Романтизм
Я попытался описать структуру системы литературного произведения: метод, система жанров, система стилей. Я назвал, какой жанровый принцип лежит в основе системы жанров. Драма и вокруг нее драматизирующиеся другие жанры, те жанры, которые более поддавались, те раньше входили в эту семью, которые хуже поддавались, позже входили, и стали расшатывать эту систему. Нет времени более подробно говорить о романтизме и реализме, суть принципа один и тот же.
Романтизм долго искал свой жанр, сначала перепробовали малые жанры, помните, романтизм с чего начинался – с элегии, она как раз годилась в это русло, но элегия не потянула груз романтической концепции действительности. Постепенно на базе элегии, с учетом опыта больших лирических жанров прошлого, родился новый жанр лиро-эпическая поэма. Это гениальное открытие романтиков, здесь есть короли, создатели этого жанра – Байрон с его южными поэмами, у нас Пушкин, Баратынский, позже Лермонтов. Далее не случайно Ахматова называла лиро-эпическую поэму «столетняя чаровница». Когда она писала «Реквием», она память именно этого жанра положила в основу жанровой модели – мотивы плача.
Каков конструктивный принцип поэмности. Я ссылаюсь на опыт исследования Ю. В. Манна. Конструктивный принцип поэмности – это общность и параллелизм автора и героя при их функциональной неразличимости: герой живет в сюжете, автор вне сюжета переживает героя. Автор может сопереживать по принципу сочувствия и по принципу осуждения. Со-переживание. Такая субъектная организация в очень кстати в романтизме, фактически двусубъектная форма существования сознания автора и героя позволяет снаружи конструировать мир по полюсам – мир идеальный и мир материальный, мир духа и мир плоти, мир мечты и мир реальности. героя живет в реальности, автор может носить идеальную оценку по отношении к этой реальности. Вы читали Ю. Манна разбор типического состава поэмы. Почти все поэмы начинаются со вступления, сразу установка – я к тебе обращаюсь, установить контакт.
Романтизм создал лиро-эпическую поэму. Дальше этот принцип поэмности стал конструктивным принципом, формирующим систему жанров романтизма. Вокруг поэмы сформировались прежде всего жанры лирические, а именно: послания, элегия – наиболее яркие лирические жанры, которые есть и именно они созданы в романтизме, баллады. Поэмный принцип стал распространяться и на драматургию, здесь жанр слезной комедии: «Коварство и любовь», «Разбойники» Шиллера.
С точки зрения Ю. Манна элементы в романтической структуре входили: герои-резонеры, речи, в которых герой саморазоблачается. Наконец, прозаические жанры, какие входят в систему романтизма: романтические новеллы, повести. Романтические новеллы в русской литературе практически не изучаются, их писал Паустовский, в 19 веке их писал А. Бестужев-Марлинский, Вельтман, В. Одоевский. Вы знакомы с романтическими новеллами по 2 авторам: Пушкин, его пародии на романтические новеллы «Метель», «Выстрел», «Барышня-крестьянка» – он так посмеялся над романтическими шаблонами и клише; и романтический цикл Гоголя «Вечера на хуторе», они еще и написаны национальным колоритом. Для романтизма крайне важен экзотический мир Украины, украинская ночь, «чуден Днепр», и тут же сказочные фольклорные мотивы «Вий», в гробу – это прямо из мистических западных новелл Мериме. Помните, именно на Западе родилась романтическая сказка Андерсена, братьев Гримм, Гауфа. Это романтические жанры, а в России кто писал романтические сказки – В. Одоевский. Более того были попытки создания романтических больших полотен, самое удачное из этих полотен – это великая романтическая эпопея В. Гюго «Собор Парижской Богоматери»: де Шатофлер и Квазимодо, мир Бастилии и мир парижских воров.
Когда рождается реализм, реализм с установкой на попытку объяснить человека, его связь с обстоятельствами посредством как можно более просторного, более емкого восприятия всей системы отношений окружающего мира. Структура, которая могла бы максимально увидеть связи с человеком и миром, но эти связи нужно организовать, чтобы они не расползались. Что делать? Постепенно выработался жанр романа, а роман в 19 веке считался жанром мещанским, развлекаловка масскульта, это болтовня. Но чем хорош роман. Реалисты взяли старый, затрепанный, деструктивный жанр и его организовали, они эту разбросанность привели в систему, которая пытается выявить общую связь явлений. И именно в реализме роман стал царем жанров, а дальше пошла романизация.
На прошлой лекции я объяснял важнейшую проблему историко-литературного курса, объяснял, как формируются литературные направления, показывал взаимодействия между методом, жанром и стилями и сказал о метажанровом конструктивном принципе, который объединяет систему жанров и связывает ее с творческим методом. Я определил в качестве конструктивного принципа классицизма – драматизацию, в качестве конструктивного принципа романтизма – поэмность, реализма – романизацию. Далее, последний момент, который мы с вами рассматривали, это проблема романизации в реализме. Как мы с вами говорили, реализм – это творческий метод, который стремится к объяснению внутренней духовной жизни человека, и это взаимодействие находится во взаимодействии с обстоятельствами, не просто со средой стабильной, стационарной, исторической, а с обстоятельствами, которые историчны, меняется социальное наполнение, психологическое наполнение и прочие составляющие. И это постоянное взаимодействие между душой и обстоятельствами и есть главный механизм постижения мира и человека в реализме.
Оказалось, что самый подходящий жанр, способный осуществлять реалистическую трагедию, тот самый презренный жанр романа. Напоминаю, что роман со времен Апулея считался жанром развлекательным, маскультовым, в нем могут быть разные несообразности, случайности, перевороты, чтобы было интересно. Но именно реалистический принцип взаимодействия характеров с обстоятельствами дисциплинировал жанр романа. Теперь уже несообразностей в реалистическом романе не будет. Помните знаменитые строчки: «Несообразности с романом неразлучны, мы примем их, лишь были бы нескучны». Как, почему и что произошло с человеком и с целым миром – механизм связи уже здесь работает. Поэтому что получилось: роман сохранил свою панорамность, экстенсивность охвата мира, то есть масса всеобщих явлений, между которыми теперь всеобщая связь. Эта всеобщая связь позволяет реалистическому роману выполнять принципиально важную функцию – постигать мир, создавать образ мира как образ всеобщей связи явлений. В рассказе выбирается одно явление, некая точка, которая вскрывает основное противоречие миропорядка.
В повести есть основная линия развития, все остальные отношения на четвертом плане. Самый сложный вид повести - та, в которой развиваются две антагонические линии, трех уже не бывает. Например, у Трифонова «Дом на набережной» линия одна – лирического героя, а другая – линия Глебова, который деградирует. А в романе-то разнообразная связь образуется не только по принципу смежности, контраста, но и по принципу дополнительности. Вот возьмем гениальную постройку романа Толстого «Анна Каренина». Это самый совершенный роман Толстого. Толстой ведь признавался, что если бы ему пришлось объяснять, как он построил роман, ему бы пришлось написать новый роман. Вот берем треугольник роковой: Анна, Каренин и Вронский. А дальше вокруг что идет? Стива и Долли, Кити и Левин, Бетти и ее безликие кавалеры… Эти линии не исключают друг друга, а дают одну, другую, третью грань мысли семейной. И обнаружилась между ними некая всеобщая связь. Долли с заштопанными локотками чувствует себя чужой в отношении с Анной, которая итальянская донна, а сама Анна на нервной почве уже лечится морфием. Зато Долли где-то на перекладных встречается с крестьянками, то в разговорах у них удивительное родство. Нормально, мамы говорят. Это я привожу только частные примеры связей и отношений. Я считаю, что надо исполнить толстовское размышление и написать, каковы связи, объединяющие в единое целое разноликий мир романа «Анна Каренина». Далее, во-первых, в реализме развиваются многие типы романа, нигде, никогда такой разновидности романа не наблюдали. Какие типы мы знаем: нравоописательные, нравоучительные, первые исторические романы появились у романтиков, например, Вальтер Скот, а потом появились психологические романы, семейные хроники, социальные, философские, романы-эпопеи. А разнообразные переходные формы между этими типами не имеют числа.
Рекомендуемые материалы
С романа в литературе изменился доминирующий тип речи. Пришел тип речи – проза. До явления реализма и до явления реалистического романа как было об искусстве слова, как называли: поэзия. У Белинского как называлась статья: «О разделении поэзии на роды и виды», хотя он рассматривает там и роман В.Скота и прозу Пушкина и т.д. И драматургия, это проза. Раньше считалось, что проза-это бытовой стиль высказывания, в отличие от поэзии. В поэзии есть ритм, мелодика, какая-то жесткая каркасная форма, а в прозе: болтай, как хочешь. Сейчас же совершенно ясно: проза сложнее, чем поэзия. В прозе есть и такие качества, которые поэзии тоже свойственны: есть, конечно же, ритм в прозе, есть пограничные формы: ритмическая проза и так далее. Советую вам заглянуть в наше пособие с О.А. Столбовой «Стиль литературного произведения. Там в качестве примера мы приводим анализ ритма толстовской прозы на примере «Войны и мира» Толстого. Один исследователь Соловьев сделал интересные модели анализа: там кусок взят и показан на нем, какой там ритм. Пригодится. С другой стороны, как показал Бахтин, проза всегда представляет собой форму диалогического высказывания. Потому что в прозе всегда есть субъект речи и субъект сознания, и они не всегда совпадают. А даже если они и совпадают в формах речи от 1 лица, все равно это не означает монологичность высказывания, монологичность суждения, и во внутреннем монологе персонажа всегда настоящий умный прозаик конструирует какой-то диалог. Например, монолог Макара Девушкина, который предвосхищает чужое мнение: живу я там…, а вы не подумайте… Или диалогичность речи Никиты Балмашова из «Соли», в его речи сталкиваются политическая риторика и почти что мат. «Дорогой товарищ редактор, хочу сообщить за женщин, которые не сознательные. Я там был, мед, пиво пил, по усам текло, а в рот не заскочило. И другие формы диалогизма встречаются. А когда мы с вами стали читать романы, то именно по мере совершенствования искусства повествования в романе, стала складываться потрясающая якобы безличная форма повествования, которая строится на чем? На взаимодействии зоны автора и зоны героя. На примере работ Бахтина вы это знаете. Конечно, такая форма сложилась не сразу, Пушкин ее мучительно искал. Я обнаружил ее у Пушкина в «Пиковой даме», но только куски так написаны. «Капитанская дочка»: кто там главный субъект речи и сознания? Гринев. А в «Пиковой даме»? Та часть истории про пиковую даму. И очень часто есть сознание Германа и Лизы. Но есть там куски совершенно вроде бы безличные. А знаете, где еще есть безличное повествование? Это «Арап Петра великого». Если вы хотите почитать вот эти анализы, то почитайте мою статью «Пушкинские парадигмы. Уроки зрелой словесности». Я уже обнаружил первые зачатки такого повествования, хотя на самом деле собственно безличное повествование – это достояние великих мастеров романа: Флобера, Мопассана, Диккенса, Токкерея и, конечно же, наших гениев: Толстого, Достоевского, а другим романистам нет числа. Их можно назвать огромное количество: Помяловский, Гончаров,…
Далее, именно этот принцип организации образа мира как взаимодействия характеров и обстоятельств, реализованный в наибольшей степени в модели романа, стал в дальнейшем распространятся на другие жанры. Что интересно, в отличие от классицизма и романтизма в орбиту жанровой системы реализма стали втягиваться прежде всего прозаические жанры: повести и рассказы. Причем романизация этих жанров – очень интересное явление. И я настойчиво требую, чтобы вы ознакомились с работой А.В. Кубасова «Поэтика чеховского рассказа», где он объясняет, как достигается романизация в чеховских рассказах. Вот вы говорите: чудо, маленькие романы у Чехова. А вам объясняют, как получается это чудо. Помните, какую роль там играет подтекст и сверхтекст, какую роль там играет пересечение голосов субъектов речи и субъектов сознания, какие там оркестры голосовые образуются. Мы в этом смысле смаковали рассказ «Крыжовник». Там на одном абзаце можно спектакль целый устроить. Прочитайте абзац – там будет масса разнообразных диалогов скрыта. А вместе с тем какую роль там играют всякие интертекстуальные связи, стилизация. Вы знаете, сначала Кубасов написал у нас кандидатскую диссертацию о романизации в чеховском рассказе, а потом спустя 10 лет представил работу о чеховской стилизации и показал, что огромное количество чеховских рассказов – это стилизации, вступающие в диалог то с Тургеневым, то с Мопассаном, то с Гюго и т.д. Получается, что у Чехова есть свой сюжет, но он накладывается на какую-то известную модель. И тогда возникает эффект романизации, мир становится объемным, стереоскопичным, но вместе с тем рассказное достоинство не теряется. В чем достоинство рассказа? Бить в одну точку. В чем достоинство рассказа? Рассказать один конфликт. Поэтому все грани, аспекты многомерного мира, который включает чеховскую орбиту, демонстрируют действие главного закона. Например, в «Крыжовнике» мечта обрести свободу ценой бегства от жизни связана с деградацией личности. О барышнике помните там, о человеке с молоточком. На кого он похож? На артиста или на профессора, а он кто? А он в какой-то замызганной нижней рубашке.
Позже, еще дальше, романизация распространяется и на драматургию. Начиная с Островского этот процесс идет все основательнее и основательнее. Вот вы, например, изучаете великолепные исторические драмы А.К. Толстого. В драме «Царь Петр Иоаныч» потрясает образ царя. А Чехов с его рассказами, с его пьесами, а «На дне» Горького? Я вообще считаю, что главная трудность постановки пьес Чехова в том, что они романизованы, что в них, в каждом диалогическом слове, несколько смыслов и оттенков, а сыграть можно только один. Вот возьмите один провокационный эпизод. Гаев говорит: «дорогой, многоуважаемый шкаф!». А как можно прочитать этот монолог? С одной стороны, Гаев бездельник, кроме как пускать в лузу шары, ничего не знает. Хоть шкафу говори, хоть табуретке, для него все - равно. Это значит, что он человек нулевой. С другой стороны, он говорит: «дорогой многоуважаемый шкаф». Почему? Потому что он для него дорог. Потому что это его дом, он с ним сросся, связался, скрепился. Это его милое, с детства знакомое, родное. А третье: он только что говорил со своей сестрой Раневской и почувствовал, как ей тяжело, как она мучается, он не может ей прямо сказать, ну что-то же надо сказать! И вот он произносит эту дурную монологину про этот шкаф. Ты меня извини, я не знаю, как тебе помочь, мне неловко. Это психологический момент.
Теперь я вам настоятельно рекомендую проанализировать, как я это анализировал, пьесу Горького «На дне», в книге «Горький в школе». Я обнаружил, к моему удивлению, что эта пьеса глубоко романизированная. Правда Луки, правда Сатина, … Это абсолютно плотское, крайне обедненное прочтение пьесы. Так что ли? Лука что говорит? Коли веришь, значит … Вы учли, что Лука увлекается, сочиняя ложь? Вы учли, что человек рано или поздно сам понимает, что Лука ему врет. Каждый понимает и что? Спасибо. За то, что сочувствуешь, за то, что откликнулся, отозвался. Это одно.
Второе. Что Лука говорит о лжи? Он не говорит, что ложь всем нужна, он говорит, что правда не всякому по силам. Одному человеку надо придумать сказку, чтобы успокоить душу, утешить, чтобы дать возможность перемыкаться на белом свете. Я помню, как читал артист …. , исполнявший роль Луки в Нижнем Новгороде, он говорил: «Что вы пристаете к Луке, что вы его ругаете за то, что он врет? Я когда играл Луку, играл лекаря. Я прихожу к постели смертельно больного человека. Я ему говорю, что ты выздоровеешь, что все будет хорошо». А другому человеку нужна правда. Сатин это говорит, продолжая Луку, помните? Лука говорит: человека уважать надо. Особенно ребеночка уважать надо, деток. И возможно из него столяр вырастет. И надо искать этого будущего человека. А когда его спрашивают: «Бог есть?» он отвечает, что коли веришь, так есть. Если веришь, если он нужен тебе, с этой верой легче живешь, значит есть. А если ты можешь обойтись без веры в Бога, предъявляя требования к себе, значит нет. И поэтому пьеса кончается разновариантными исходами. Луке с помощью утешительной лжи спасти мир не удалось. Все произошло так, как должно было произойти. Но в финале что происходит? Татарин верит в Бога. Писатель говорит: «не мешает человеку». Настя продолжает рассказывать байки про Раулей и Гастонов и при этом она, оказывается, сокрушает Барона. Помните, когда Барон говорит: вот я, наш род… Не было этого. Тот чуть не умирает от гнева: как не было? А Квашня, которая говорит: «нет, я замуж не пойду за семь коврижек. Она вполне спокойно приручила коллежского надзирателя Медведева. Семейные они уже. А клещ в подвале: так жить можно. А актер удавился. Лжи не выдержал? Нет. Лука ему впервые объяснил, что можно быть человеком. И он почувствовал, что потерял в себе человека. И он уже понял, что не может позволить себе продолжать жить. Он сам к себе предъявил спрос по высшему счету. «Будь человеком» - говорит Лука, а я не смог. Лучше не жить, чем существовать не человеком. Вы поняли, сколько вариантов решения, и все они Горьким признаются правомочными и он ни одной из этих вариаций не отвергает. Вот и разоблачение утешителя Луки. Оно оказалось не разоблачение, а как жалко, как горько, что ты не смог им помочь. И для меня Лука – фигура глубоко трагическая. Почти что гамлетовского масштаба. Он очень хочет спасти людей, но не смог. Такое прочтение пьесы пришло мне только в минувшие два года. Видимо надо было получить большой инфаркт, чтобы прочесть эту пьесу в таком большом ключе. До того она так не прочитывалась. Я вот написал главу о пьесе «На дне» в палате интенсивной терапии. Хорошо думалось. Поэтому я врачу подарил книжку и написал: «значительное количество страниц в этой книге создано под вашим руководством».
Далее, процесс романизации затрагивает так же и лирику, и это выражается не в превращении лирики в повествовательные формы. Нет. По наблюдениям Б. Кормана, в лирике, тяготеющей к реализму, происходит поэтическое многоголосье. Это когда внутри монолога субъекта речи возникают диалоги, а то и полилоги разных голосов, которые пересекаются, споря порой друг с другом. Иногда это просто внутренний спор с самим собой. А диалог интонаций? Вот мы с вами на первом курсе анализировали монолог «Вновь я посетил». Первая половина: интонация не просто элегическая, а мрачная, безысходная. Вторая половина: «Здравствуй, племя младое, незнакомое. Не я увижу…». А явление ролевого героя? Ведь впервые ролевой герой стал появляться редко, у Лермонтова в «Бородино» и в гениальном стихотворении «Завещание». Это потрясающее стихотворение, какая стилизация под речь простого солдата. А у Некрасова пиршество ролевых голосов. А в стихотворении «Однажды в студеную зимнюю пору» великолепно сделан голос пацанчика. Вот мастером поэтического многоголосья у нас считается К. Случевский. Его творчество у нас не изучают. Это 70 – 80 года 19 века.
Далее, и получилось, что в направлении реализма сложилась мощная разветвленная система жанров. Что осваивают лирические жанры? некоторые говорят, что в лирических жанрах случается связь между переживанием и обстоятельствами. В общем-то, да. Но мне нравится пушкинская формула, у него есть в статье о драмах М. Погодина такое выражение: истина страстей и правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах. Это и реалистическая лирика, можно здесь поставить двоеточие. Вернитесь к монологу «Вновь я посетил» и вы сможете эту формулу самым великолепным образом доказать. И вообще лирика Пушкина 30-х гг. за исключением двух постыдных стихотворений «Бородинская годовщина» и «Клеветникам России» - это лирика философская, лирика, изучающая взаимоотношение человека с миром в аспекте я и бытие, я и жизнь, я и смерть. Но я даже Пушкину не прощу строчку: «надменный лях и верный рус». Потому что нельзя других называть уничижительными эпитетами. В данном случае Пушкину немного отказала толерантность, хотя его в лицее называли французом. Ибо он французским владел лучше, чем русским. И Достоевскому не прощу его омерзительного высказывания о людях других национальностей: о поляках, немцах, евреях. Недопустимо это для интеллигентного человека.
Продолжим. Напоминаю, что фактически в русской литературе 19 века сложилось 3 классических направления, в 18-19 веке классицизм, романтизм и реализм, свидетельством этого является разветвленная система жанров, представлены все 3 рода литературы, а это говорит, что такая система жанров способна постигать, осваивать и развивать многомерно, многогранно концепцию мира и человека, которая рождается в данную эпоху. Что же касается других художественных систем, которые складывались в 19 веке, то они не создали свои самобытные системы жанров. Даже если возьмем работы исследователей, которые абсолютно влюблены в эти явления – сентиментализм и просветительский реализм, то увидите, что эти системы создавали некие промежуточные жанры, прославились промежуточными жанрами, а именно: анакреотическая ода, ода-сатира, комическая поэма, слезная комедия, прозаические сатиры, однако, все эти жанры не вступают в противоречие с произведениями классицизма: с умозрительным рационалистическим принципом претворения действительности, нормативным принципом ее эстетической оценки и генералистическим принципом художественного обобщения. Это не же самые принципы сохраняются, и в своей структуре тяготеют в драматизации, то есть столкновению позиции правого и неправого и воздействия каким-то образом на взгляды окружающих с целью изменения их поведения, позиции, и их действий по отношения к другим. Поэтому я утверждаю, что с точки зрения жанровых систем сентиментализм и просветительский реализм представляют собой переходные, промежуточные художественные образования. Я назвал бы их так: сентиментализм – это предромантическая линия, переход от классицизма, просветительский реализм – это предреалистическая линия перехода от классицизма. Исторически получилось так, что в России сначала расцвет романтизма, это было стимулировано атмосферой войны 12 года и общим подъемом романтических настроений, желаний изменить общество. Могу только сказать, что касается просветительского реализма, может быть я плохо знаю материал, но я знаю только одно место, где просветительский реализм вырос в направление – это Англия конца 17 века и 18 века, там создается мощное направление просветительского реализма. Началось оно публицистикой, памфлетами, памфлеты Свифта «Сказка о почве», романами-утопиями, я их уже называл «Робинзон Крузо», «Гулливер» – утопия и антиутопия. «Гулливер» – гениальная вещь, утопия и несколько антиутопий, когда он в стране гуингмов, там два аспекта – мудрые, образованные лошади, чуткие, гуманные и совершенно омерзительные люди. Это гениальный шедевр, в котором утопии и антиутопии образуют поразительное единство.
Если дальше говорить об английской литературе, то я должен сказать о романах Генри Филдинга, романы большой дороги «История Тома Джонса найденыша».
В России же просветительский реализм – это переход. Когда происходит переход от одного направления к другому, всегда возникают промежуточные явления, промежуточные жанры. Я считаю, что радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву» – это образчик промежуточного явления между классицизмом, романтизмом и реализмом, все там найдете. Нужно смотреть, как разные принципы постижения мира вступают там в контакт. Реалистический принцип – поиск среды, романтический принцип – контраст между высокими духовными стремлениями и пошлой низкой реальностью. Все это там работает и образовало очень интересный сплав. Дорога – самый легкий способ построения сюжета («Золотой осел», «дон Кихот», романы Филдинга – это все дороги), но там человек умница просветитель, человек чувствительный, с богатым воображением, это все вместе сплавляется в личности повествователя – просветительство, эмоциональная чуткость, мечтательность.
Далее. Иногда возникает вопрос, что же происходит с жанровыми системами устаревших литературных направлений, когда возникает господство новой художественной стратегии. Учтите, что мы с вами говорим пока о космогонических, космографических моделях мира, я пока не говорю о переходных моментах, хаографических. Куда деваются эти жанровые системы? Что эти жанры, которые были приняты, исчезают они или нет? Этот вопрос я задал себе еще в середине 80-х годов и высказал такую гипотезу, что жанровые системы, которые сложились в литературных направлениях нередко, я не скажу обо всех, нередко ассимилируются в новом литературном направлении, превращаясь в течение внутри, особое течение внутри этого направления, и в частности я высказал гипотезу, что та жанровая система, которая была в классицизме, в какой-то мере ассимилировалась в романтизме через творчество декабристов. Эту гипотезу на прошлой неделе великолепно подтвердила Т. А. Ложкова в своей диссертации «О жанровой системе поэзии декабристов». Она убедительно показала, что многие жанры, которые сложились в классицизме, были использованы декабристами, прежде всего жанр оды, и в декабристской поэзии этот жанр оказался господствующим. Но он трансформировался в какую сторону? Тут Татьяна Анатольевна не очень объяснила, в какую сторону. Она просто не совсем внимательно прочитала мою гипотезу до конца. Я повторю гипотезу: вероятней всего, ассимиляция старых жанров в новом направлении происходит за счет установления сложного взаимодействия между конструктивными принципами старого жанра, старого направления и метажанровым конструктивным принципом нового направления. То есть если метажанровый конструктивный принцип классицизма – драматизация, а в романтическом направлении метажанровый конструктивный принцип – это поэмность, то как раз те жанры, которые перекочевали из классицизма в романтическое направление, строятся на гибриде этих конструктивных принципов. И хотя Татьяна Анатольевна эти гибридизации теоретически не артикулировала, однако ее собственные анализы подтверждают факт такой гибридизации. Когда она анализирует оду, она убедительно показывает, что ода у декабристов очень сильно субъективируется, лиризируется, в ней большую роль играют собственные чувства лирического субъекта. Но если продолжать ее анализ, то окажется следующее: в оде классицизма основным субъектом всегда выступал некий демиург, носитель общего просвещенного сознания. Он в сущности был безликим, он был выразителем «мы», фигура достаточно абстрактная. А вот как показывает Ложкова, субъект в одах романтизма выступает от своего «я». Он тоже демиург, но личный, я так думаю, я имею свою позицию, он утверждает свое самостоянье. Он имеет свою точку зрения, он ее отстаивает, он хочет убедить людей встать на его точку зрения. Такое же волевое начало лежит в жанрах, которые используют декабристы, в жанрах послания Раевского, баллад у Катенина и в таких жанрах, как например, которые использовал поэт Ф. Гринько. Вот посмотрите: у Гринько есть такое произведение «Призвание из …». Помните, мы говорили, жанр молитв используется, здесь то же самое:
Иди к народу, мой пророк,
Провозвещая слова Иеговы,
Срывай с лукавых душ покровы
И громко обличай порок.
Иди к народу, мой пророк.
Раньше в молитве что было, я обращаюсь к Богу с просьбой, помоги мне, подскажи мне. А тут я тебе говорю, он побудителен, пытается походить на пророка, это «я» живущий в конкретное время, в конкретной стране. Второе, что я нашел у Гринько, показательное для декабристов: «Опыты двух трагических явлений в стихах без рифмы». Два действия. Содержание явления первого: «Один из верных сынов у покоренного тираном отечества увещевает сограждан в тишине ночи против насильственной власти». Призыв к восстанию. Содержание второго действия: «Завоеватель отсылает наперснику одну из жен покоренного». Тиран сам, который должен развлекаться, стал рабом своей рабыни, потому что в нее влюбился, потому что чувство стало сильнее власти, сильнее тиранических стремлений и т.д. и резюме делает такое:
Победитель сам стал побежден,
И царь, все пленивший, пленен здесь рабой.
Оказывается, с одной стороны, можно восстать против плена, против тирана силой оружия, а здесь, оказывается, безоружная рабыня легче и проще победила. Два действия. Первое действие социальный протест, второе действие – любовь, чувство оказывается победительной силой.
Великолепно скрещиваются традиции классицистического воззвания и явления романтического признания доминанты чувства любви над всеми прочими ценностями.
Вы знаете, декабристы осваивали романтические жанры послания, элегии, баллады (Катенин), я занимался изучением басен, у декабристов их было куча. Баснописец Поприщев-Пушкин, басни писал Денис Давыдов, герой Отечественной войны. Еще декабристы писали эпиграммы, причем нередко эпиграммы строятся в виде диалога. Одну эпиграмму я запомнил, она диалогична в смысле глумления над официально признанными ценностями:
Народ мы русский позабавим
И у позорного столпа
Обратите внимание на лекцию "4.3. Защита территорий от волн цунами".
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
Что было, то было. Был двухтомник «Поэзия декабристов».
Если относительно течения декабризма как переходного явления, как ассимилированного в романтизм явления. Что сохранили декабристы в романтическом направлении, прежде всего энергию бунта, стремление завязать, совместить, слить разные чувства как главные энергетические силы, как главные инструменты воления. Они ведь тоже считали, что посредством своих произведений они зажгут народ, поднимут Россию. А вот когда мы с вами обращаемся к изучению реализма, то обнаруживаем там действительно есть очевидное течение, связанное с традициями классицизма. Это течение разные исследователи называют разными терминами: просветительско-рационалистическое, интеллектуальное. Если я назову конкретных авторов этих произведений, то все встанет на свои места: мемуарная эпопея Герцена «Былое и думы», социально-идеологический, или революционно-просветительский роман Тургенева, отчасти это «Отцы и дети» и конечно «Дым» и «Новь», роман-трагедия Ф. Достоевского, сатирические жанры Щедрина. Все эти жанры восходят к традиции жанров эпохи классицизма, но каких – поздних прозаических жанров, которые вошли в классицизм на его излете, на его переходе к другим системам. Они прежде всего связаны с жанрами нравоучительных и нравоописательных романов, во-первых, а во-вторых, они используют такие жанры, как мемуары, дневники, записки, путешествия, но превращает их в роман.
Какие еще формы? Замечательные сатирические циклы, которые написал Щедрин. Хотя бы возьмите его «Губернские очерки», как он отзывается о пощечине.
И все же я при этом замечу. В этих произведениях происходит несомненно взаимодействие двух метажанровых конструктивных принципов, а именно: романизации с драматизацией. В чем проявилась романизация, в том, что здесь сцепление образов, эпизодов, динамика сюжета уже держалась на взаимодействии типических характеров с типическим обстоятельствами. Чем интересны портреты, которые дает Герцен – это типы времени, типы эпохи, и далеко не идеальные. Один Боткин чего стоит, и Обломов в нем есть, и умница, и просветитель – все что угодно. С другой стороны, это взаимодействие характеров и обстоятельств организуется драматически. То есть как столкновение воль, но воля откуда идет: личность, вооруженная идеей пытается сопротивляться обстоятельствам и изменить мир. Согласитесь, что сказать это по отношении к «Евгению Онегину» и «Герою нашего времени» нельзя, а вот по отношении к «Былому и думам» можно. Кто такой Базаров? Человек мысли, у него есть идея. Идея не умозрительная, а идей, которая рождена здесь, анализом обстоятельств, среды, к этому времени рождают эту идею. И поэтому когда он говорит, что в реализме всегда показывается давление обстоятельств на характер, это неправда, иногда давление – Обломов, а «Что делать?» Чернышевского, там каждый герой рожден своим временем, он дерется и иногда успешно. Лопухов и Кирсанов – абсолютно типичные герои, разночинцы, а как они отстаивают свое человеческое достоинство. Когда Кирсанову не уплатили за уроки, он взял хозяина за яблоко и потащил его впереди себя. И когда пытались его задержать, Кирсанов сказал: «Сейчас задушу», и хозяин помонованием носа показал, чтобы его пропустили. А Лопухов, когда его толкнули аккуратно уложил человека в канаву, пополоскал слегка. Это все не случайно написано. Явление со сном – это проектирование. А Рахметов – это человек, который сам себя выстраивает в соответствии с идеей, он над миром, что касается Лопухова, Кирсанова, Веры Павловны – это люди из реальной грязи. Ясно, в чем достоинство этого течения внутри реализма? Если реализм, как правило, изображает то, как обстоятельства довлеют над человеком, и он деградирует – Плюшкин, Обломов, Иудушка, то герой этих прозведений – люди с волением, которые борятся с обстоятельствами, потому что у них есть разум, чувства и сознание собственной личности, но они не оторваны от реальной жизни, они не абстрактные герои.
