Типология и функции лидерства

3. Типология и функции лидерства

3.1. Психологические типы лидеров

Быстрый качественный рост исследований лидерства, пестрота интерпретаций этого феномена породили настоятельную потребность как-то систематизировать, упорядочить эти исследования. В этой связи предпринимаются попытки создать типологию лидерства. Одна из первых типологий (и наиболее влиятельная по сей день) была предложена Максом Вебером (1864 – 1920) – немецким социологом, историком и политологом, разработавшим типологию политического лидерства, основанную на способах легитимации власти. В ее основе – классификация авторитета лиц, осуществлявших власть. М. Вебер различал: 1)традиционное лидерство, основанное на вере в святость традиций (например, старший сын монарха после его смерти сам «законно» становится монархом); 2)рационально-легальное, или бюрократическое, лидерство, основанное на вере в законность существующего порядка и его «разумность»; 3)харизматическое лидерство, основанное на вере в сверхъестественные способности вождя, культе его личности. Оно возникает в критических ситуациях. Со стабилизацией социальной системы оно трансформируется в традиционное, или бюрократическое, происходит «рутинизация харизмы».

Данная классификация лидерства достаточно проста и удобна, хотя, как и любая другая классификация, ограничена в применении. В основе первого типа лидерства лежит привычка, второго – разум, третьего – вера и эмоции.

Авторитет традиционного лидера, согласно М. Веберу, опирается на многолетний обычай. Человек обладает «правом на лидерство» благодаря происхождению – принадлежности к элите. Следовательно, традиционный лидер – это лидер, авторитет которого основан на обычае, традиции. Такой тип лидерства характерен для доиндустриаль­ного общества.

Рационально-легальное, или бюрократическое, лидерство, по Веберу, присуще «индустриальному обществу». Оно возникает в том случае, когда лидером становятся не в силу каких-то особых качеств личности (хотя лидер должен продемонстрировать определенный уровень компетентности), а с помощью «законных» бюрократических процедур. Рационально-легальный лидер –  это лидер, избранный демократическим путем. Согласно Веберу, лидерство в «идеальной» бюрократии имперсонально, оно действует как инструмент закона, обезличенно.

Среди отмеченных выше типов лидерства наибольший интерес в политологии и психологии вызывает харизматический тип, который, по мнению ряда исследователей, претендует на то, чтобы быть эвристи­ческим для понимания не только феномена лидерства, но и всей динамики политического процесса. Поэтому на характеристике этого типа лидерства остановимся подробнее.

Харизматический лидер – это лидер, наделенный, по мнению масс, особой благодатью, выдающимися качествами, необычайной способность к руководству. Понятие «харизма» заимствовано М. Вебером из раннехристианской литературы и означает «боговдохновенность». Харизматический лидер должен рассматривать свою миссию как «признание свыше». Для этого типа лидерства характерны фанатическая преданность последователей лидеру, всякое сомнение в его харизматических качествах рассматривается как святотатство. В этом Вебер усматривает важнейшее отличие этого типа лидерства от лидерства рационально-легального и традиционного. Последние имеют более или менее объективные основания (закон, традиции), харизматическое лидерство носит сугубо личностный характер. Харизматическими лидерами были, например, В.И. Ленин, И.В. Сталин, Ким Ир Сен, Фидель Кастро.

Рекомендуемые материалы

Особенность харизматического лидерства, по М. Веберу, состоит в том, что традиционное и бюрократическое лидерство функционируют в стабильных социальных структурах и приспособлены, прежде всего, к решению повседневных задач (поэтому он называет эти два типа рутинными), тогда как харизматическое лидерство, как отмечалось, возникает на крутых поворотах истории. Первоначальное харизма­тическое лидерство вообще чуждо какой-либо организации: ближайшие соратники лидера действуют от его имени и опираются на его авторитет. Поэтому харизматическое лидерство в чистом виде существует лишь в момент возникновения. Но чтобы оно не осталось чисто преходящим явлением, а приняло характер постоянного отношения, образущего стабильную группу учеников или последователей, харизматический лидер должен приспособиться к повседневной жизни и ее задачам, т.е. «рутинизироваться». Причины этой трансформации харизматического лидерства Вебер усматривает в заинтересованности последователей харизматического лидера и особенно его ближайшего окружения в сохранении и упрочении своих позиций.

Всегда и повсюду, и это есть общий вывод, лидер и массы взаимозависимы. Разумеется, сила этой взаимозависимости, обстоятельства ее проявления в политических акциях всегда конкретны, уникальны, неповторимы.

Политическую психологию, равно как и политологию, интересует принцип, суть механизма взаимосвязи лидера и массы, в данном случае харизматического (т.е. «природного», «естественного», спонтанно возникшего, появившегося) лидера, а не официально (юридически или при помощи силы) утвердившегося у власти (в стране, в армии, в партии) предводителя, президента, генсека и т.п. Харизма в чистом виде – это способность увлекать за собой массы без помощи инструментов власти, это как бы довластное качество вождя. Наиболее заметной чертой харизмы является возбуждение народного энтузиазма.

Возникает вопрос: почему в обстановке массового возбуждения неизбежно на сцене появляются харизматические вожди? Разве бывают политические сообщества, которым не нужно было бы руководство?

Руководство, бесспорно, требуется всегда. Но в разные историчес­кие периоды это руководство должно быть различным.

Можно указать на определенные слабости и противоречия веберовской концепции харизматического лидерства. Вебер исходит из психологической трактовки типов лидерства (в их основе лежит «вера в законность данной власти»), но в дальнейшем он склонен рассматривать их как объективные общественные структуры. Первичным оказывается не сам тип общественных отношений, а его осознание участниками этих отношений. Таким образом, Вебер сплошь и рядом подменяет изучение объективных общественных явлений излишним социальным психологизированием.

После М. Вебера сторонники теории харизматического лидерства стремились устранить присущие ей противоречия, выдвигая на первый план один какой-либо признак харизматического лидерства и пренебрегая другими. Так, Э. Шилз подчеркивает, что всякая власть претендует на «трансцендентное» обоснование своего существования и в этом смысле является харизматической. Он объявляет всякое лидерство харизматическим.

Особую популярность в последние годы приобрело использование харизматической теории лидерства для объяснения политических процессов в развивающихся странах. Для подобных исследований характерна тенденция уложить реальные социальные процессы в рамки веберовской типологии лидерства и обосновать харизматический характер лидерства в развивающихся странах. Так, А. и Д. Вильнеры считают, что в доколониальном обществе господствовало традиционное лидерство. Колониальные страны принесли характерный для них рационально-легальный тип. После победы национально-освободитель­ных революций образовался политический вакуум, который и был заполнен единственным пока не скомпрометированным типом лидерства – харизматическим, которое и взяло на себя миссию интеграции и модернизации общества.

В отличие от А. и Д. Вильнеров, Ж. Лакутюр скептически относится к перспективам модернизации стран, возглавляемых харизматиками. Он считает, что обожествление лидеров национально-освободительных движений препятствует успешному решению стоящих перед их странами задач. Внешне харизматическая власть производит впечатление высокой эффективности. Но именем вождя нередко прикрывается расколотое на фракции, пораженное коррупцией и соперничеством окружение, в котором и распыляется столь внешне сильная и единая власть. Поэтому харизматическое лидерство не предлагает разви­вающимся странам достойной альтернативы. Режим персони­фицированной власти оказывается недолговечным, на смену герою приходит его антипод – бюрократ.

Одна из наиболее распространенных психологических типологий лидерства принадлежит германо-американскому психологу Курту Левину (1890 – 1947). Экспериментально изучая феномен лидерства, он выделил три основных его типа: авторитарный, демократический и попусти­тельский. Сущность перечисленных типов лидерства хорошо известна студентам из курса социальной психологии и не нуждается в детальном освещении.

В современной политической психологии и политологии существует множество типологий лидерства. Перечислим некоторые из них. Немецкий социолог Теодор Гайгер различает функциональные и целостные типы, которые, в свою очередь, делит на дробные классы и подклассы. Порой вместо выделения типов руководителей или вождей создают типологии функций лидерства. Так, например, поступили Д. Креч, Р.С. Кратчфилд и Э.Л. Беллачи, выделившие функции исполнения, планирования, внешнего представительства, контроля, поощрения и наказания, арбитража, создания примера, идеологии и т.п. Интересна типология, предложенная Эдуардом де Боно, который фиксирует более десятка разновидностей лидеров: генератор идей, синтезатор, дипломат, коммуникатор, организатор и т.п. Ходжкинсон описывает типы карьериста, политика, техника и поэта.

Едва ли не каждый исследователь лидерства спешит внести свой вклад в коллекцию типологий лидерства. Эти типологии часто оказываются перекрещивающимися. Систематизируя предложения по типологии лидерства, Л. Фишер составил длинный список, который мы частично воспроизводим. Лидер: физический-интеллектуальный; статичный-динамичный; временный-постоянный; профессионал-«любитель». Как видно, основания и принципы типологии самые различные. Попытки привести многочисленные типологии лидерства к общему знаменателю оказываются неудачными.

Одной из наиболее общих классификаций является деление всех лидеров на обычных («реальных») и великих (как великих «героев», так и великих «злодеев»). Первые, реальные лидеры, не оставляют заметного личного следа в истории, не изменяют обычного хода событий. Вторые, лидеры-герои (злодеи), имеют собственное видение политики и пытаются осуществить в ней свои замыслы, влекущие большие социальные и политические перемены.

В современной отечественной литературе существует множество классификаций лидерства. Наиболее интересной, на наш взгляд, представляется типология лидерства, предложенная проф. Б. Д. Парыгиным. В ее основу положены три различных критерия: во-первых, по содержанию; во-вторых, по стилю; в-третьих, по характеру деятельности лидера.

По содержанию различают:

– лидеров-вдохновителей, разрабатывающих и предлагающих программу поведения;

– лидеров-исполнителей, организаторов выполнения уже заданной программы;

– лидеров, являющихся одновременно и вдохновителями и организаторами.

В качестве одного из оснований типологии лидерства выступают «стили» лидерства. По стилю различают:

а) авторитарный лидер, требующий монопольной власти. Он единолично определяет и формулирует цели и способы их достижения. Связи между членами группы сведены до минимума и проходят через лидера или под его контролем. Авторитарный лидер пытается повысить активность подчиненных административными методами. Его главное оружие – «железная требовательность», угроза наказания, чувство страха. Отнюдь не все авторитарные лидеры грубые, импульсивные люди, но их роднит холодность, властность. Психологический климат в группе, где практикуется этот стиль лидерства, характеризуется недостатком доброжелательности и взаимного уважения между лидером и последователями, которые превращаются в пассивных исполнителей;

б) демократический стиль лидерства, по мнению большинства исследователей, оказывается более предпочтительным. Подобные лидеры обычно тактичны, уважительны, объективны в общении с членами группы. Социально-пространственное положение лидера – внутри группы. Такие лидеры инициируют максимальное участие каждого в деятельности группы, не концентрируют ответствен­ность, а стараются распределить ее среди всех членов группы, создают атмосферу сотрудничества. Информация не монополизируется лидером и доступна членам коллектива. Суммируя сказанное выше, следует отметить, что демократический лидер – это лидер, распределяющий ответствен­ность среди членов группы и инициирующий максимальное участие каждого в ее деятельности;

в) «невмешивающийся» лидер. Такого лидера характеризует отсутствие похвалы, порицаний, предложений. Он старается уйти от ответственности, перекладывая ее на подчиненных. Установка подобного лидера – по возможности незаметное пребывание в стороне. Лидер избегает конфликтов с людьми и устраняется от разбора конфликтных дел, передавая их своим заместителям и другим людям, старается не вмешиваться в ход деятельности группы.

Следует отметить, что подобный стиль лидерства получил определенное распространение в нашей стране, особенно в период застоя. Многие исследователи вообще не выделяют этот стиль как особый, ограничиваясь противопоставлением авторитарного и демократического типов лидерства.

По характеру деятельности различают:

– универсальный тип, т. е. постоянно проявляющий качества лидера;

– ситуативный, проявляющий качества лидера лишь в опреде­ленной ситуации.

Следует подчеркнуть связь всех форм лидерства с формированием, сохранением и развитием культуры, свойственной тому или иному политическому сообществу. Чем богаче и устойчивее политическая культура общества, тем менее оно нуждается в политических деятелях харизматического типа.

В современной политической психологии нередко называют четыре собирательных образа лидера: знаменосец (или великий человек), служитель, торговец и пожарный (М. Херманн).

Лидеров-знаменосцев отличает собственное видение действитель­ности. У них есть «мечта», ради осуществления которой они нередко стремятся изменить политическую систему. Лидер-знаменосец – крупный стратег, самостоятельно формирующий политическую программу и реализующий свои идеалы и цели.

 Для понимания этой формы лидерства необходимо знать личные качества человека, который возглавляет своих приверженцев в движении к некоторой цели. Лидер определяет характер происходящего и его темп. Яркими представителями такого типа лидерства были В.И. Ленин, Мартин Лютер Кинг, Хомейни.

Лидер-служитель – это лидер, выступающий в роли выразителя интересов своих приверженцев и избирателей в целом. Именно их желания выражает лидер и действует от их имени. На практике лидеры такого типа руководствуются тем, что ожидают, во что верят и в чем нуждаются их избиратели. Избиратели формируют те задачи, которые становятся центральными для лидера.

Для лидера-торговца важна способность убедить. Благодаря ей конституенты «покупают» его планы или идеи, вовлекаются в их осуществление. В этом случае лидерство основывается на взаимо­отношениях, которые лидер устанавливает со своими избирателями. Особое значение приобретают способности самого лидера и та стратегия, к которой он прибегает, чтобы добиться поддержки своей политики и ее осуществления. Таким образом, лидер-торговец – это политик, преподносящий свои планы и идеи гражданам, стремящийся заставить их “купить” эти идеи, а также привлечь массы к их осуществлению.

Лидер-пожарный – действия этого лидера определяются конкретной ситуацией; как правило, политики такого типа ориентируются на самые жгучие, актуальные общественные проблемы. Подобные лидеры откликаются на порожденные ситуацией события и проблемы. Насущные требования момента определяют их действия.

На практике большинство лидеров используют все четыре образа лидерства в различном порядке и сочетании. Лидеры приводят свои собственные интересы в соответствие с интересами своих конституентов посредством развития таких взаимоотношений с ними, когда учитывался бы контекст каждого конкретного момента. Более эффективно действующие лидеры создают коалиции, которые поддерживают их позицию в обмен на выполнение части наиболее насущных требований конституентов.

Имеются и другие классификации лидеров. Так, они делятся на правящих и оппозиционных; крупных и мелких; кризисных и рутинных; пролетарских, буржуазных, мелкобуржуазных и т.п. (марксизм).

3.2. Функции лидера

Разнообразие типов лидеров во многом объясняется широким кругом решаемых ими задач. При характеристике основных этапов, стадий деятельности лидеров можно выделить их три общие функции: 1) политический диагноз, предполагающий анализ и оценку ситуации; 2) определение направления и программы деятельности, служащей решению общественной проблемы; 3) мобилизация исполнителей (должностных лиц, бюрократии и масс) на реализацию целей.

Что же касается более конкретной, содержательной характеристики функций лидера, то к ним можно отнести следующие.

1. Интеграция общества, объединение масс. Лидер призван воплощать в себе и представлять во взаимоотношениях с другими государствами национальное единство, объединять граждан вокруг общих целей и ценностей, подавать пример служения народу, отечеству.

2. Нахождение и принятие оптимальных политических решений. И хотя лидеры не застрахованы от ошибок, часто действуют не лучшим образом, все же именно способностью найти наиболее приемлемые пути решения общественных задач обычно оправдывается их пребывание в руководстве.

3. Социальный арбитраж и патронаж, защита граждан от беззакония, самоуправства бюрократии, различного рода нижестоящих руководителей, поддержание порядка и законности с помощью контроля, поощрения и наказания. Хотя социальный патронаж на деле реализуется далеко не всегда, вера в «хорошего царя», «отца народов», «народного президента» и т.п. до сих пор широко распространена не только в массовом сознании народов с преимущественно патриархаль­ной политической культурой, но и в странах с вековыми демократи­ческими традициями.

4. Коммуникация власти и масс, упрочение каналов политической и, особенно, эмоциональной связи и тем самым предотвращение отчуждения граждан от власти. В условиях сложной, многоступенчатой иерархии государственных органов и их бюрократизации личностное восприятие власти особенно значимо для преодоления недоверия к ней, формирования у населения гражданского сознания, патриотизма. С помощью телевидения и других СМИ, в ходе встреч с избирателями и других мероприятий политические лидеры имеют достаточно широкие возможности непосредственного общения с народом.

5. Инициирование обновления, генерирование оптимизма и социальной энергии, мобилизация масс на реализацию политических целей. Строго говоря, в этой группе объединены несколько близких по своей направленности функций. Лидер призван охранять народные традиции, обеспечивать прогресс общества, вселять в массы веру в социальные идеалы и ценности. В большей мере выполнение этих функций присуще прагматическим лидерам, однако, не только им. Так, например, достаточно успешно справился с задачей преодоления «вьетнамского синдрома», национального пессимизма и апатии, распространившихся в США после поражения в войне с Северным Вьетнамом, американский президент Рональд Рейган.

6. Легитимация строя. Эта функция присуща главным образом лидерам в тоталитарных и авторитарных государствах. Когда политический режим не может найти своего оправдания в исторических традициях, национализме и демократических процедурах, он вынужден искать его в особых качествах харизматических лидеров, которые наделяются необыкновенными, пророческими способностями и в большей или меньшей мере обожествляются. Так было в нашей стране, когда большевистская власть, безжалостно разрушая многовековые традиции, узаконивала свои действия гипертрофированным авторитетом К. Маркса, В.И. Ленина и И.В. Сталина, наделяя их чертами земных божеств и усиленно насаждая культ их личностей.   

Крайняя, максимально завышенная оценка функций и роли политического лидера в истории – культ личности. Он представляет собой чрезмерное возвеличивание и даже обожествление человека. Иными словами, культ личности – слепое преклонение перед авторитетом какого-либо деятеля, чрезмерное преувеличение его действительных заслуг, фетишизация исторической личности. Наиболее часто он встречается в тоталитарных и авторитарных государствах, хотя его элементы порою складываются и в странах демократических, например, во Франции во времена президентства Шарля де Голля.

Культ политических руководителей – неотъемлемый элемент сакрализации власти. По своей сути он является воскрешением языческого идолопоклонства и, в частности, таких его атрибутов, как памятники, мавзолеи, мемориальные комплексы, сложные религиозно-политические ритуалы и т.п. В тоталитарных государствах идейные истоки культа личности лежат в идеологии, ее претензии на монопольное обладание социальной истиной, универсальную, всеобщую значимость. «Отцы» такой «единственно верной идеологии» наделяются качествами пророков и ясновидцев.

Благоприятной субъективной питательной средой культа личности являются патриархальная и подданническая политические культуры, которые исходят из веры в «хорошего царя» или руководителя, из принятия жесткой иерархической организации общества. Однако важнейшей непосредственной причиной культа обычно служит огромная концентрация политической, духовной, экономической и социальной властей в руках одного человека, а также тотальная личная зависимость всех нижестоящих не столько от результатов своей деятельности, сколько от благосклонности начальства.

В тоталитарном обществе сфера такой зависимости по существу ничем не ограничена. Это и поступление на работу, и карьера, и получение жилья, премий и других социальных благ, и различного рода санкции к непослушным. Отражаясь в массовом сознании и сопро­вождаясь соответствующей систематической идеологической обра­боткой, все это порождает у населения веру во всемогущество руководителя, страх перед ним, рабскую покорность и угодничество. Тяжелое наследие такого отношения к политическому лидерству до сих пор проявляется во многих государствах мира, особенно в странах Востока.

3.3. Роль личности политического лидера в урегулировании конфликтов

Личность политического лидера является сложнейшим много­мерным образованием и состоит из множества взаимосвязанных структурных элементов. Не все они в одинаковой степени «ответственны» за политическое поведение, проявляются в нем. Однако, после многочисленных исследований, проведенных в американской политической психологии, удалось выделить наиболее влиятельные личностные характеристики, которые для удобства сгруппируем в шесть блоков:

· представления политического лидера о себе самом;

· потребности и мотивы, влияющие на политическое поведение;                                    

· система важнейших политических убеждений;

· стиль принятия политических решений;

· стиль межличностных отношений;

· устойчивость к стрессу.

Одной из важнейших функций политического лидера является нахождение и принятие оптимальных политических решений. В первую очередь это относится к деятельности лидера в кризисных и конфликтных ситуациях. Споры ученых о том, какова же действительная роль личности политического лидера в предупреждении и урегули­ровании конфликтов, не прекращаются по сей день, но истина в последней инстанции пока не установлена.

Очевидным представляется лишь то, что эффективность полити­ческого лидерства, в том числе и в конфликтных ситуациях, во многом определяется:

1) влиянием, оказываемым на лидера внешними факторами;

2) особенностями психологической структуры личности полити­ческого деятеля.

Не секрет, что в кризисных и конфликтных ситуациях большинство населения нередко не только исключается из процесса принятия решения, но часто вообще бывает не в курсе происходящего, поскольку события развиваются очень быстро. Вследствие этого именно от лидеров зависит то, как далее будут складываться отношения: удастся ли «погасить» кризис мирными средствами, путем переговоров или он перерастет в вооруженный конфликт.

Ведущие позиции в изучении деятельности политических лидеров в конфликтных ситуациях принадлежат зарубежным ученым, в частности У. Юри и Р. Смоуку. Уилльям Юри и Роберт Смоук – современные американские психологи и политологи, доказавшие, что в кризисной ситуации при принятии решений на политических деятелей оказывают влияние четыре основных фактора. Первый – это высокие ставки участников. В кризисе, в отличие от обычной ситуации, можно слишком многое потерять или, наоборот, приобрести. Причем, кризисная ситуация затрагивает жизненно важные, главные интересы сторон или, по крайней мере, стороны воспринимают их в качестве таковых. Отсюда следует, что потери, которые они могут понести, окажутся невосполни­мыми. Так, У. Юри и Р. Смоук указывают, что берлинские кризисы 1958 г. и 1961 г. рассматривались Западом именно как кризисы не столько потому, что они могли привести к потере половины города, а, прежде всего, вследствие угрозы для НАТО, и в этом смысле расценивались как затрагивающие жизненно важные интересы Запада.

Второй фактор, воздействующий на политических лидеров в период кризиса, – недостаток времени. События в кризисах развиваются лавинообразно. Так было, например, во время Карибского кризиса 1962 г.; в периоды Ближневосточного кризиса 1967, 1973, 1982 гг. и во многих других случаях. Соответственно, политические лидеры вынуждены быстро реагировать на развитие ситуации. Времени на ее анализ практически не остается. Да и информация о возможном развитии кризиса часто не сразу поступает к ним. Например, во время Карибского кризиса американцы много раз перепроверяли информацию о размещении советских ракет на Кубе, прежде чем доложить президенту. Очевидно, что подобные действия оправданы. Они необходимы для того, чтобы избежать возможной ошибки, хотя одновременно это ведет к ограничению времени для окончательного принятия решения, а его и так всегда нехватает.

Следует также учитывать и важность «первого хода» в каждый момент развития событий. Именно стремление не упустить инициативы или перехватить ее заставляет участников действовать быстрее, решительнее и зачастую принимать более рискованные шаги, чем в обычной ситуации. Кроме того, затягивание решений или бездействие и нерешительность властей отрицательно воспринимаются массами. Это может привести к потере политическими лидерами своих постов. Иногда при нерешительности властей развивается паника, которая качественно ограничивает возможности дальнейшего управления ситуацией. Все это усугубляет и без того обостряющуюся проблему времени.

Следующий фактор – наличие высокой степени неопределенности в кризисе. Как уже отмечалось, участники кризиса подчас не имеют достаточно точной и достоверной информации о действительных целях и планах друг друга. Более того, планируя те или иные действия в условиях кризиса, руководство из соображений секретности стремится ограничить круг лиц, имеющих доступ к информации, т.е. повышается уровень секретности. В результате получается так, что ряд должностных лиц, от действий которых многое зависит в условиях кризиса, оказываются не знакомы с ситуацией. Например, посол СССР в США А.Ф. Добрынин перед началом Карибского кризиса не знал о размещении советских ракет на Кубе.

Последний из факторов, воздействующих на политических деятелей в период кризиса, согласно У. Юри и Р. Смоук, – наличие ограниченного числа альтернатив при принятии решений в условиях кризиса. Стороны сужают поле для возможного выбора решений. Множественность вариантов решений почти не рассматривается, что следует из особенностей восприятия в конфликтной и кризисной ситуациях, а также фактора давления времени. Например, к концу первого дня Карибского кризиса американская администрация серьезно анализировала только две альтернативы: либо предпринять блокаду Кубы, либо начать военные действия. Далее обсуждалось, следует ли получить поддержку ООН, а также других стран или можно обойтись и без нее. При этом аргументы за проведение военной операции сводились лишь к тому, что борьба против коммунизма значит больше, чем просто выживание. Р. Кеннеди, брат президента США Дж. Кеннеди, позднее заметил, что обсуждению этого вопроса, имевшего скорее морально-философский характер, в первые пять дней кризиса было посвящено больше времени, чем какого-либо другого.

К выделенным У. Юри и Р. Смоуком факторам следует добавить еще два. На выбор варианта решения в условиях кризиса значительное, а иногда и решающее влияние могут оказывать трудно предсказуемые случайные события. В этом плане показателен пример, также приведенный Р. Кеннеди. Незадолго до Карибского кризиса президент Дж. Кеннеди, прочитав книгу «Августовские пушки» о кризисе лета 1914 г., приведшего к первой мировой войне, был потрясен той легкостью и быстротой, с которой события вышли из-под контроля политических деятелей. В самый разгар Карибского кризиса Дж. Кеннеди заявил, что не собирается следовать курсу, который позволил бы в дальнейшем кому-либо написать аналогичную книгу под названием «Ракеты октября». Трудно определить, сколь серьезно повлияла прочитанная Дж. Кеннеди книга на принятые им тогда решения, однако полностью исключить этот момент в качестве случайного фактора нельзя.

Еще один фактор, влияющий на лиц, ответственных за принятие решений в условиях кризиса, – сильное эмоциональное воздействие, которое оказывает на них вся кризисная ситуация в целом. Причем, это воздействие происходит обычно на фоне значительных физических нагрузок и даже перегрузок (отсутствия сна и отдыха, возможно, в течение нескольких суток). Решения, принимаемые в таких условиях, могут иметь плохо продуманный, иррациональный характер.

Как правило, при наличии кризиса решения обсуждаются и принимаются небольшой группой политических лидеров. При этом собственно разработкой решения занимаются два – три участника обсуждения, остальные лишь высказывают им поддержку. Несмотря на то, что размеры группы невелики, решения, тем не менее, имеют групповой, а не индивидуальный характер. И хотя положительные моменты выработки решения в группе (возможность рассмотрения большего числа идей, обсуждения критических замечаний по тому или иному варианту и т.п.) вполне очевидны, здесь есть и существенные минусы. Групповой характер принятия решений, особенно в условиях кризиса, порождает ряд проблем, которые довольно подробно были проанализированы и описаны американским исследователем И. Джейнисом в работе «Жертвы группового решения: психологические исследования решений и их провалов», а затем в его совместной с Л. Манном книге «Принятие решений: психологический анализ конфликта, выбора, обязательств».

Для группового решения, как показали эти авторы, характерен ряд феноменов. Одним из наиболее значимых среди таких феноменов является «сдвиг в выборе » . Он заключается в том, что при принятии решения в группе ее члены склонны либо к более рискованным решениям по сравнению со средними индивидуальными решениями членов этой же группы, либо, напротив (что наблюдается значительно реже), – менее рискованным. Иными словами, решение, принятое в группе, скорее всего, будет более рискованным, чем, если бы каждый член данной группы принимал решение по этому же вопросу по отдельности, а потом из них определялся бы некий усредненный вариант.

Однозначного объяснения этому феномену нет. По мнению многих исследователей, он связан с тем, что ответственность за риск как бы психологически разделяется с другими членами группы. В результате каждый предлагает более рискованное решение по сравнению с тем, которое он принимал бы вне группы. Однако это не объясняет, почему в других случаях, хотя и реже, сдвиг в выборе происходит в противоположную сторону.

Главным моментом, снижающим негативное влияние феномена «сдвига в выборе», является сознательный отказ от групповой ответственности за принятое решение. Подчеркивается, что за решение отвечает руководитель группы. Использование такого метода возможно тогда, когда речь идет о подготовке решений на экспертном уровне, но оно имеет серьезные ограничения в случае, если решение выраба­тывается политическим лидером и приближенными к нему советниками. Здесь все зависит от политического деятеля – насколько он будет в состоянии взять на себя ответственность.

   Вообще необходимо подчеркнуть, что само знание феноменов принятия решения в кризисной ситуации в значительной мере способствует снижению оказываемого ими негативного влияния. А это, в свою очередь, позволяет повысить рациональность принимаемых решений.

Существенное влияние на характер решения, принимаемого в условиях конфликта и кризиса, оказывают индивидуально-психоло­гические особенности личности политического лидера.

Данная проблема не раз становилась предметом анализа ученых, писателей и самих политических деятелей. Писатели через художествен­ную, а политики – в основном через мемуарную литературу склоняются к тому, чтобы придать личностному фактору очень большое, а порой решающее значение. Действительно, трудно, пожалуй,  «выкинуть» из анализа личностные особенности Дж. Кеннеди или Н.С. Хрущева при изучении Карибского кризиса; личность С. Хусейна при исследовании событий в Персидском заливе 1990 г.

Однако мнения относительно роли личности в конфликте и кризисе среди ученых далеко не однозначны. Многие исследователи, занимаясь вопросами конфликтов и кризисов, практически вовсе не затрагивают проблему личности или касаются ее вскользь. К их числу относятся, например, такие известные авторы, как Т. Шеллинг или А. Рапопорт. Отчасти это объясняется тем, что личностный фактор довольно сложно выделить в научном исследовании вне связи и зависимости от других параметров ситуации. Во-первых, он накладывается на многие другие особенности реальной ситуации. Во-вторых, проявление личности крайне многообразно. Одно и то же свойство человека может реализовываться в разном характере его поведения. Вместе с тем сходное поведение при принятии решения, выборе средств путей выхода и т.п. в условиях конфликта или кризиса часто вызывается совершенно разными причинами. Следует учитывать и возможности исследователя, который, как правило, крайне ограничен в выборе методов анализа. Использование традиционных методов – вопросников, тестов и т.п. – для изучения личности политических лидеров, да еще в кризисной или конфликтной ситуации, практически невозможно. Поэтому исследователю зачастую приходится довольствоваться «вторичным» материалом: анализом воспоминаний, биографий, автобиографий. Все это, несомненно, затрудняет изучение проявления личностных особенностей политических деятелей. В результате оказывается, что личность в политике, особенно в острых и сложных ситуациях, каковыми являются конфликты и кризисы, представляет собой, по образному замечанию Дж. Бёрнса, один из наиболее наблюдаемых и наименее понимаемых феноменов.

И все же было бы неверно утверждать, будто эта проблема вообще не поддается строгому научному анализу, и даже не имеет права на то, чтобы быть поставленной. Прежде всего, возникает вопрос: насколько важны личностные характеристики политического лидера в кризисной и конфликтной ситуации? На него попытались ответить, в частности, американские исследователи Ч. Германн и М. Германн. Они проанализи­ровали личностные особенности глав государств, вовлеченных в первую мировую войну, а затем провели игровой эксперимент. Для его проведения было образовано две группы студентов. Первая группа формировалась случайным образом. Во вторую же группу вошли студенты, отобранные на основе тестов так, что они по своим личностным характеристикам соответствовали лидерам государств, участвовавшим в первой мировой войне. Затем обеим группам независимо друг от друга было предложено на основе сценария, в котором описывалась ситуация, сложившаяся к началу войны, разыграть дальнейший ход событий. При этом реальные страны и события в сценарии зашифровывались таким образом, чтобы участники не могли их соотнести с исторической ситуацией. Оказалось, что в группе, в которой игроки были подобраны соответственно личностным качествам бывших политических деятелей, развитие ситуации в значительной степени напоминало реальный исторический ход событий.

Одним из ключевых моментов в кризисной ситуации является то, на что, прежде всего, будут ориентироваться политические деятели при выходе из нее: на военные решения или на поиск переговорных путей. Какова здесь роль личностных особенностей? Для ответа на этот вопрос была проведена другая работа (Ч. Германн и М. Германн совместно с Р. Кантором). В ней задавалась игровая ситуация «неопознанной атаки». В экспериментах участвовали группы, состоявшие из пяти человек (всего было 65 таких групп). Участники игр принимали решения о проведении переговоров или начале военных действий, вплоть до «ответного ядерного удара». Решение надо было принять в течение 10 мин, при этом участники могли совещаться друг с другом. В результате в 26 % случаев было принято решение о проведении переговоров, в 33 % – о контратаке, в остальных случаях вообще не было принято никакого решения. Для анализа влияния личностного фактора на процесс принятия решения о проведении переговоров или ответном ударе авторы провели тестирование игроков, используя методику анализа самооценки, согласно которой самооценка тем выше, чем меньше расхождения между описанием идеального и реального «Я». Иными словами, чем адекватнее человек оценивает себя, тем выше его самооценка. Кроме того, в исследовании оценивалась когнитивная (познавательная) сложность участников игр. В результате авторы исследования пришли к заключению, что лица с высокой самооценкой и высокой когнитивной сложностью были более склонны к принятию решения о проведении переговоров, чем к военному решению конфликта.

Интересную работу по изучению личности конкретных политических лидеров провел американский исследователь У. Китчин. Он исходил из того, что низкая эмоциональность, а также низкий процент использования образных сравнений наряду с хорошо разработанной структурой выступления, являются показателями доминирования рассудочной, рациональной оценки над эмоциональной, что очень важно в конфликте и кризисе. Используя эти параметры, У. Китчин изучил выступления американских президентов и показал, что для Р. Рейгана, как и для Р. Никсона, в значительной степени присущи эмоциональные оценки, в то время как для Дж. Кеннеди – рациональные. Будет ли эта предрасположенность к рациональному или, напротив, эмоциональному поведению обязательно проявляться в конфликтных и кризисных ситуациях и, если да, то во всех ли, сказать трудно. Хотя, наверное, не случайно, в период Карибского кризиса Дж. Кеннеди вел себя достаточно рационально.

Одной из важных личностных характеристик политического лидера, несомненно, является его имидж.

3.4. Имидж лидера

Как известно, спрос на товар в немалой степени определяется его качеством, причем речь идет не об объективных характеристиках (технических и иных свойствах) данного товара, а о субъективном их восприятии. Под качеством в маркетинге принято понимать ту совокупность свойств, которая привлекает покупателя. Иными словами, качество есть то, что кажется таковым потребителю, а не то, что является им на самом деле.

Неудивительно, что в столь деликатной сфере, как политика, сложилась своя терминология. Качество такого специфического товара, как политический лидер, называется имиджем.

Если дословно переводить с английского слово image (имидж), то в буквальном смысле оно означает “образ”. Следовательно, когда говорят об имидже лидера, то говорят о том его образе, который возник у других людей. Причем под “образом” имеется в виду не только визуальный, зрительный образ (вид, облик), но и образ его мышления, действий, поступков и т.п. Иначе говоря, в данном случае русское слово “образ” должно употребляться в широком смысле – как представление о человеке.

Интересной представляется классификация имиджа политического лидера.

Как правило, имидж лидера классифицируется по двум параметрам: а) по знаку (имидж положительный и имидж отрицательный) и б) по соотношению личностной и профессиональной составляющих (имидж личностный и имидж профессиональный).

Профессиональный имидж лидера – мнение о человеке как профессионале. Личностный имидж лидера – мнение о каких-либо характерологических, не имеющих прямого отношения к социальной роли человека, качествах.

Если же рассматривать классификацию имиджей еще и с точки зрения факторов, их образующих, то о политическом лидере мы можем судить по его поступкам, по его делам, по тому, что он сделал или не сделал, а в частности:

а) по созданной им искусственной среде его обитания – по его жилищу, кабинету, автомобилю... Это “средовый имидж”;

б) по его собственной внешности – по костюму, макияжу, прическе, а также по кольцам – браслетам, мундштукам – сигаретам, т.е. по его габитусу. Это – “габитарный имидж” (от лат. habitus – внешность, внешний вид);

в) по его овеществленной продукции – предметам, вещам, которые он сделал, создал. Это – “овеществленный имидж”;

г) по его вербальной продукции – что говорит лидер, как говорит, что – как пишет. Это – “вербальный имидж”;

д) по его кинетической продукции (кинетика – движение). Это – “кинетический имидж”.

Отсюда следует, что, при формировании имиджа политического лидера, необходимо учитывать его составляющие: средовый, габитарный, овеществленный, вербальный и кинетический имиджи.

Кроме представленной классификации имидж политического лидера принято подразделять на объективный, субъективный и моделируемый. Объективный, или реальный имидж, – это то впечатление о лидере (его образ), которое есть у электората (людей). Субъективный имидж – это представление лидера о том, “кто и каков он из себя есть” в глазах электората. Если использовать принятую в психологии терминологию, то субъективный имидж – это та часть Я-концепции лидера, которая содержит его представления о том, каким его воспринимают люди, например избиратели (“Я-в-восприятии-публики”). Моделируемый имидж – это тот образ (“качество”), который пытаются создать команда политического лидера и привлеченные специалисты.

В целом совокупность качеств, составляющих имидж, достаточно известна, однако операциональные определения обсуждаемого понятия и принципы классификации подобных качеств, вытекающие из таких определений, различны. Мы исходим из того, что имидж образуется двумя составляющими: типом лидерской роли (набора ролей), которую “играет” политик, с одной стороны, и “заполнением” роли, поведением лидера, его объективными данными и “озвучиваемыми” им идеями – с другой.

Любой здравомыслящий политик понимает, что не может одними и теми же качествами в одинаковой мере привлекать сразу всех избирателей. Кто-то из нынешних российских политиков справедливо цитировал в данной связи старую поговорку: “Я не червонец, чтобы всем нравиться”. Действительно, избиратели – это разные люди, отличающиеся по многим параметрам. Одной их категории (возрастной, половой, имущественной и т.п.) симпатичен один тип лидера (или определённые его черты, особенности), а другой – совершенно иной. Поэтому в политике, как и в торговле, необходимо сегментирование рынка. Сегментированием рынка называется выделение четких групп потребителей, исходя из их желания потреблять “свой” (специальный) товар или его особую модификацию. Соответственно, сегментированием электорального (политического) рынка будет выделение (по тем или иным основаниям) групп избирателей, которым нравится та или иная совокупность качеств (тип) политического лидера (партии).

При определении оснований для выявления отдельных сегментов электорального рынка решающее значение имеют две упомянутые выше составляющие имиджа – а) взятые (“принятые”) роли и б) их исполнение (опирающееся на объективные качества лидера). Рассмотрим их подробнее.

Чтобы добиться лидирующих позиций, политик должен выступать в некотором амплуа, ему необходимо “исполнять” определенные (исторически сложившиеся) социальные роли, связанные в восприятии обывателя с идей лидера. Таких ролей может быть несколько. В табл. 1 приведен список и классификация возможных амплуа, а также подразумеваемые для каждого амплуа свойства и поведение лидера.

            Таблица 1

Амплуа (роли) политического лидера

Здесь уместен вопрос: какое из перечисленных амплуа следует считать наилучшим? Ответ, на первый взгляд, выглядит парадоксальным и нелогичным: идеальный политический лидер тот, который полноценно овладел всеми амплуа (хотя это практически невозможно). Дело в том, что в процессе социализации индивид познает разные типы лидеров (в семье, школе, на работе, из уроков истории, сказок, художественной литературы и т. д.), поэтому в его  представлениях, бессознательных установках и ассоциациях лидер – явление многоликое. Иными словами, для человека может быть важна значительная часть потенциальных воплощений доминанта, причём в отдельных случаях и ситуациях способны стать особо значимыми не атрибутивные амплуа лидера (вождь, герой и т.д.), а “случайные” (мать, герой мифа и др.).

В процессе взросления человек занимает субдоминантное положение по отношению к целому ряду социальных ролей (реальных или мифических), и те из них, которые запечатлелись в его психике с особой силой, и составляют для него собирательный ролевой портрет лидера. У отдельного человека складывается свой особый набор ассоциаций, однако, здесь вполне возможно появление неких типических групп, на которые и надо ориентироваться при «подборе» социальных ролей кандидату.

Амплуа лидера (полное их описание приведено в табл. 1)

Рис. 1. Соотношение амплуа (набора лидерских ролей) И.В. Сталина и Б.Н. Ельцина (гипотетическая реконструкция)

Для иллюстрации того, как могут совмещаться различные роли, на рис.1 приведено гипотетическое сравнение совокупности ролей, исполняемых Сталиным и Ельциным. Тот факт, что такое сравнение оказалось явно в пользу Сталина, говорит не о том, что он лучше, а лишь о том, что он освоил свои роли более фундаментально, чем Ельцин, несмотря на весь артистизм последнего.

К объективным качествам кандидата относятся уровень агрес­сивности, внешность, манеры, психологические особенности, способность генерировать и “доносить” до аудитории объединяющие и мобилизующие социальные идеи. Совокупность таких качеств, описывающих лидера, приведена в табл. 2.

Если идти от “базиса” к “надстройке”, от биологического к социальному, то вначале следует выделить этологический аспект – меру агрессивности. Иными словами, характер публичных действий лидера должен оцениваться с точки зрения того, насколько в этих действиях проявляется доминантность (агрессивность, конфликтность). Форма агрессии должна строго отвечать политической конъюнктуре, а также культуре и традициям электората.

Если же говорить об имидже политического лидера в целом, следует отметить, что это сложное, многоуровневое образование находится еще только в стадии первоначальных научных исследований. Вне всякого сомнения остается тот факт, что особое место в процессе изучения этого феномена должно принадлежать политической психологии. 

Таблица 2

Структура качеств политического лидера

Продолжение табл.2

3.5. Тенденции развития политического лидерства

Социальная значимость, функции и весь социальный облик лидеров прямо зависят, прежде всего, от характера политического строя. Очевидно, что они будут коренным образом расходиться, например, в теократическом государстве, тоталитарном и демократическом обществах. Демократия, понимаемая в своем прямом, этимологическом значении как власть народа, большинства, вообще плохо совместима с политическим лидерством, предполагающим руководство одного лица.

В современных государствах примирение принципов лидерства и народовластия осуществляется на пути представительной демократии, оставляющей избранникам народа свободу действий в пределах, очерченных законом. Здесь отчетливо проявляются две главные тенденции, во многом изменяющие традиционные, преимущественно харизматические, представления о лидерстве. Эти тенденции – институциализация и профессионализация лидерства.

Бесплатная лекция: "9.3. Русская геральдика" также доступна.

Институциализация лидерства сегодня проявляется, прежде всего, в том, что процесс рекрутирования, подготовки, движения к власти и сама деятельность политических руководителей осуществляются в рамках определенных институтов – норм и организаций. Функции лидеров ограничены разделением законодательной, исполнительной, судебной и информационной властей, конституциями и другими законодательными актами. Кроме того, лидеры отбираются и поддерживаются собственными политическими партиями, контро­лируются ими, а также оппозицией и общественностью. Все это значительно ограничивает их власть и возможности маневра, повышает влияние среды на принятие решений. В силу развития демократического контроля, а также отсутствия разного рода революционных ситуаций в современных индустриально развитых государствах практически не появляются политики, которые оставляли бы такой же глубокий след в истории, как например, Наполеон, Бисмарк, Петр Первый, а также Гитлер или Сталин. Современные лидеры больше, чем прежде, подчинены решению обыденных, повседневных созидательных задач.

С этим связана вторая тенденция в развитии лидерства – его профессионализация. Еще в 1919 г. М. Вебер в известной работе «Политика как призвание и профессия» отмечал растущее «превращение политики в «предприятие», которому требуются навыки в борьбе за власть и знание ее методов, созданных современной партийной системой». В нынешних условиях усложнения общественной организации и взаимодействия государственных органов с партиями, группами интересов, СМИ и широкой общественностью важнейшими функциями политики и политиков становятся не применение насилия и даже не борьба за власть, а «преобразование общественных ожиданий и проблем в политические решения».

Политический лидер, особенно в развитых странах, фактически превратился в специалиста в области общественных коммуникаций, предполагающих обеспечение четкой формулировки требований населения, налаживание необходимых для принятия коллективных решений и их реализации контактов с парламентскими и прави­тельственными органами, СМИ, общественными организациями и отдельными людьми, разрешение конфликтов и нахождение согласия. Сегодня эффективно реализовать эти функции не может человек, не обладающий специальной квалификацией: знаниями, навыками и опытом.

Политический труд постепенно превращается в профессию, аналогичную профессии врача, конструктора или адвоката. Он становится главным и постоянным источником дохода. Хотя профес­сиональные политики занимают выборные должности, большинство из верхнего эшелона обычно сохраняет род своих занятий даже после смены правящей партии. Этому способствует аккумуляция ими ряда политических должностей в парламенте, партии, органах местного самоуправления, других учреждениях.

В ряде стран (Японии, Франции, США) учет профессионализации политической деятельности проявляется в отборе будущих политических лидеров еще в детском или подростковом возрасте и их подготовке в специальных школах и университетах. Такие меры в сочетании с развитием политического участия граждан и укреплением контроля за власть имущими способствуют повышению эффективности полити­ческого лидерства, его подчинению интересам всего общества.

Политические лидеры и элиты занимают руководящие позиции и осуществляют свои функции в рамках определенных политических систем, выступающих реальным воплощением, материализацией механизма власти в обществе.