и чиновников, способных удерживать стабильность сложившихся социальных и политических отношений и институтов. Все современные либеральные и большая часть консерва­тивных трактовок элитизма исходят из того, что существование элиты вполне совместимо с демократией. Мало того, последняя зависит от качества элиты, прежде всего ее профессионализма, открытости и доступности.

Казалось бы, представители правого политического спектра – это наиболее рьяные элитаристы, а левого и особенно крайне левого – антиэлитаристы. Но эта точка зрения поверхностна, она принимает видимость за реальность. В действительности все значительно сложнее и запутаннее. Часто левые и ультралевые, которые охотно выдают себя за антиэлитаристов и создают себе имидж последовательных критиков элитаризма, в действительности являются скрытыми элитаристами и в этом отношении не уступают многим либеральным демократам. Возьмем таких признанных идеологов левых, как Сартр, Маркузе, Фонтэн. Они охотно мечут громы и молнии против истеблиш­мента, против привилегий властвующей элиты. Тут же предлагают целые программы справедливого устройства мира.

Все это хорошо. Вопрос только в том, кто будет субъектом предполагаемых ими радикальных революционных преобразований? По их мнению, этим субъектом может быть меньшинство – радикальная интеллигенция, которая поведет за собой угнетенных – пролетариат, дискриминируемые нацменьшинства, студенчество. Одним словом, аутсайдеров общества. Но разве это не новый элитаризм? Скорее это только измененная форма достаточно старого элитаризма, являющаяся идеологией новой элиты или контрэлиты «потребительского общества», тех слоев интеллигенции, которые разочарованы утратой своего былого привилегированного положения, былой элитарности.

Идеология «новых левых» возникла под воздействием таких социальных процессов, порожденных научно-технической революцией, как огромный количественный рост интеллигенции, ее «массовизация», все большее ее расслоение. Причем нельзя не видеть и то, что верхушечный слой интеллигенции становится частью правящей элиты, тогда как подавляющее большинство ее все более сближается с трудящимся классом.

В этих условиях у многих представителей левой интеллигенции отчетливо звучат мотивы ностальгии по утере былой эзотеричности, исключительности интеллектуала, протесты против его «омассовления». Левый же радикализм все больше проявляет себя в качестве идеологии «технократии без власти», идеологического выразителя элиты аутсайдеров, элиты оппозиционных слоев общества. Ее представители рассматривают народные массы как отсталые, косные, инертные, порой отзываются о них с элитарным презрением, считают, что борьбу с пороками системы ведет лишь «критически мыслящий авангард». Не случайно в леворадикальной идеологии двигателем социального прогресса оказывается «активное меньшинство», противостоящее «интегрированной массе».

Мы рассмотрели с позиций элитологии взгляды «новых левых». Но в политическом плане важнее точка зрения на проблемы элиты «старых левых» – социалистов, социал-демократов. Эта позиция неоднозначна. Некоторые социал-демократы критикуют элитаризм как недемокра­тическую теорию. Но гораздо больше социал-демократов признают, что реалии сегодняшнего дня требуют наличия политической элиты и что разумная позиция социал-демократов – формирование из своей среды политических лидеров, которые могут и должны войти в состав политической элиты. Важно только наличие контроля общества над элитой. Социал-демократы критикуют при этом марксистов, которые, как отмечал широко цитируемый ими К. Поппер, «так и не осознали всего значения демократии как единственного и хорошо известного средства осуществления такого контроля».

Проблема отношения марксизма и особенно коммунистов к идеологии элитаризма требует специального рассмотрения. С одной стороны, коммунисты всегда декларировали свой антиэлитаризм. Собственно, их идеология и была направлена против капита­листической элиты. Но, как не раз утверждали российские и западные элитологи, это была идеология контрэлиты, которая в борьбе за власть делала ставку на поддержку рабочего класса. В действительности же, ее антиэлитаризм был на уровне пропагандистских лозунгов.

В официальной пропагандистской литературе советского периода рисовалась следующая картина. Элита (причем сам термин находился под подозрением, предпочитались эвфемизмы) – часть господствующего эксплуататорского класса. Следовательно, она существует лишь в классово-антагонистических обществах. Социализм – общество без эксплуататорских классов, следовательно, общество всеобщего социального и политического равенства, общество без элиты. Для существования элиты в условиях реального социализма нет и не может быть социальной базы. Государственные и партийные руководители – это подлинные выразители воли народа, его слуги, их социальное положение ничем не отличается от положения рядового труженика, они пользуются полной поддержкой масс. Получалось все очень идиллично и супердемократично.

Беда лишь в том, что эти построения разительно отличались от действительности. Реальная практика заключалась в отчуждении народа от политики, которая вершилась номенклатурной элитой, обладавшей огромными привилегиями и фактически бесконтрольно распоря­жавшейся ресурсами всей страны и судьбами миллионов людей. Итак, в теории – отсутствие эксплуататорской элиты, на практике – социальная дифференциация и монопольная власть партийно-государственной элиты.

Еще одно уточнение. Сказать, что официальной советской идеологии был чужд элитаризм, который существовал лишь де-факто, было бы, по меньшей мере, неточным. И не случайны вполне элитарные откровения В.И. Ленина о «тончайшем слое» партийных лидеров и группе «профессиональных революционеров», И.В. Сталина – о партийном аппарате как об «ордене меченосцев». Теоретической основой нового элитаризма было ленинское учение о партии нового типа, где существует ядро профессиональных революционеров, партийных лидеров и руководимые ими рядовые члены, большинство.

Стоит ли удивляться после этого, что в партии «нового типа» в полном соответствии с известным законом Р. Михельса сформировался элитный слой руководителей. А когда партия пришла к власти, элитарная партийная структура была воспроизведена в масштабе огромной страны.

Номенклатурно-бюрократическая элита «реального социализма» носила полузакрытый характер, рекрутирование ее осуществлялось, прежде всего, в соответствии с критерием верности марксистской идеологии, преданности «генеральной линии» партии и лишь после этого – в соответствии с профессиональной компетентностью и нравственным обликом. Во все времена в кадровой политике партии на первом месте стоял принцип подбора и расстановки кадров по политическим мотивам.

Итак, те, кто прокламировал непримиримую борьбу с элитой вплоть до ее полного уничтожения, сами воссоздавали элиту, причем в ее жестко тоталитарном варианте, косвенно подтверждая тезис элитаристов о невозможности общества без элиты.

5.3. Формы рекрутирования политических элит

Элитарность современного общества достаточно доказанный факт. Всякие попытки ее устранения и политической нивелировки населения приводили лишь к господству деспотических, нерезультативных элит, что, в конечном счете, наносило ущерб всему народу. Устранить политическую элитарность можно лишь за счет общественного самоуправления. Однако на нынешнем этапе развития человеческой цивилизации самоуправление народа скорее привлекательный идеал, чем реальность. Для демократического государства имеет первосте­пенную значимость не борьба с элитарностью, а формирование наиболее результативной, полезной для общества элиты, обеспечение ее социальной представительности, своевременное качественное обновление, предотвращение тенденции олигархизации, превращения в замкнутую господствующую привилегированную касту.

Социальная результативность элиты, характеризующая эффектив­ность выполнения ею функций руководства обществом, складывается из многих показателей. К числу важнейших из них относятся оптимальное сочетание горизонтальной и вертикальной интеграции и эффективная система рекрутирования, обеспечивающая высокую профессиональную компетентность и необходимые для руководящих кадров ценностные ориентации: честность, уважение законов и прав человека, заботу об общем благе и т.п.

Горизонтальная интеграция – это кооперация различных представителей элиты, ее групповая сплоченность. Удерживаемая в определенных пределах, она выступает необходимым условием принятия коллективных решений, предохранения общества от политической поляризации и радикализации, повышения способности руководителей находить компромиссные решения и достигать консенсуса, предотвращать и разрешать конфликты. Однако внутригруп­повая интеграция способствует социальной результативности элиты лишь тогда, когда она происходит не за счет ослабления ее социальной представительности, характеризующей выражение элитой интересов всего общества.

Выражение элитой запросов и мнений населения зависит от многих причин. Одна из них – социальное происхождение ее представителей. Оно в значительной степени влияет на политические ориентации. Ясно, что выходцам из среды крестьян, рабочих, определенных этнических и других групп легче понять специфические запросы соответствующих слоев, найти с ними общий язык. Однако совсем не обязательно, чтобы интересы рабочих защищали рабочие, фермеров – фермеры, молодежи – молодежь и т.п. Часто это могут лучше делать политики-профессионалы, выходцы из других групп общества.

В современных государствах непропорциональность представле­ния в элите населения достаточно велика. Так, среди элиты стран Запада намного шире, чем другие группы, представлены выпускники университетов. А это, в свою очередь, обычно связано с достаточно высоким социальным статусом родителей. В целом же непропор­циональность представительства различных слоев в политической элите обычно растет по мере повышения статуса занимаемой должности. На первых этажах политико-управленческой пирамиды низшие слои населения представлены значительно шире, чем в высших эшелонах власти. Непропорциональность в социальных показателях политических элит и всего населения еще не означает непредставительности политических ориентаций руководителей.

Более важной, по сравнению с формальным отображением элитой социальной структуры, гарантией социальной представительности элиты выступает ее организационная (партийная, профсоюзная и т.п.) принадлежность. Она прямо связана с ценностными ориентациями людей. Кроме того, партии и другие организации обычно имеют достаточные возможности для воздействия на своих членов в нужном направлении.

В современном демократическом обществе партийные механизмы контроля за элитами дополняются государственными и общественными институтами. К таким институтам относятся выборы, СМИ, опросы общественного мнения, группы давления и т.д.

Большое влияние на социальную представительность, качествен­ный состав, профессиональную компетентность и результативность элиты в целом оказывают системы ее рекрутирования (отбора). Такие системы определяют: кто, как и из кого осуществляет отбор, каковы его порядок и критерии, круг селектората (лиц, осуществляющих отбор) и побудительные мотивы его действий.

Существуют две основные системы рекрутирования элит: гильдий и антрепренерская (предпринимательская). В чистом виде они встречаются довольно редко. Антрепренерская система преобладает в демократических государствах, система гильдий – в странах административного социализма, хотя ее элементы широко распростра­нены и на Западе, особенно в экономике и государственно-административной сфере.

Каждая из этих систем имеет свои специфические черты. Так, для системы гильдий характерны:

1) закрытость, отбор претендентов на более высокие посты главным образом из нижестоящих слоев самой элиты, медленный, постепенный путь наверх. Примером здесь служит сложная чиновническая лестница, предполагающая постепенное продвижение по многочисленным ступенькам служебной иерархии;

2) высокая степень институциализации процесса отбора, наличие многочисленных институциональных фильтров – формальных требований для занятия должностей. Это могут быть партийность, возраст, стаж работы, образование, характеристика руководства и т.д.;

3) небольшой, относительно закрытый круг селектората. Как правило, в него входят лишь члены вышестоящего руководящего органа или один первый руководитель – глава правительства, фирмы и т.п.;

4) подбор и назначение кадров узким кругом руководителей, отсутствие открытой конкуренции;

5) тенденция к воспроизводству существующего типа элиты. По существу, эта черта вытекает из предыдущих – наличия многочисленных формальных требований, назначения на должность высшим руко­водством, а также длительного пребывания претендента в рядах данной организации.

Таким образом, гильдий-система рекрутирования элиты – это система отбора элит закрытого типа, отбирающая претендентов на выдвижение из нижележащих слоев самой элиты и предполагающая постепенное продвижение по ступеням элитной иерархии.

 Антрепренерская система рекрутирования элит во многом противоположна системе гильдий. Ее отличают: 1) открытость, широкие возможности для представителей любых общественных групп претендовать на занятие лидирующих позиций; 2) небольшое число формальных требований, институциональных фильтров; 3) широкий круг селектората, который может включать всех избирателей страны; 4) высокая конкурентность отбора, острота соперничества за занятие руководящих постов; 5) изменчивость состава элиты, первостепенная значимость для этого личностных качеств, индивидуальной активности, умения найти поддержку широкой аудитории, увлечь ее привлека­тельными идеями и программами.

Следовательно, антрепренерская система рекрутирования элиты – механизм рекрутирования элиты, который отличается открытостью для любых социальных групп, претендующих на власть, продуманной системой конкуренции и отбора на руководящие позиции.

Эта система больше ценит выдающихся людей. Она открыта для молодых лидеров и нововведений. В то же время определенными недостатками ее использования являются относительно большая вероятность риска и непрофессионализма в политике, сравнительно слабая предсказуемость политики, склонность лидеров к чрезмерному увлечению внешним эффектом. В целом же, как показывает практика, антрепренерская система рекрутирования элит хорошо приспособлена к динамизму современной жизни.

Система гильдий также имеет свои плюсы и минусы. К числу ее сильных сторон относятся уравновешенность решений, меньшая степень риска при их принятии и меньшая вероятность внутренних конфликтов, большая предсказуемость политики. Главные ценности этой системы – консенсус, гармония и преемственность. В то же время система гильдий склонна к бюрократизации, организационной рутине, консерватизму, произволу селектората и подмене формальных критериев отбора неформальными. Она порождает массовый конформизм и затрудняет исправление ошибок и устранение недостатков по инициативе снизу. Без дополнения конкурентными механизмами эта система ведет к постепенной дегенерации элиты, ее отрыву от общества и превращению в привилегированную касту.

Собственно так и произошло в странах, где долгие десятилетия господствовала номенклатурная система рекрутирования политической элиты – один из наиболее типичных вариантов системы гильдий.

Правящая политическая элита современной России по кадровому составу включает: президента страны и его ближайшее окружение, депутатов представительных органов, членов правительства, руководителей местных администраций и представителей Президента РФ в регионах, глав дипломатических представительств за рубежом и таможенной службы, высшие слои хозяйственного управления и Центробанка РФ, высшего военного руководства, высшего чиновни­чества, судебных органов, прокуратуры, МВД, госконтроля, лидеров наиболее влиятельных политических партий и движений, руководителей средств массовой коммуникации. Это и есть собственно политическая элита. По численности на федеральном уровне в России она насчитывает не более двух тысяч человек. По аналогичной методике можно очертить кадровый состав региональных элит. В правящую элиту многие влиятельные ученые включают высших политических руководителей, руководителей промышленности и финансов, владельцев средств массовых коммуникаций, словом тех, кто распределяет ценности внутри нашего общества.

Встает законный вопрос: «Каковы же в настоящее время основные тенденции формирования политической элиты Российской Феде­рации?»

5.4. Основные тенденции формирования элиты современной России

Постсоветскую элиту некоторые политологи поспешили назвать демократической. Однако, на наш взгляд, это преждевременное утверждение. Скорее правы ученые и аналитики, склоняющиеся к выводу о том, что кардинальной смены элиты пока не произошло, что это длительный эволюционный процесс. Пока же мы имеем лишь складывающуюся элиту переходного периода в истории нашей страны, элиту молодого, трудно нарождающегося демократического общества.

Чем же обусловлено ее становление?

С одной стороны, относительно благоприятными условиями для консолидации элиты: сегодня ни одна политическая сила страны не оспаривает частную собственность и многоукладность экономики; ни одна партия не претендует на монополию в системе государственной власти и управления; все признали правомочность идеологического многообразия и многопартийности и т.д.

Но эти позитивные перемены, с другой стороны, далеко не всегда адекватны и синхронны соответствующим изменениям в экономике, политике, социальных отношениях, духовной сфере. Становление элитных слоев не в меньшей степени определяется:

– инерционностью кризисных процессов, противоречивостью формирования рыночных отношений и слабостью финансовой системы, трудностью создания децентрализованной управленческой инфра­структуры и достижения нормальной экономической открытости регионов;

– нарастанием противоборства политических сил;

– усиливающимся правовым нигилизмом, обеспокоенностью народа растущей преступностью, процветанием мафиозных организаций, сращиванием властных структур с криминальными системами;

– распадом здоровых связей между людьми, ползучей дезинте­грацией государства и сепаратизмом региональных лидеров, размытостью чувства элементарного социального порядка и т.д.

Данные социологических исследований свидетельствуют о снижающемся уровне доверия людей к проводимой в стране социально-экономической политике, об остро критическом их отношении к властям, о невысоком рейтинге властвующей элиты по факторам ее эффектив­ности и легитимности.

Обладая имиджем демократов, нынешние представители высших эшелонов власти в центре и на местах по своему «генетическому коду» и качественным характеристикам пока таковыми не являются. Отличаясь от своих предшественников демократизмом, часто лишь словесным, правящие политико-административные круги не отказались от автократических наклонностей, патерналистско-клиентелистских отношений, олигархичности. Не случайно, очевидно, многие психологи и политологи придерживаются того мнения, что современная российская элита во многом носит номенклатурно-корпоративный характер.

Именно поэтому сейчас справедливее говорить о промежуточной фазе становления элиты будущего демократического общества. Пока же у власти находится элита посттоталитарного преддемократического общества. Элита доминантного типа, в которой нашли место демократы в блоке со «вторым» эшелоном социалистической политической номенклатуры и бывшими аутсайдерами партийно-государственного аппарата. Немало здесь и просто штатных ораторов митинговых и парламентских трибун, карьеристов, случайных людей. Это, естественно, не «львы» застоя и не «лисы» перестройки, но еще и не профессионалы свободного демократического мира.

Элита – результат длительного естественно-исторического развития, а не субъективных пожеланий и действий. Она складывается на протяжении многих поколений. Поэтому в ближайшей исторической перспективе выход на политическую арену страны демократической элиты малореален. Нынешнее поколение элиты должно преодолеть в себе рецидивы авторитаризма и конфронтационности, воспитать терпимость и доверие к оппоненту, научиться властвовать в рамках Закона и принятых в обществе моральных норм, проявлять психо­логическую эластичность, высокий интеллект, профессионализм. И для этого надо немало времени.

Однако, нынешняя политическая и административно-управлен­ческая элиты практически не могут опереться на сколь-нибудь прочную основу публичного авторитета. Люди не верят в то, что в своих действиях власти руководствуются искренним желанием честно служить народу. По мнению общественности, куда ближе к истине другое: нацеленность на удовлетворение личных интересов, низкая профессиональная компетентность в политике и государственных делах, бюрократизм. В общественном сознании сложилось прочное мнение о «меркантиль­ности» ее мотивов, стремлении не просто занять достойное место в обществе, а, прежде всего, получить материальные привилегии и политические почести. Не говоря уже о нравственной чистоплотности. Руководителей больше всего привлекают: а) власть как самоценность (по состоянию на 1 апреля 1997 г. так считало 38,3 % россиян); б) стремление быть богатым (37,2 %); в) личная карьера (32,8 %). Общество же, наоборот, страдает от беззакония, произвола и обнищания. Не случайно сегодня в стране нет ни одного государственного, социального, экономического или политического института, чья деятельность вызывала бы доверие и благодарность людей.

Отсюда широкая распространенность убеждения в том, что реально власть в России осуществляют не официальные институты, а криминальные структуры (в начале января 1998 г. такого мнения придерживалось более 40 % россиян), аппарат и их чиновники (29 %), частный капитал и предприниматели (26 %). Лишь немногие отдали предпочтение силовым структурам, политическим партиям и движениям. И лишь один процент россиян склонен считать, что власть принадлежит народу.

Логично предположить, что основным направлением повышения эффективности функционирования элиты, органов власти и управления в целом может и должно стать совершенствование кадровой работы во всех ее аспектах. Прежде всего, это касается подбора руководящих кадров исполнительной вертикали и воспитания политических лидеров с акцентом на такие личностные качества, как порядочность, профессионализм и компетентность, самостоятельность. Более 70 % россиян именно эти качества политического и государственного деятеля выносят на приоритетные позиции.

Следующим фактором по значимости является наличие на вершинах власти людей, настроенных патриотически, для которых главное – интересы народа, а не личное благополучие, т.е. способных к принципиальному диалогу и разумному компромиссу. Не менее 50 % опрошенных именно в таких людях видят идеал современного руководителя.  Не поэтому ли с таким удовлетворением в обществе воспринято избрание Президентом РФ В.В. Путина – человека взвешенного и с чувством личного достоинства, не принадлежащего ни к одной партии и не связанного с олигархическими группировками.

Заслуживают особого внимания социальные источники российской элиты. Наряду с определенным слоем бывших диссидентов и представителей правозащитных движений, лидеров неформальных объединений и новых политических движений главным источником элиты остается старая партийная, государственная и комсомольская номенклатура, отмежевавшаяся от КПСС, научно-профессорская элита, часть интеллигенции.

В целом теперь уже ясно, что становление политико-управленческой элиты современной России протекает в рамках так называемой «административно-номенклатурной модели», сущность которой состоит в том, что власть постепенно сосредоточивается в руках политиков и высшего чиновничества, значительная часть которых – выходцы из прежних элитных слоев, хотя и второго эшелона.

Заметное положение среди руководителей высшего звена в настоящее время занимают бывшие хозяйственные руководители и специалисты. Они составляют свыше 30 % общего кадрового состава управленческих подразделений федерального уровня, в том числе среди первых лиц федеральных органов власти их 38 %, среди заместителей – 41,3 %, среди руководителей более низкого ранга – 37,5 %. Именно они придают социальному управлению заметный технократический оттенок.

Доля работников основных категорий аппарата федеральных органов исполнительной власти, имеющих высшее техническое образование, составляет 47,3 %. Среди руководителей областных администраций их более 41 %, в аппарате Президента РФ – почти 40 %. В околоэлитном окружении федерального уровня 1,3 тысячи докторов и кандидатов наук. Однако по-прежнему не хватает людей с гуманитарным образованием, особенно юристов, политологов, психологов, специалистов по работе с персоналом, хотя их значительно больше, чем в советские времена.

Утешает только то, что большинство работников госаппарата неплохо профессионально подготовлены, имеют достаточный опыт работы. Так, 59 % чиновников федерального уровня имеют стаж работы в органах власти от 10 лет и выше. В то же время в общей массе лица со стажем до 5 лет составляют 29,3 %, из них со стажем до одного года – 7,6 %.

Как в собственно элитном слое, так и на уровне его обеспечения четко просматривается тенденция омоложения и стремительного выхода на политический Олимп новых малоизвестных фигур – людей неординарных, почувствовавших реальную возможность проявить себя в большой политике, реализовать свои недюжинные деловые качества, научные знания и природные дарования.

Но есть и «обратная сторона медали» – перманентный процесс обновления, выводящий на сцену новых и неопытных управленцев, превращая молодость в самостоятельный политический капитал. Такая практика далеко не всегда стабилизирует власть и повышает ее авторитет. Чаще – наоборот, снижает ее потенциал, делает власть уязвимой и неустойчивой.

Оценивая систему факторов, которые в ближайшем будущем станут определять прочность пребывания человека в высших эшелонах власти, мы констатируем отсутствие в этом деле какой-то четкости, ясных критериев и конкретных показателей. По мнению многих экспертов, прочность пребывания в высших эшелонах власти сегодня определяется умением поддерживать неформальные отношения с нужными людьми, войти в «команду» с перспективным лидером и продемонстрировать ему лояльность, т.е. ориентация на клиентарные отношения. Номенкла­турность, очевидно, по-прежнему дает о себе знать. На втором месте – способность чувствовать (понимать), выражать и защищать интересы людей. Лишь на третье место, причем с огромным разрывом, эксперты поставили компетентность и профессионализм. Приблизительно такое же количество опрошенных на первое место поставили лояльность политическому режиму, богатство и деньги, т.е. четко просматривается противоречие между душевным порывом честно, бескорыстно служить обществу и реальными представлениями о роли богатства и политической конъюнктуры как важнейших факторах, удерживающих человека «на плаву».

В целом, социологические данные свидетельствуют о том, что доминантными факторами, определяющими прочность пребывания у власти, ныне являются субъективные, личностные.

В качестве приоритетных черт современной правящей элиты общественное мнение выделяет здоровый прагматизм, ответственность, способность проникать в глубинные пласты жизни. Именно в профессионализме и деловитости главная сила элиты. Их отсутствие – важнейший социально-гносеологический источник консерватизма, топтания на месте, искусственного авангардизма, левоэкстремистских устремлений.

Демократии, правовому государству нужны деятели с основательной юридической и политологической подготовкой, владеющие основами социальной психологии и педагогики. Но именно таких политиков чаще всего и не хватает.

О профессионализме и стратегической направленности элиты можно судить и по тому, на какие авторитеты, на каких лидеров она ориентируется. Закономерно, что сегодня в элитных группах не ориентируются на какие-либо единые политико-идеологические авторитеты. В лучшем случае у четверти ее представителей имеется свой идеал. Среди них – люди самых разных мировоззрений от К. Маркса и В.И. Ленина до А.Д. Сахарова и Н.А. Бердяева, Ф. Хайека и Дж. Кейнса. Каждый второй заявляет, что такого идеала у него вообще нет. И это закономерный результат разброса мнений при выборе идеологических ориентиров, проявление идеологического раздора в рядах элиты.

Мощным созидательным фактором для любого общества являются нравственные качества политической и административной элит. Нельзя забывать, что авторитет власти подрывают работники с двойной моралью, мещанским сознанием, откровенные приспособленцы, взяточники, пособники мафиозных преступных группировок.

Нынешняя элита, контрэлита и их окружение поражены множеством «младодемократических болезней». Некоторые из них являются реакцией на устои казарменного социализма. Но не менее опасно и другое – тотальное отрицание, под лозунгами плюрализма и свободы, разумных ценностей социализма и замена их другими: «свободой» разнузданного индивидуализма и роскошных презентаций; претензиями на различные привилегии вместо заботы об укреплении государствен­ности и ответственного отношения к народному достоянию.

На просьбу ученых оценить значение для людей элитного круга некоторых общественных ценностей представители калужской областной элиты ответили следующим образом (табл. 4).

Из приведенной таблицы видно, что в перечне ценностных ориентаций респонденты выделили как бы три класса факторов: первый – те, которые отражают реакцию внешней среды на деятельность элиты. Эта группа наиболее многочисленна. 88,4 % опрошенных заявили, что для людей их круга принципиальное значение имеет уважение людей. Второй связан с внутренними факторами: 94,2 % указали на профессионализм и важность мотива самореализации внутренних способностей. Третий затрагивает отношение к элите ее ближайшего окружения. Для 89 % счастливая семейная жизнь – важнейший мотив честного труда и самоотдачи. В то же время, слава и богатство, судя по ответам, для многих не имеют принципиального значения как мотив стремления к власти. 53 % отметили принципиальность для них таких ценностей, как красота и духовность. Вместе с тем для каждого десятого такие ценности существенного значения не имеют.

Здесь просматривается явное противоречие: говорить о служении людям и не заботиться о своей репутации невозможно, говорить о реализации творческого потенциала и не понимать значимости красоты и гармонии непозволительно. Поставленный вопрос, очевидно, лишний раз указал на отсутствие в элите возвышенной духовной цельности, на слабость ее потенциала с позиции личностных измерений культуры.

Только с кадрами высокой духовности и культуры новая элита может стать элитой созидания. Авторитетная и продуктивная элита – объективная потребность нынешнего этапа развития общества, неотъемлемое условие его стабильности и перспективности.

Конечно, в периоды катаклизмов люди стремятся к «сильной личности», к харизматическим лидерам. Когда нравственность и культура уходят на второй план, твердость, решительность и смелость гипнотически действуют на людей, особенно на радикально настроенную их часть. Политика твердой власти, конечно, рассчитана на преодоление сопротивления антидемократических сил общества. Но в стратегическом плане это малоперспективная ориентация для новой демократической элиты.

Не меньшую тревогу вызывает перманентная напряженность, противоречивость и разновекторность развития внутриэлитных отношений, их рыхлость, аморфность. Сохраняется фрагментация, дисперсный характер элитной структуры, предопределяющий множественность центров политической активности, фаворитизм.

В рядах элиты не утихает конкурентная борьба не только за доминирование в политике, но и за единоличное господство в ней, за вытеснение конкурентов из высших эшелонов власти. Ее характеризует «война без правил», причем как по горизонтали, так и по вертикали. СМИ и публицистику, кинематограф и театр они превращают в орудие сведения счетов со своими политическими противниками, рассматривая подобный прием как элемент «технологии своего политического выживания».

В целом можно констатировать: российская властвующая элита пока не стала стабилизирующим фактором в обществе, гарантом динамичного равновесия властных структур. Отсутствие внутренней консолидации является основной причиной напряжения в обществе, в том числе тяжелого финансового кризиса со всеми его негативными последствия­ми в экономике и социальной сфере. Опасность такой ситуации понятна всем: элита становится уязвимой и малопродуктивной, а общество – кризисным.

В связи с изложенным очевиден вывод: новой элите, чтобы стать настоящим субъектом прогресса, придется еще долго и мучительно учиться демократии, причем учиться не по форме и внешним проявлениям, а по существу. Для этого необходимо выполнить несколько условий.

1. Оптимизация взаимоотношений всех ветвей власти в сочетании с повышением качества и эффективности органов местного самоуправ­ле­ния, повышение авторитета судебных органов. Данная концепция предполагает максимальное сужение возможностей политических лидеров принимать решения, граничащие с произволом, ставящие людей перед очередным революционным выбором.

2. Внедрение в практику научно-обоснованных кадровых технологий, установление точного порядка отбора, назначения и отставки высших должностных лиц, особенно в президентских и правительственных структурах.

3. Развитие идейно-политического плюрализма, многопартийности, недопущение монополии любой социальной группы на средства массовой информации.

Рекомендация для Вас - Источниковедение и вспомогательные исторические дисциплины.

4. Обеспечение открытости и динамичности политико-управлен­ческой элиты, а именно:

а) ее высокой социальной мобильности, способности избавляться от наиболее «гнусных и развращенных своих представителей», пополнять свои ряды наиболее подготовленными, талантливыми людьми, умеющими принимать разумные решения и профессионально управлять;

б) умения вести конструктивный диалог с обществом, поддерживать постоянную обратную связь с народом не только в периоды избиратель­ных кампаний, но и в промежутках между ними;

в) справедливого подхода к оценкам людей: судить о них не по тому, на какой ступеньке социальной или политической лестницы они стоят, какими обладают связями, а по знаниям, таланту, трудолюбию.

Формирование названных условий предъявляет повышенные требования к кадровой работе, прежде всего на теоретико-концептуаль­ном уровне. Пока же разработка концепции и принципов современной кадровой политики даже на элитном уровне осуществляется медленно.

Завершая изложение материала необходимо отметить, что элита играет важную, ключевую роль в жизни любого общества, она неизбежна в любой политической системе. Ее исследование – важнейшая научная задача, и в особенности для таких отраслей научного знания как политическая психология и политология.