Диссертация (IT-центризм антропологическая периферийность информационного общества), страница 13

Диалектика Просвещения: Философские фрагменты. СПб.:Медиум, Ювента. 1997. 310 с.66Очевидным во всех этих столкновениях мифологических конструктов являетсяодно: ни общественные высказывания, ни прямые запреты на исследования техили иных технологий не способны прекратить международное наращиваниенаучного потенциала; единственное, на что они влияют - это скорость(торможение или, наоборот, ускорение) проведения и внедрения в повседневнуюжизнь технологических разработок будущего, которое в некоторых лабораторияхи научных центрах уже наступило.2.2 Криптография как способ защиты информацииОдной из важнейших задач, которая ставится в период информатизацииобщества – защита информации.

Кодировка – договоренность о том, что такое 1бит (минимальная единица измерения информации), то есть это только в нашейголове. Для понимания что же такое криптография, обратимся к вопросу языка.По сути, парадоксально говорить о языке при помощи языка: это требуетпостоянного до-определения, внедрения, расчленения, аналитического ухода вдурную бесконечность. Динамическая рефлексия над самим языком, которым мыговорим о языке – вроде бы должна иметь место, что и делает данную задачустоль парадоксальной и смутной в плане ожидания каких-либо результатов.Однако сама специфика его, языка, позволяет нам проводить подобнуюоперацию:тотразрыв,которыйпозиционируетсямеждузнакомипредставлением, сам задает одновременно как трудность (ведь знание междуними поддается лишь прыжку, но никак не пошаговой аналитической операции),так и возможные расходящиеся векторы скольжения рассуждения.

Так,рассуждение может иметь целью расшифровку знаковой системы, котораяпредставляет собой, собственно, язык в его доступности нам, или же попыткам67прояснения связи (или, напротив, бессвязности, исключительной номинальностиэто связи) между знаком и самим представлением.Имея эту оппозицию, знак – представление, мы имеем дело с тем, чтокачественно должно отличаться друг от друга, то есть представление должноносить предельно не-знаковую структуру, в то время как знак, вроде бы, долженбыть безразличен к тому, на что указывает. Однако в целостности сплетения тогои другого является язык, и когда кто-то говорит – нам является речь.

Здесь можетбыть найдено если не разрешение, то хотя бы примирение означенного вышепарадокса: не язык говорит о языке, но о языке ведется речь. Если язык – этодиспозиция знаков, мыслимая в ее целостности, то речь – это тот фрагмент,который пробуждается к жизни говорящим. Инстанция субъекта превращает этотобщий набор знаков в речь.Говоря о классической парадигме мысли, мы имеем дело со столкновениемс фактом универсализации речи: прозрачность знания подразумевает общуюпонятность языка, на котором говорится об этом знании.

Отводя субъекту рольнаблюдателя и регистратора, классическая парадигма также закрепляет за ним ифункцию синтеза, который становится центральной проблемой: особенно явноэту проблему позиционирует Кант90, у которого над «пропастью» между разумоми рассудком мост так и не строится. Единство синтеза, знаменующее изысканиямыслителей, подразумевает таинственный трансцендентальный субъект, или тоединство «Я», в которое можно только верить (Фихте)91. Нельзя сказать, что этотпроект терпит крах по всем фронтам, в конце концов, та ситуация, котораяскладывается к XIX веку, провоцирует искать иные основания единства субъекта,в том числе – и субъекта говорящего.

Проблема рефлексии видится теперьглавной химерой на пути, чья цель перестает быть столь отчетливо осознаваемой.Главным образом, Кьеркегор92указывает именно на эту «болезнь ума», идальнейший проект экзистенциализма лишь усиливает эту конституцию разрыва90Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1907. 464 с.Фихте И. Г.

Сочинения в 2-х томах. СПб.: Мифрил. 1993. 1485 с.92Кьеркегор. С. Страх и трепет. М.: Культурная революция. 2010. 488 с9168между человеком и его способом присутствия, в пределе – между значимостью изначением.Субъект наделяется также и жизнью, телом и волей93. Когда же акцент с«чистоты» и трансцендентальной значимости субъекта переносится на аспект егочеловеческого, случается буквально взрыв, бунт мысли, непосредственнореализующий это требование включенности воли, совершения жеста. Можноинтерпретировать этот поворот как признание невозможности построения иреализации классического проекта универсальной системы; цель остается та же,но старые средства не приводят к ее завершению: мысль по-прежнему упорно истрастно стремится к подлинности, однако, посредством инстанции личности,персоны, носителя желания и воли, обладающего достаточной интенсивностью,чтобы говорить – и обнаруживать подлинность.Подлинность языка находится в подлинности говорения, и тут можнообозначить направленность воззрений, условно взяв Хайдеггера94 и Фрейда95вкачестве знаков этих векторов.

Настойчивое требование Хайдеггера говорить, а непроговаривать, и, в конце концов, молчать, а не болтать, обнаруживает этопротивопоставление двух состояний: состояний присутствия и отсутствия 96,может быть речь, а может быть – болтовня, закрывающая возможностьсобственного присутствия. Дальнейшее «общество массовой культуры» крайненаглядно представляет собой реализацию опасений Хайдеггера, когда волямаксимально нивелируется к желанию обладать, не разбирая содержания. Так,желание, возведенное в степень высшего закона и блага, однако, крайне однобоко,93Не то чтобы классическая мысль отказывала ему в этом, скорее, она избавляла его отпривходящего и условного, преследуя цель обнаружить чистые формы, которые бы даваливозможность говорить о чистом содержании.94Хайдеггер М. Бытие и время.

Харьков: «Фолио», 2003. 503 с.95Фрейд З. Психоаналитические этюды. Минск: Поппури. 2010. 608 с.96Дальше могут применяться различные маркеры: присутствия / отсутствия реальности,истины, человека, аффицирования воли.69превращаетсяизтого,чтоможнобыбылоназвать«механизмомпротиводействия» в то, что представляется идеальным объектом манипуляции97.Второй вектор, условно обозначаемый как «психоаналитический», исходитиз иных посылок, а именно: речь ли, болтовня ли, молчание ли – все этоговорящее и подсказывающее, на самом деле, обнаруживающее нечто, чему былодано название «бессознательного».

И тут язык, казалось бы, не разделяется попринципу значимости или присутствия; более того, формы, которые онпринимает, могут вообще исключать осознание: сновидение, жестикуляция,случайные ассоциации – все это из беспорядочного и случайного превращается внекоторую сложную систему, языковую систему. Так говорит бессознательное, иподлинность этих обрывков, фрагментов или символов обнаруживается иподдаетсядешифровке.Психоаналитическийдискурсидеальнозамкнут,поскольку чем-то напоминает операцию классической рефлексии, в результатекоторой психоаналитик может сказать больше, чем сам его пациент: именнопервый отыскивает связи, причинность разрозненных симптомов и оговорок,выбалтываемых говорящим.

То есть, эта ситуация, когда истиной в еевозможности выведения к осознанию или, хотя бы, к точной определенности,обладает не говорящий, но выслушивающий. Тот, кто говорит - обнаруживаетсвоей речью лишь знаки, которые должны быть проинтерпретированы, то естьпсихоаналитик строит некоторую связь, зачастую причинно-следственную,находя те содержания, на которые указывают выбалтываемые пациентом знаки98.При этом инстанция желания отождествляется (в общем-то, в полной мере:перверсии желания, приводящие к отвращению или апатии – по сути, те жежелания, лишь видоизмененные) с инстанцией бессознательного. Задавая вопрос97Фигура манипулятора никак не может быть обнаружена в ситуации распыленности,«прозрачности зла», ровно как и бесконечная череда отсыланий никак не может указать наопределенность и единичность субъекта речи.98Можно сказать, что аналитик в попытках вывести бессознательное к осознанию, т.е.

написатьцелостную картину истинных оснований, используя ретро – и интроспективный материал, насамом деле создает ни что иное, как новое пространство - для мысли, представления,воображения, желания, и языка. В этом новом мире, благоустроенном психоаналитиком,пациенту приходится научаться и новому языку.70Лакану99, «Кто говорит?», вполне определенно получается «Бессознательное».Интерес этой позиции заключается в том, что для Лакана бессознательное естьлишь там, где есть язык. Иными словами, только оно и может говорить, то естьприсутствовать исключительно в речи. Собственно, акт высказывания – этоскольжение по той плоскости, на которой невозможно зафиксировать точкуперехода от внутреннего к внешнему, от поверхностного к изнаночному.Желание, воля – это то, что запускает скольжение и сопровождает всякоеговорение, поскольку оно желает быть обнаруженным, в пределе – желаниежелает быть выраженным, и нигде, кроме как в языке, это не представляетсявозможным.Первоначальный разрыв, так и не снятый, обнаруживается с новой силой,когда речь заходит о выражении, причем, в двух местах: сначала, это нестыковкаживого потока желания с имеющимися средствами – их всегда недостаточно, изатем – это разрыв интерпретаций: другой всегда присутствует, тот, кто внимаетэтому выражению.

Если, по мысли Лакана, только в другом (и в Другом)заключается возможность реализации нашего наслаждения, то этот моментсимволического – и есть скрепляющая инстанция. Единственная дорожка, покоторой можно пробраться куда-то за пределы себя – это и есть волевоепозиционирование через выражение собственной обособленности, собственногоприсутствия, и характера этого присутствия, то есть его интенсивность.Любая интенсивность закрепляется в ритмике. Пожалуй, ритм – этопервое, что свойственно человеку на всех уровнях его существа: кровьциркулирует в определенном ритме, речь его звучит в определенной размерности,темпоральные акты его сознания подразумевают ее в той же мере. Ритмикаодновременно задает возможность и границы аритмии, чередование связано споследовательным усилением и угасанием интенсивности.

Интонация, с какойзнак являет себя, и есть то самое расставление акцентов ритмики в речи. Язык,таким образом, не представляется как некоторая замкнутая и установленнаясистема: он резонирует с различной интенсивностью в различных своих99Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: Гнозис. 1995. 192 с.71фрагментах, и, однако, поскольку должен быть организован ритмически,сохраняет свою целостность. То зияние, тот разрыв, который позволяет ему бытьживым – и есть та пропасть, которая не может быть определена и заполнена, но –преодолена, и должна быть преодолена – волевым усилием, вследствие силы,которую обнаруживает желание.