Диссертация (Восхождение человечности от естества к самосозиданию), страница 9

В своем широкомсмысле дружба и вражда представляют собой два полюса, составляющиходин из внутренних источников движения социальной реальности. Получаяимперативный характер, дружественность и враждебность могут асимметрично входить в привычку как вторую социальную натуру людей, предопределяющую их способ взаимного отношения и поведения.

Это происходитдаже независимо от характера взаимной преданности или конфликтного содержания межличностных отношений, особенно в тех случаях, когда эти императивы институционализированы в социальных структурах и механизмахсовместной деятельности. Так реализуется, например, враждебность какформа поведения членов преступного сообщества в отношении к сотрудни-43кам правоохранительных органов, или дружественность как форма поведениядеятелей науки в ходе научной конференции.

В любом случае, дружественность проистекает из надежды на обретение нового, а вражда, если она не завершается смертельным исходом, является результатом отчаяния как наличной утраты самого себя в формах повседневности.Человек появляется как человек тогда, когда он разумно различает в миреистину и ложь. Истина мира, постигаемая через природу, выражается в том,что есть, как есть, когда есть и где есть.

Именно разум помогает человекусквозь природу увидеть весь мир. Но мир, постигаемый разумом как универсум бытия, перегружает возможности самого разума, заставляет его хитрить,обходя умозрительные антиномии того, что может быть или не может бытьвообще. Мир как постигаемый разумом феномен бытия всегда полон для человека тайн и загадок. Каждое переживаемое событие может открывать илискрывать ту или иную тайну мира, приближать нас к ней, или удалять от нее.С архаичных пор человек осознает то, что мир как реальность существует и внем, и помимо него.

Это обстоятельство с линейно-последовательной логичностью обозначилось между двумя противоположными формулами: «я существую в мире» (т.е. «одно во всём») и «мир существует во мне» (т.е.«всё в одном»). Первая формула гармонично вписывается в орбиту вращениячистого разума, культивируемого картезианскими рассуждениями, а втораяорганично выводится из постулатов шопенгауэровского иррационализма омире как воле и представлении.Человек не сразу смог вырваться из плена линейно-логических предписаний разума.

Ему предстояло совершить второй шаг, без которого движениевперед не могло состояться в том виде, чтобы остаться незамеченным. Надобыло иррационально подойти к пониманию того, что мир, который существует в нем, может быть таковым не только как естественная реальность, нои как иллюзия, образ, мысль, идея, конструирующая или фетишизирующаяиную реальность.

В ходе своего длительного эволюционно-историческогофилогенеза человек обнаружил, что оба согласованных шага дают ему общий44элемент логического движения вперед. В отличие от движения тела, оба шагапродвигают мысль человека вперед только тогда, когда они отталкиваютсядруг от друга, а не от какой-то общей внешней опоры. Бросить известнуюфразу «дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир» мог только самыйизощренно-абстактный разум Архимеда.Обвальное движение разума вперед открывало перед ним настолько уникальные возможности и способности отражения мира, что пришлось взаменнавсегда утратить изначальность естественного существования в природе,помимо которой человек прежде существовать и не мог.Вырвавшись из объятий природы, человек погружается в мир культуры,перед которым природа облачается в часть мирового космического порядка.Человек как родовое существо, сам того не ведая, обрекает себя на «микрокосм», чреватый одиночеством и растерянностью бытия в несоизмеримом инесоразмерном для него «макро-косме».

С такой утратой полноты естественного бытия связано понимание человеком самого себя как великой тайнымира, которая навсегда останется для него самого непостижимой. На себя какна тайну мира человек смотрит сквозь призму ностальгического преодолениятакой утраты. Возврат к полноте естественного бытия всегда будет звучатьвнутренним зовом «назад к природе». В результате, в сознании возникаетособый мировоззренческий комплекс неполноценности, проявляемый в такназываемом феномене «метафизического зла».

Этот феномен является своеобразным ответом человека миру, обусловленному конечными формами бытия, наличием ограничивающих его естественных законов и формальныхпределов, детерминирующих единый, общий, мировой порядок как для микрокосма, так и для макрокосма.Суть метафизического зла состоит в том, что человек может стать человеком, лишь совершая насилие, «злодеяние» над естеством своего бытия.Устремляя вектор своей жизни в сторону, противоположную натуре, человек,как бы по частям переносит туда свое существование, которое становится его45культурой. Именно в этом смысле человек изначально может трактоватьсякак абстрактное существо, вся дальнейшая жизнь которого становится преисполненной утраты своего конкретного естества.

Новую конкретность человек ищет не там, где он ее шаг за шагом разрушает, а там, где ее можно произвести, воздвигнуть заново, чтобы вернуть утраченную гармонию, чтобыобрести новую конкретность своего культурного бытия.Метафизическое зло обрекает человека уподобиться мифическому Левиафану, пожирающему естественное бытие всего мира. Это метафизическоезло открывает новую субстанцию, в которой человек обнаруживает наряду снегативом и позитив, - метафизическое добро, конденсирующее из повседневности творческую интенциональность.Постижение человеческой сущности как субстанциально тождественногосамому себе основания становится результатом антропологической метафизики, предмет которой впервые сформулировал Протагор – «человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, чтоони не существуют»20.С появлением религии, науки, искусства, техники и других способовтрансцендентного культивирования человеческого бытия, антропологическая метафизика получала широкий простор в своих концептуальных построениях.

Но с другой стороны, ограничения статусных оснований естественного бытия рамками социально востребованной адаптации ведет к таким модификациям форм проявления жизни, которые все дальше уводят человека от того, что сделало его человеком. Перед человеком открываютсяпочти ничем не ограниченные возможности объективировать свои образы ииллюзии. Современный человек как бы «обожествился» тем, что начал строить особый воображаемый мир, способный «оживлять» желания, иллюзии,замыслы, намерения.

Эти способы опредмечивания воображаемых интенциймогут становиться настолько значительными, что способны по своим резуль20Протагор // Антология мировой философии. В 4 т. – Т. I. Ч. I. – М., 1969. – С. 319.46татам вытеснять самого человека из той реальности, за пределами котороймир для него никогда прежде не существовал.В итоге между миром и реальностью человек прочертил такую черту, которая сразу же стала и внутренним разломом для всего человеческого бытия.Теперь для человека мир - это не только реальность, а реальность - это нетолько мир. Иначе говоря, реальность приобрела такое «Нечто», которое оказалось способным превратить ее в «Ничто».

Оказавшись в таком положениичеловек под угрозой страха должен расшифровать мир, чтобы уничтожить внем всякую иллюзию. Причем, надо расшифровать мир в таком ключе, который необходим для нового, усугубляющегося, «разломного» существования.Это значит, что человек становится вынужденым очеловечить мир до того,пока мир не расчеловечил его бытие через негативные стремления к избыточному обладанию миром. Человек очеловечивается лишь по мере того, какприучается расшифровывать мир в такой проекции, которая могла бы болееполноценно выражать позитивные стремления человека жить в мире и сосуществовать с ним как одно целое.Сопоставляя себя с миром, человек изначально может выбрать только одну из двух позиций для понимания и практического осуществления своегобытия причем, именно ту, которая бы обеспечивала его гармоничное существование.

Первая позиция – антропоцентрическая – исходит из признаниянесовершенства мира на фоне человеческого совершенства. Здесь человекследует только собственным указаниям21. Согласно этим указаниям человек,с одной стороны, снимает человечность там, где ее нет, то есть, обесчеловечивает то, что человеку недоступно, неприсущее, а с другой стороны, - расчеловечивает то, что становится избыточным, или «слишком человеческим».В обоих случаях человек может двигаться как вниз (озверение), так и вверх(аскетизм, «не от мира сего»), а то и вовсе – в сторону, например, техногенеза. Вот почему по-настоящему пределы человечности могут открываться в21См. Эмерсон Р.

Нравственная философия. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001. – С.103-10447своей полноте не тому, кто остановился на опыте очеловечивания своей жизни, а тому, кто испытал преодоление результатов расчеловечивания своихотдельных деяний.Вторая позиция – космоцентрическая – полагает признание мирового совершенства на фоне ущербности и несовершенства самого человека. Исходяиз такой позиции, человек следует только указаниям закономерных мировыхпредначертаний. После того, как практически обнаружится неудовлетворенность от обеих позиций, начинается такой раскол, который проблематизируетчеловеческое существование в мире, открывает перед ним особое проблемное бытие.

Поэтому, для подлинно человечного понимания человека мало того, чтобы действовал эффективный стимул, нужно еще и бескорыстное творческое усилие, идентифицирующее то, что есть в человеке с тем, чего нет, ночто надо создать или воссоздать. Соизмерение того, что есть (опыт) – с тем,что надо (желание) – это не сама потребность и не само потребление, а отношение к потребности и отношение к потреблению, т.е. корень, питающийпроблемное бытие человека.Проблемное бытие человека всегда начинается с поиска третьей позиции,в которой конституируется синтез человеческого и всемирного начала. Мирсразу и целиком непостижимо открыт перед человеком во всем многообразии, но человек не может сразу и целиком открыть (обнаружить, установить,определить) для себя эту всемирность, а значит, не может и открыться передмиром во всей своей неизведанной полноте, во всей человечности.