Диссертация (Французский исторический роман 1840-1850-х гг. и становление популярной беллетристики (Э. Сю, А. Дюма, Ж. Барбе д’Оревийи)), страница 37

Т. А.Гофманом («Золотой горшок», 1814), и не только (Г.Х. Андерсен «Снежнаякоролева», 1844).На пересечении фантастического и готического находится финальнаясцена произведения – пасхальная месса, которую служит Круа-Жюган в тойже самой церкви ровно через год после своей гибели. Невероятная и жуткаясцена, представленная читателю глазами местного кузнеца Пьера Клу. Вэтом эпизоде доля сверхъестественного достигает своей максимальнойконцентрации: «L'abbé de la Croix-Jugan était, comme il y avait un an à pareiljour, sans capuchon et la tête nue; mais cette tête, dont Pierre Cloud ne voyait en cemoment que la nuque, avait du sang à la tonsure, et ce sang, qui plaquait aussi lachasuble, n'était pas frais et coulant, comme il était, il y avait un an, lorsque lesprêtres l'avaient emporté dans leurs bras <…>J'entendais une voix qui me disaittout bas: “En v'là assez, garcon”, et qui m' conseillait de m'en aller»381 (247).

Дажесвятая вода закипает во время этой жуткой службы. Грани между реальным ифантастическим практически стираются: вполне реалистичную историю(пусть и с намеками на сверхъестественную одержимость Жанны) Ж. Барбед’Оревийи завершает совершенно невероятным, фантастическим финалом382.Наказаниеаббата заегопреступленияприжизнипротивсвоегопредназначения и за попытку самоубийства – обреченность на муки вечнопытаться отслужить свою последнюю мессу, однако никогда не смочьотслужить ее до конца.

Забывая слова молитвы, Круа-Жюган вновь и вновьвынужден начинать сначала: «Il continua de marmotter sa prière, se répondant380Подробнее о волшебных средствах в сказке см. Пропп В. Я. Морфология сказки. М.: Наука, 1969. 166 с.Аббат Круа-Жюган был такой же, что и год назад, в тот же день, без капюшона и с непокрытой головой.Но эта голова, только затылок которой Пьер в тот момент видел, была в крови, и кровь, запекшаяся также наризе, не была свежей и жидкой, как год назад, когда священники на руках выносили его тело [Круа-Жюгана– П. М.] из церкви <…> я услышал голос, который сказал мне совсем тихо: “Ну, вот и достаточно, мальчик”и советовал мне уйти.382Тесное сплетение фантастического и реального свойственно и другим французским историческимроманам романтизма, напр. роману Гюго «Ган Исландец».

Подробнее об этом см.: Пахсарьян Н.Т. РаннийГюго и готическая традиция во французской литературе / Гюго В. Ган Исландец. Бюг-Жаргаль // Серия«Литературные памятники». М.: Ладомир, Наука, 2013. С. 579-635.381167toujours et sonnant aux endroits où il fallait sonner; mais pus il s'avançait, pus il setroublait... Il s'embarrassait, il s'arrêtait...

On eût gagé qu'il avait oublié sa science...<…>c'était pis pour lui que l'enfer, c'te messe qu'il s'entêtait à achever et qui luitournait dans la mémoire et sur les lèvres!»383 (248; 249). В результате в романепоказаны две пасхальные мессы, организованные по отношению друг к другупо принципу контраста. Первая месса, состоявшаяся в Пасху 18.. года, гдеКруа-Жюган был убит. Вторая – ровно через год после этих событий. Перваясцена проникнута благоговением всех прихожан перед Богом и аббатом,величие и великолепие которого вызывает трепет в душах жителейБланшеланда.

Эпизод проникнут праздничной атмосферой, наполнен светом:«Le soleil brillait donc, ce jour-là, et éclairait l'église de ses premiers joyeuxrayons, qui ne sont pas les mêmes que ceux des autres jours de l'année»384 (230).Вторая месса, напоминающая больше дьявольскую службу, окрашена вбагровые тона: «Et il [Pierre Cloud – П. М.] restait affourché sur son échalier,guettant, sur les herbes des tombes qu'elle rougissait, c'te lueur violente qui allaitp't-être casser en mille pièces les vitraux tout contre lesquels elle paraissaitallumée...»385 (247). То наказание, что призван понести в загробном миреКруа-Жюганзасвоипрегрешения,авторявляетчитателючерезсверхъестественный эпизод, наглядно демонстрируя его и, в то же время,поражая читателя зловещей сценой, ставя мощный финальный аккорд исближая«Одержимую»сфантастическимипроизведениями:«Вфантастических произведениях финал, как правило, остается неразрешимым,присутствует некая договоренность, нет рационального объяснения тому, чтопроисходит <...>»386.

Как отмечает Ц. Тодоров, «фантастическое – этонерешительность,которуюиспытываетчеловек,знающийлишь383Он продолжал бормотать свою молитву, сам себе отвечая и звоня в колокольчик, когда это следовалоделать, но чем дальше он продолжал, тем более он смущался...Он беспокоился, прерывался...Готовпоклясться, что он будто забыл свое ремесло <…> для него это было хуже ада, эта месса, которую онпытался закончить, но которая ускользала из его памяти и с его губ!384В тот день светило солнце: оно освещало церковь своими первыми радостными лучами, которые несравнимы ни с какими другими солнечными днями в году.385И он [Пьер Клу – П. М.] остался пригвожденный к изгороди, выжидая, в траве между могил, освещаемыхбагровым светом, этим неистовым светом, который, казалось, сейчас разобьет на тысячи кусочков витражи,за которыми он горел.386Fondanèche Daniel.

Paralittératures. P.: Vuibert, 2005. P. 124.168естественные законы, при столкновении с событиями на первый взглядсверхъестественными»387. Такова реакция на события «Одержимой» нетолько читателей, но и самих героев романа, в частности, Пьера Клу, мэтраТэнбу и других жителей деревни.Подобный ход держит публику в напряжении до самого финала, непозволяя потерять интерес даже после логического завершения историиаббата и Жанны. Добавление в исторический роман фантастическихэлементов делают его более динамичным и захватывающим, производящимвпечатление.Отдельно следует отметить наличие сцен насилия в романе.

Несколькоэпизодов поражают своей жестокостью. В частности, сцена издевательствасиних над Круа-Жюганом. Этот эпизод наглядно демонстрирует ужасыгражданской войны: «Et tous les cinq [Bleus – П. М.] prirent de la braise rougedans l'âtre embrasé, et ils en saupoudrèrent ce visage, qui n'était plus un visage.

Lefeu s'éteignit dans le sang, la braise rouge disparut dans ces plaies comme si onl'eût jetée dans un crible»388 (85-86). Вторым подобным эпизодом являетсяубийство Клотт на кладбище у церкви Бланшеланда на похоронах Жанны.Здесь вновь возникает популярная для исторического романа тема народа,толпы как стихийной массы, опасной, склонной к жестокости и насилию: «ilspassèrent comme le vent rugissant d'une trombe devant le portail de l'église, où setenaient les prêtres rigides d'horreur et livides; et renversant tout sur leur passage,en proie à ce delirium tremens des foules redevenues animales et sourdes commeles fléaux, ils traversèrent en hurlant la bourgade épouvantée et prirent le cheminde la lande... Où allaient-ils? ils ne le savaient pas.

Ils allaient comme va l'ouragan.Ils allaient comme la lave s'écoule»389 (213). Вслед за Э. Сю, А. Дюма и387Тодоров, Цветан. Введение в фантастическую литературу. М.: Дом интеллектуальной книги, 1997. С. 29.И все пятеро [Синих – П. М.] взяли раскаленные угли из горящего очага и посыпали ими это лицо,которое и так уже не было лицом. Огонь потух в крови, багровые угли исчезли в ранах, как будто ихопустили в решето.389Они пронеслись как ревущий смерч мимо портала церкви, где стояли онемевшие от ужаса, мертвеннобледные священники; и, охваченные этим безумием толпы, ставшие дикими и неистовыми, словно388169ранними историческими романистами Ж.

Барбе д’Оревийи изображает, начто может толкнуть неуправляемую толпу жажда крови.Еще один мотив, широко представленный в романе, – мотив крови –повсеместновстречаетсяв«Одержимой».Кровь наизуродованномреспубликанцами лице Круа-Жюгана, кровь на истерзанном жителямиБланшеланда теле Клотт, окровавленное сердце, которое видит Тома деАрдуэ в руках Жанны и аббата через волшебное зеркало пастухов;запекшаяся кровь на ризе аббата в заключительной сцене зловещей мессы.Кровь то и дело упоминается в романе: «J'ai taillé [Jeanne – П. М.] et cousu demes mains éperdues cette chemise et je l'ai portée sur ce corps que la seule penséede Jéhoël baignait de feu! je l'en ai imbibée, traversée... Je l'aurais imbibée de monsang si le berger avait dit que c'était du sang qu'il fallait à la place de sueur.

<…>L'épais vermillon de cette image populaire [image de Judith qui tue Holopherne –П. М.] ressemblait à du sang liquide, du vrai sang!»390 (167; 196-197). Кровьблагородной семьи де Фёардан «бурлит» в жилах Жанны, не давая ей покоя;ее же одержимость аббатом мэтр Тэнбу характеризует как «кровьвсколыхнулась» (sang tourné). С мотивом крови и сценами насилия теснопереплетается и наличие в романе натуралистических сцен, а также широкоеприсутствие телесного топоса в «Одержимой». Наиболее показателен вданном случае эпизод, в котором Клотт идет на похороны Жанны. Автор безприкрас изображает тяжелый путь парализованной старухи и ее мучения:«Elle ne marchait pas; elle rampait plutôt sur la partie morte de son être, que sonbuste puissant et une volonté enthousiaste traînaient d'un effort continu. <…> nevoulant pas être retardée par sa chute, l'héroïque volontaire se mit à marcher sur lesmains, à travers les pierres, tenant dans ses dents le bâton dont elle ne pouvait seстихийное бедствие, они пересекли притихшее от страха село и направились в ланды.

Куда они шли? Этогоони не знали. Они неслись как ураган. Они двигались, подобно тому, как течет раскаленная лава.390Я [Жанна – П. М.] сшила своими руками эту рубашку и носила ее на теле, которое от одной мысли оЖеоэле охватывает огнем! Я пропитала ее потом, промочила насквозь... Я пропитала бы ее собственнойкровью, если бы пастух сказал, что вместо пота нужна кровь. <…> Густая алая краска этой известнойкартинки [изображающей Юдифь, убивающую Олоферна – П. М.] была похожа на жидкую кровь,настоящую кровь!170séparer et qu'elle mordait avec une exaspération convulsive…»391 (207; 207-208).Стоит заметить, что, если у Э. Сю в «Жане Кавалье» натуралистическиесцены соседствуют с комическими эпизодами, то в «Одержимой» этого непроисходит: комических персонажей, как и комических сцен, в романе нетвовсе.Телесное присутствует и при описании тела Жанны, вытащенного изпруда, в котором она утопилась, и в сцене убийства Клотт.