Диссертация (Апофатическая рациональность и ее трансформация в современной западной философии), страница 13

Бытие, которое породило душу, как бы выказывает полное безразличиек тому, что это сущее самым радикальным образом противоречит существубытийности1, которая ни в каком моменте не может уничтожить себя саму,даже если она есть бытие лжи или иллюзии. И лишь гипотеза о том, что в1Это можно хорошо увидеть на фоне онтологического аргумента, поскольку он оперируетабсолютно необходимым существованием, то есть абсолютной невозможностью какого бы то ни было несуществования.

Перспектива закрепощения Бога такой необходимостью в свете Его крестной смертидолжна была бы уничтожить этот аргумент как атрибут «бога философов» в момент его появления. Но делообстоит в точности наоборот, поскольку он продолжает жить и собирать себе защитников и противников. Вчастности, аргументация С.Л. Франка против кантовской критики онтологического доказательствабазируется, в том числе, на том, что бытие трансцендентальных форм, в которые Кант заточил субъекта, ужедоказывает существование сущностей, к существу которых принадлежит существование, а созерцание этихсущностей есть прямая интеллектуальная интуиция, действие которой Кант несправедливо отринул,ограничив пустым и бессодержательным Cogito (подробнее см.: Коцюба В.И. К вопросу об онтологическомдоказательстве (С. Л.

Франк – И.Кант) / Знание и традиция в истории мировой философии: Сборник статей.M., 2001. С. 397–412). Эта попытка спорить с Кантом хорошо показывает близорукость сознания, которое незамечает, что бытие, которое не может не быть, являет собой единственный подлинный экзистенциальныйужас, который оно не только не «лечит», но лишь обостряет.58«механизме» бытия возможна абсолютная смерть и абсолютное забвение,никак не связанное с порядком бытия (будь он причинным, квази-причиннымили беспричинным), способно разрешить это противоречие на сторонеантитезиса.Благодаря этой гипотезе, антитезис приобретает «интеллектуальноеначало»,вследствиекоторогоегомаксиматакжеспособнастатьдогматической. В ее свете, мир, например, лишается абсолютного начала, нопри этом само по себе начинание теряет смысл порождения, изведения изсебя иного себе, и поэтому началом становится сам мир, сжавший себя внепространственную и вневременную точку.

В этом последнем качестве онприобретает свойство абсолютно простой сущности, аналогом которойявляется простота любой целостности (в том числе и души), котораявоспроизводит без-умие «моментального» состояния мира в момент«большого взрыва». Таким образом, трансцендентное небытие, попирающееимманентную бытию отрицательность, способно проявить свою сущностьименно в пределах антитезиса, поскольку ему совершенно необходимарегулятивная идея, исключающая неравенство бытия самому себе, котороевозникало бы вследствие его бесконечного самоумножения.Преобладание тезиса в истории философской мысли намечаеткратчайший путь к указанной идее через отрицание Бога. Продуманное доконца (т.е. дальше пантеизма и пантеистического атеизма), это отрицаниедает «отсутствие», которое никогда и ничем не может быть восполненосредствами самого мира, каким он предстает в опыте.

Отсюда можно,используя лексику «Тимея», выразить антитетический исток апофазисаследующим образом: поверить в то, что существует какой-то вечный,находящийся за пределами становления смысл бытия, «почти невозможно»,точно также как поверить в то, что «существует» небытие. Из любого из этихдвух повествований можно прийти к «правдоподобным выводам», но ниодно из них никогда не сможет стать «законным».59При всем том, что помыслить «не» небытия не принадлежащим бытиюдостаточно сложно, без идеи такого небытия антитетическое полагание недостигает своей сущности.

Впрочем, сложность здесь не больше той, котораязаключена в мысли о Боге не-сущем, т.е. в невозможной (или, как сказановыше, незаконной) мысли, полагающей, тем не менее, следствия длямышления возможного. Для антитезиса это возможное определяетсязаключением в скобки отрицания актуальности, которое происходит в самомбытии и которое рассудок чает превзойти, отыскав какой-то выход вовсевременность.

Небытие антитезиса не возникает из отрицания сущего вбытии. Оно вообще не возникает так, как, например, ложь. Оно – несобственная отрицательность бытия.Никакой опыт мышления не может дать ответ на вопрос о том, какможно перестать быть, не оставив следа в бытии, и какова природаотрицания, которое способно прекратить само бытие? Все эти вопросыявляются аналитическими в отношении идеи небытия и на них в полной мерераспространяется невозможность, о которой было сказано выше. Собственно,апофазис и есть экспликация подобных невозможностей. Добавим к этому,что невозможность опыта небытия не препятствует достижению его идеи,поскольку она по своей сути ничем не ущербнее и не парадоксальнее идеиначала мира, которая при ближайшем рассмотрении столь же пуста впредметном отношении и в той же степени удалена от возможного опыта.Кроме того, по справедливому замечанию Канта, мы не вправе приниматьвсерьез довод о неизвестности предмета, если он является идеей самогоразума.Рассмотрение содержания этой регулятивной идеи следует начать суказания Канта на невозможность абсолютного несуществования.

Онговорит, что это вытекает из существа понятия возможности, котораяисключается, если нельзя мыслить ничего данного. Но именно здесь у негопоявляется уже упомянутая оговорка о том, что в отрицании всякогосуществования нет никакого внутреннего противоречия. Поэтому то, что это60– идея невозможного (отрицание бытия утверждает полное отсутствиевозможности, т.е. делает невозможным и себя), не делает невозможной самуэту идею. Если, на этой основе вести какую-то речь о небытии, то только какоб абсолютной невозможности, которая как бы венчает логическуюнесовместимость предметных содержаний (предикатов) субъектов пустыхпонятий.Есть, однако, существенное различие между невозможностью небытияи невозможностью квадратного треугольника, которое сказывается в том, чтоесли в последнем еще что-то мыслится, то в небытии мыслить совершеннонечего.

Насколько тогда оправдано применение к нему понятия возможностии всей априорной рассудочности вообще? Не оказывается ли, что рассудокприменяет свои предметные способности там, где для этого нет никакихоснований? Может быть, есть тогда смысл, не повторяя долгого пути,признать, что законодательство рассудка здесь не годится, поскольку создаетлишь иллюзию там, где все права принадлежат другой способности?Искомое небытие должно относиться к собственному началу души,нуждающейся в его идее, поэтому лучшим методом здесь будет тот, которыйадекватно следует мотиву, т.е. метод экзистенциальный.

В вопросе онебытии душа движима вопросом о возможности своего абсолютногонебытия, как если бы она вовсе не появлялась на свет. Именно этот вопроспридает идее небытия смысл. Претензия понимания заключена здесь впрояснении экзистенции, которая вполне обоснованно подозревает себяпротиворечащей сути бытия. В пределах рассудка противоречие этоневозможно решить посредством какого-то высшего синтеза, но оно, как ужеупоминалось, вовсе не безжизненно и не иллюзорно.Итак, в основании антитезиса лежит бесконечный рассудочный синтез,который не может быть завершен или безусловно начат в какой-то точке,поскольку принцип обусловленности исключает неравноправие членов ряда.Разбегание и коммутирование серий принципиально не начинается и незаканчивается, вследствие чего всё, что противоречит дивергенциям и росту61различий (простота души), представляет собой вполне естественный сбой вбытии-как-различии.

Эту-то естественность и требуется понять. С однойстороны, нет ничего сверхъестественного в том, что всякое сущее не можетсуществовать, не утверждая себя бесконечно, т.е. в случае разумной души, несочиняя себе вечной жизни. Но остается непонятным нарушение этогопорядка, состоящее в том, что вся его бесконечность заключена в конечномбытии-к-смерти как уже данная.

Пусть нечто существовавшее когда-тосовершенно забылось, но без за-бытого ничего вообще не существует, т.е.забытое всегда уже есть, причем сжатие его в «прошлое, никогда не бывшеенастоящим»1 ничуть не менее проблематично, чем бесконечное накопление,с которым бытие также не может расстаться. Более того, как бы ни умаляловремя значимость исчезнувшего, его непрерывное отрицание всемипоследующими рядами означает его же бесконечное нетождественноеповторение. Таким образом, душа, если она отрицается только лишь в«порядке жизни», всегда становится больше себя самой.

Это же приключениепроисходит со всяким сущим.Казалось бы, ничего противоречивого в бесконечно умножающем себябытии нет, поскольку оно не заключено в каком-то сосуде, да и память нетребует пространства. Но эта идиллия нарушается сомнением: еслипринципом бытия является безграничный рост различий, то как соседствует снимпринципограниченияиопределенностивообще?Еслидажепредположить, что всякая определенность, ушедшая в прошлое, производитпополнение лишь в квази-бытии памяти, то и этим фактическим удвоениембытия проблема не снимается, так как границы вещей «наследуются»реально, а не выдаются из некоего виртуального хранилища по воле случая.Поскольку вещам никак не удается стать совершенно неактуальными, бытиеумножаетсебяреально,воюяссамимсобой.Бесконечноеумирание/разрастание души в таком бытии напоминает ад, художественноеописание которого можно найти в гоголевской «Страшной мести» и который1Делёз Ж. Различие и повторение, с.