Диссертация (Мифологизация образов Китая и китайцев в русской прозе 1920-х годов), страница 29

«Мы ведь соседи, это почтикомпатриот...» 336 В своем внутреннем монологе рассказчица так обращается ккитайцу: «…даже если бы ты мог меня понять, дорогой почти-соотечественник»337,«бог их знает, почти-компатриотов»338.В образе китайца проявляются те черты, которые так ценит автор. Вначальном монологе автор признается, что за границей у нее появилась любовь киностранцам, потому что «у него на всякий случай голова втянута в плечи, или –что то же и на тот же случай – слишком уж высоко занесена».

В конце рассказа, вотличие от прежнего деликатного поведения, китаец взнес «в небо деревянноеизделие своего лица»339. Русский вольный характер проявляется в словахпочтальона: «Я знаю русских, они делают все, что им приходит в голову, и не терпят,чтобы им противоречили»340. Все эти черты автор представляет в образе китайца,описывая свой последний с ним диалог. Китаец видится автору не просто «желтым»,но «лошадо-волосым, бегущим». В этой образной контаминации нетрудно угадать333334335336337338339340Там же. С. 148.Там же.

С. 150.Там же. С. 148.Там же.Там же.Там же. С. 149.Там же. С. 147.Там же. С. 150.136историософско-мифический мотив мчащейся вскачь блоковской России – «степнойкобылицы» из цикла «На поле Куликовом», где лошадь предстает символомвольных кочевых народов. Таким образом, китайцы не просто вписаны в русскийконтекст, но предстают его восточной ипостасью. Образы «уродливых» азиатскихсоотечественников наполняются ностальгическим чувством согласия и любви,которое, на наш взгляд, является главным мифообразующим средствомизображения.В процессе общения с китайским продавцом рассказчица нашла большесходств русских с китайцами, чем с французами.

После того, как рассказчица икитаец расстались на дороге, «прощаясь за руку, отмечаю, что жмет, как мы, жмет,а не отсутствует, как француз»341. У французов «незнакомым – не дарят, а если дарят– пугаются»342, а китаец подарил сыну игрушку, которая его обрадовала. «Мама, анасколько китайцы больше похожи на русских, чем французы»343, – этими словамисына рассказчицы заканчивается произведение, они и являются выводом: китайцы,как представители восточной культуры, более близки русским, чем французы –представители европейской культуры.Несмотря на существующие недостатки образа китайцев, в данном рассказеэти недостатки перестали быть чужими.

От внешних признаков до внутреннегосостояния души автор показала свое сходство с китайцами, близость китайцев ирусских. И со всеми своими недостатками китайцы, как представители Востока,стали родными, своими для русских.ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 3Продолжая скифскую традицию, Б. А. Пильняк обращался к китайскойтематике в романе «Голый год», где наметилась мифопоэтическая концепцияРоссии, как символического подобия, новой «маски» Китая, которому, благодаря341342343Там же.Там же.

С. 151.Там же.137мессианской роли революции, предстоит будущее духовное преображение. Врассказе «Санкт-Питер-Бурх» мифопоэтическое подобие Китая и Россииизображается как свершившийся факт тождественной общности их историческогопути. В «Китайской повести» Пильняк увидел Китай другими «масштабами иаршинами», что подсказало ему не только пространственное, но культурноисторическое подобие между Россией и Китаем: восприятие добровольнойевропеизации, как глубокого увечья, способность преодолеть это заблуждение иоказаться «по одну сторону» цивилизации.Рассказ М. И. Цветаевой «Китаец» стал художественным откликом на«российско-восточную» мифологию евразийцев. Несмотря на то, что в евразийскойпарадигме Китай не играл значительной роли, в мифологизированных образах егопредставителей Цветаева сумела органично выразить восточную «ипостась»России.

В образной системе рассказа традиционно неоднозначное мифологическоепредставление о китайском присутствии и роли китайцев в русской жизни получаетновое художественное освоение и становиться едва ли не основой образа Родины ирусской национальной идентичности. Китайская тема в рассказе объединяетРоссиюиВостоквединоеродственноепространство,ностальгическиотзывающееся в сердце русской эмиграции.

В русской мифопоэтической традицииКитай всегда рассматривался как символ Востока. У Цветаевой китайцы измалопривлекательных инородцев превращаются в символы родной национальнойжизни.Исследование произведений Б. А. Пильняка и М. И. Цветаевой показывает,что евразийские идеи разделяли не только его теоретики-вдохновители, но и многиеинтеллигенты-писатели, заботившиеся о судьбе своей Родины. «Исход к Востоку»как одна из популярнейших идей самоопределения России в начале XX века, внессвои изменения в миф о Китае и китайцах. Сближение России и Китая стало важнойособенностью рецепции китайской темы в русской литературе. В произведениях Б.А.

Пильняка и М. И. Цветаевой тоже возникает образ мифической «китайскоймаски», «китайского лика» России, которые должны были символизировали еепринадлежность «восточной судьбе». В контексте евразийских представлений оба138писателя занимали различные позиции, но произведения Б. А. Пильняка и М. И.Цветаевой объединяет общая мысль о том, что восточное происхождение России исвязанные с ним помыслы в конечном счете определят ее будущее. И поворотРоссии к Китаю в современной новейшей истории может служить ярким примеромсимволического провидения, которое русская литература продемонстрировалапочти сто лет назад.139ЗАКЛЮЧЕНИЕОсвоение китайской тематики русской литературой началось в серединеXVIII века и с разной степенью интенсивности продолжается до сих пор.Исторический обзор художественного изображения китайской темы в русскойлитературе позволяет говорить о двух этапах восприятия: репрезентативного, когдаинтерпретация явлений, предметов и образов китайской культуры основываласьпреимущественно на европейских представлениях и «прямого», связанного с ихнепосредственным художественно-творческим воспроизводством.

В процесседлительнойхудожественнойпрактики,присущиедвумэтапамсвойстваизобразительности, взаимодействовали и коррелировались, в результате чегоевропейские стереотипы китайской культуры были творчески переработаны ивосполнены этико-эстетическим комплексом русского самосознания. К началу ХХвека в русской литературе сформировался свой образ Китая и китайцев,основанный на национальных духовных и культурных интенциях. Возрастающийнепосредственный интерес к Китаю, сопровождающийся свойственными русскомухудожественному сознанию проникновенной созерцательностью и эмоциональнойактивностью, создал почву для мифологизации китайского образа жизни,мышления и поведения и, как следствие, для возникновения мифопоэтическихпредставлений о характере китайцев.Анализ исследуемых текстов показал, что инонациональный культурныйобраз Китая и китайцев складывался в русской литературе не столько на основелитературно-художественного материала, сколько в более широком контексте,включающем общественно-исторические, политические и цивилизационныереалий китайской жизни.

Поэтому к изучению и анализу избранных произведенийбыл привлечен метод имагологического исследования, которым были дополненыподходы и методы философско-эстетического и мифологического изучения, а такжеметод понимания «другого», разработанные российскими учеными. Предложенныеевропейскими и российскими исследователями подходыобнаруживают однообщее свойство: инонациональный образ складывается на основе субъективного140восприятия воспринимающей стороны, подвергается интуитивно-чувственномупереживанию, фиксирующему те его свойства, в которых эта стороназаинтересована и которые обеспечивают «встречное движение» к воспринимаемымсмыслам этого образа.

Именно во «встречном движении», сопереживании иэстетической сопричастности инонациональный образ начинает преображаться,дополняться новыми смыслами и значениями и, в целом, приобретать новоесмысловое единство и качество, которые обнаруживают в нем мифотворческийпотенциал. При определенных общественно-исторических обстоятельствах иэстетических целях, которые ставят пред собой писатели, этот мифотворческийпотенциал способен к порождению мифического содержания и мифопоэтическихверсий усвоенного инонационального образа.Именно таким образом, с нашей точки зрения, в русской литературескладывался устойчивый миф о Китае и китайцах, который в процессе своегоразвития выразился в различных художественных версиях. Первая возникла в XVIIIвеке в символическом образе «китайского ума», который в произведениях А. Д.Кантемира, М.

В. Ломоносова, Екатерины II, Г. Державина, А. Н. Радищева получилсамые восторженные оценки. Вторая версия возникла в начале XIX века. Онаразвивалась наряду с первой, но в противоположность ей, содержала, попреимуществу, отрицательные коннотации китайского примера. У Ф.

В. Булгарина,В. Г. Белинского, А. Н. Островского, Ф. М. Достоевского и других писателей китаецпредстал существом недалеким, замкнутым в пространстве своих внутрикитайскихпредставлений и ритуалов. Отличительными оценочными характеристиками этогомифа о китайцах и в целом о Китае стали отсталость, мертвящая церемониальность,непредсказуемость, опасность. Если в первой версии мифа за китайцем закрепиласьрепутация искусного ремесленника, ученого и философа-мудреца, то во втором этобыла хитроватая, чужеродная и сомнительная личность, не склонная к душевнымоткровениям и традиционно сосредоточенная на своих нуждах.Наблюдения над особенностями мифологизации образов Китая и китайцевпозволили сделать вывод, что русские писатели абстрагировались от присущих имреальных свойств, использовали только воспринятую ими идею национального141характера и связанных с ней закономерностей традиционно самодовлеющегообраза жизни.