Диссертация (Революция или диктатура Ханна Арендт и Карл Шмитт о сущности политического), страница 6

Berlin Arendt Networking Group Newsletter. Bd. 6, Nr. 1/2, 201167Арендт Х. Банальность зла.— С. 4206627философии Канта отдельный курс лекций68, не дрогнув, оставляет этот сюжетпрактически без внимания: «…какой бы ни была роль Канта в формированиименталитета “маленького человека” в Германии, нет ни малейших сомнений втом, что в одном отношении Эйхман действительно следовал представлениямКанта: закон есть закон, и исключений быть не может»69.

В целом же, если несчитать, что все написанное философом автоматически становится трудами пофилософии, трудно не согласиться с доктором Зуроффом в том, что «Банальностьзла» — исследование скорее историческое. Примечательно, что в исследованиях,посвященных политической философии Арендт, «Эйхман в Иерусалиме» или неразбирается вовсе (как, например, в обстоятельной работе, связывающей мысльВебера, Шмитта и Арендт в отношении категории «чрезвычайного»70), илиупоминается вскользь (как в работе А.Магуна, в которой иерусалимскиерепортажи Арендт рассматриваются исключительно как миметический опытвоссоздания точки зрения «другого» (т.е. обвиняемого) и следует достаточнонеожиданный вывод, что «Эйхмана, по мнению Арендт, следовало убить, а несудить»71).Если в своих репортажах об иерусалимском процессе Арендт подробно неразбирала суть линии защиты, предпринятой адвокатом Эйхмана РобертомСервациусом, то в «Личной ответственности при диктатуре» (1964) вопросыответственности и вменения вины, естественно, занимают ключевое положение.Защита Эйхмана строилась на концепции «acts of state», актов государственнойвласти: они «являются непосредственными выражениями воли суверена, котораяне попадает под юрисдикцию ни одного суда» и, следовательно, «находятся68Русский перевод: Арендт Х.

Лекции о политической философии Канта. М.: Наука, 2012Арендт Х. Банальность зла.— С. 20670Kalyvas A. Democracy and the Politics of the Extraordinary: Max Weber, Carl Schmitt and Hannah Arendt.69Cambridge, New York: Cambridge University Press, 200871Магун А. Отрицательная революция. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге,2008.— С. 36828всецело за пределами правового поля»72. Это объясняется тем, что вопределенных обстоятельствах само государство может оказаться под угрозойисчезновения, и для выхода из этой ситуации требуются средства, которые непопадают под действие морали, права и других институтов, определяющихпоступки рядовых граждан: «…На кону стоит государство в целом исуществование всего, что происходит в нем.

В этой теории подобный актгосударственной власти неявно уподобляется «преступлению», которое человексовершает в целях самообороны, то есть поступку, который также непредполагает наказания ввиду чрезвычайных обстоятельств, когда под угрозупоставлено само существование действующего лица»73.

В качестве примеровтаких актов Арендт называет казнь герцога Энгиенского при Наполеоне иубийство социалиста Джакомо Маттеотти режимом Муссолини. И то и другоесобытие вполне однозначно трактовались современниками как преступления,имеющие, однако, вполне понятную логику: власть расправляется со своимиявными политическими врагами. На этом этапе Арендт не полемизирует с самойтеорией, не дает ей моральных оценок и не пытается найти ее корни (хотя в«Банальности зла» есть прямой намек на Карла Шмитта через указание на то, чтоассистент Сервациуса Дитер Вехтенбрук был его учеником).

Возникает вопрос:зачем в книге нужен этот намек, не развивающийся в какой-либо развернутыйсюжет и лишь добавляющий автору уязвимости в части соответствия фактам?Здесь стоит заметить, что Роберт Сервациус изображается в «Банальности зла» вцеломпримернотакже,какиегоподзащитный:вместоапологетагосударственной машины и ее «винтиков» мы видим не очень внимательногоюриста, который ухватился за усвоенную однажды чужую идею, не вникая в ееистоки и упуская самые сильные аргументы в ее защиту.

Можно предположить,что Шмитт нужен Арендт как некий «идеальный противник», который недопустил бы подобных оплошностей, — и тогда приговор суда Эйхману будет и7273Арендт Х. Ответственность и суждение.— С. 70Арендт Х. Ответственность и суждение.— С. 7129мощным аргументом против оправдывающей его теории; в противном случаестоило ли разворачивать дополнительную полемику только для того, чтобыобличить профессиональные недостатки Сервациуса? Разумеется, Эйхманаможно было бы убить вообще без суда, но в таком случае сохранялась бывозможностьзаявить,чтонатеоретическомуровнеониосталисьнепобежденными; едва ли такая перспектива устраивает Арендт.И иерусалимский суд, и суд морали, к которому апеллирует Арендт, сходятсякак минимум в одном: Эйхмана возможно признать виновным лишь в том случае,если его участие в холокосте будет доказано в виде конкретных поступков икаждый из этих поступков будет результатом его собственного выбора.

Дляреализации первого условия суд был вынужден подробно восстанавливатьстепень участия отдела Эйхмана и его лично в «решении еврейского вопроса» наразных его стадиях — и, соответственно, значительную часть «Банальности зла»составляетописаниеустройстваконцлагерей,логистики,распределенияполномочий между Главным управлением имперской безопасности и местнымивластями оккупированных европейских стран и т.д. Однако даже установив, чтоЭйхман, с одной стороны, не лично уничтожал миллионы, но с другой, без егоучастия это уничтожение не было бы возможным, суд не приходит кудовлетворительному решению вопроса о его вине. Осуждение в лице Эйхманавсей нацистской бюрократии (а заодно и пытающихся оправдать ее действияинтеллектуалов-этатистов) лишь выставило бы его очередной шестеренкой вгосударственной машине — то есть повторилась бы логика, которой он сам иоправдывал свои действия.

Разговор о степени личной ответственности заполитические решения очевидно требует иной интерпретации политики, отказа отобраза государства как аппарата, и такую интерпретацию Арендт находит вантичности.301.2 Место «Политики» в практической философииАристотеля. Основные идеи трактата в интерпретацииХанны АрендтУ Аристотеля практическое знание, включающее в себя политику (πολιτικά)иэтику(ἠθικόν),посвоимзадачамиметодупротивопоставляетсятеоретическому (физика и метафизика) и поэтическому (прикладное творчестворемесел и искусств). Как видно из названия (греч.

praxis, πρᾱξις), практическаяфилософия ориентирована на действие, и эта ориентированность является первойважнойграницей,которая,поАристотелю,очерчиваетпространствополитического. Политика является исключительно человеческой деятельностью,основным отличительным признаком человека от других животных 74. Здесьважно отметить стремление Аристотеля обосновать особый подход к изучениюполитики, разработать отдельный понятийный и методологический аппарат дляее описания, а не встраивать ее в некоторую общую схему, описывающую космосв целом (как это происходит у Платона).

Однако связь политики с некоторымисмежными формами знания присутствует и у Аристотеля.Безусловно связаны политика и этика, так как обе эти дисциплинынаправлены на понимание и достижение «хорошего», «правильного» поступка,первая — в рамках публичной деятельности полиса, вторая — в общественной ичастной жизни.Также присутствует связь между политикой и риторикой, которая являетсяважнейшим инструментом публичной дискуссии — а именно в этом формате ипроходила большая часть событий политической жизни демократическогополиса. Более глубокое исследование высказывания с точки зрения аргументации,74Подробно рассуждает о политическом критерии различения Аристотелем людей от «социальныхживотных» Гомперц, см.

Theodor Gomperz. Greek Thinkers: A History of Ancient Philosophy. Vol. IV. London,John Murray, 1912 (ch. XXVI, pp. 311-320)31верного конструированияпосылокизаключения,былопроизведено в«Органоне»75. Именно логические сочинения Аристотеля первыми былипереведены на латынь (перевод некоторых трактатов «Органона» был сделаннеоплатоником Боэцием еще в начале VI в.) и обусловили авторитет античнойфилософии для средневековой европейской и арабской мысли 76. Однако для ихполноценного применения в политике все же требовалась специфическая формаее организации. Зависимость античной демократии от исторических условийсуществования полиса отмечается Ханной Арендт, а в наиболее выраженнойформе сама свобода такойполитической жизнипроблематизируетсявисследовании Артемия Магуна: «Конечно, люди, действующие в греческомпубличном пространстве, мужественны и наделены воображением.

Но, если этилюди действуют в заранее заданных условиях, которые с такой тщательностьюопределены,действительно лиониполностью свободны?«Полисбылпредназначен для того, чтобы умножать для людей шансы стяжать ‘‘бессмертнуюславу’’», — говорит Арендт. Но предназначен кем?»77.Уже упомянутая косвенная связь между политикой и искусством требуетнекоторого дополнительного объяснения и заключается она не только в том, чтополитическое событие может стать основой драматического произведения.Эстетическую концепцию Аристотель развивает в своем трактате «Поэтика».Ключевое понятие «Поэтики» — мимесис (μίμησις, «подражание»), и подобнотому, как изобразительное искусство в той или иной степени подражаетизображаемому объекту, в драматическом произведении (или исторической75Общее название для корпуса логических сочинений Аристотеля, главные из которых — трактаты «Обистолковании», «Категории», Первая и Вторая «Аналитика»76Более подробно о средневековой перцепции Аристотеля см.: Жильсон Э.