Проблема целостности романов Ф.М. Достоевского (на примере романов «Идиот» и «Бесы»), страница 5

соч.: В 30 т. — Л. : Наука, 1972–1990. — Т. 28-2. — С. 241.18нежели Мышкина. Иллюзия бездействия вызвана отчасти тем фактом, чтовсе остальные сюжетные линии в романе (революционная деятельность Пет­ра Степановича, брожение в городе, история Степана Трофимовича) связанымежду собой теснее, чем линия Ставрогина с каждой из них.Трудно также понять концепцию этого героя: если образы Мышкина илиРаскольникова с этой точки зрения более или менее ясны, то в Ставрогинеможно видеть лишь великую силу, воплощение идеи о «Великом грешнике».В исследовании показывается, что характеристика Ставрогина как волевогои хладнокровного человека вступает в противоречие с тем, как он по ходудальнейшего повествования то и дело теряет самообладание.

В исследова­тельской литературе отмечалось, что Ставрогин, который воочию предстаётперед читателем, не тот же человек, что идейный вдохновитель Кирилло­ва и Шатова37 ; таким образом, полярность трактовок этой эволюции можетбыть косвенным свидетельством отсутствия в тексте полной определённостина этот счёт.В работе приводятся примеры образов второстепенных героев романа«Идиот», которые претерпевают резкие и неестественные изменения по хо­ду повествования. Например, бедности сословия, к которому принадлежитЛебедев, посвящено целое отступление в начале романа, что не мешает емувпоследствии купить у Птицына дачу в Павловске.

Ипполит, о любви которо­го к маленьким братьям и сёстрам говорит в начале романа Коля Иволгин, в«необходимом объяснении» признаётся, что часто жаловался на детей, зная,что мать их за это будет колотить.Лучше всего неустойчивость границ образа демонстрирует Хроникёр из«Бесов». В диссертации разграничиваются ипостаси, в которых этот персо­наж предстаёт перед читателем: он выступает в качестве то повествователя(и на этом месте его то и дело сменяет голос автора), то посредника между37Иванов Вяч.

Указ. соч. — С. 512, 511; Сараскина Л. И. «Бесы»: роман-предупреждение. — С. 154–155;Криницын А. Б. Исповедь подпольного человека. — М. : МАКС-Пресс, 2001. — С. 362.19героями (есть нечто комическое в том, как он самозабвенно бегает по пору­чениям всех подряд) и свидетеля, то второстепенного героя — но ни в однойиз них образ не получает завершённости.В третьем параграфе говорится о проявлениях героев в идеологиче­ском измерении. Анализ того, как в черновиках прорабатывались репликиперсонажей, показывает, что диалоги создавались часто независимо от сюже­та и концепций героев, из-за чего связь между двумя ипостасями их образоввесьма условна. В черновиках, как правило, нет ни подробностей обстановки,в которой происходит разговор, ни деталей, касающихся поведения участни­ков диалога.В.

Б. Шкловский отмечал, что герои «говорят статьи»38 ; особенно яркоэто видно на примере диалога Шатова и Ставрогина. В работе доказывается,что диалог героев автономен, не обусловлен напрямую текущей сюжетнойситуацией, жестикуляция и движения героев безличны, так как их задачасводится лишь к ритмической организации диалога. Ряд высказываний Ша­това, посвящённых идее народа-богоносца, обладают внутренней цельностью,будто их в самом деле можно свести в одну статью.В диссертации обращено внимание на трансформацию, которую претер­певают собеседники высказывающихся героев-идеологов в ходе диалога: ге­рои превращаются в виртуальных собеседников-ответчиков, функция кото­рых сводится к ритмической организации реплик их собеседников и провоци­ровании их на острые высказывания.

Этот процесс (превращение личностив виртуального вопрошателя) особенно ярко виден в диалогах с участиемкосноязычного Кириллова: столь разные по смысловому наполнению фигу­ры, как Хроникёр и Ставрогин, выступая в роли виртуальных вопрошателей,становятся одинаково безликими, и это позволяет косноязычному Кирилловувысказаться развёрнуто.38Шкловский В. Б. Герои Достоевского // Вольная философская ассоциация: 1919–1924 /Под ред.Е.

В. Ивановой. — М. : Наука, 2010. — С. 334.20Анализ высказываний второстепенных героев романа «Идиот» (Лебеде­ва и Гани Иволгина) позволяет предполагать, что на идейном уровне образыкаждого из них обладают несколько большей целостностью, чем на сюжет­ном. Важным для проблемы целостности образов героев становится вопросо степени независимости их «голосов» от «голоса» автора: от ответа на негозависит, можно ли утверждать, что они и проблематика их высказыванийобеспечивают целостность романным структурам Достоевского.Впрочем, ряд высказываний князя Мышкина восстаёт против такогопонимания образа: воспоминания о смертной казни, рассуждения о русскихпреступниках, спор с Евгением Павловичем и князем Щ.

об извращении по­нятий, критика католической церкви не только воспроизводят идеи, которыеДостоевский высказывал либо от имени персонажей других произведений(например, Шатов говорит в «Бесах» о католицизме то же, что и главныйгерой романа «Идиот»), либо от своего собственного — в «Дневнике писате­ля». В работе показана неестественность подобных реплик в свете того, чтоизвестно об этом герое из других частей текста.Решение М. М. Бахтина, предлагавшего в таких случаях рассматриватьидеи Достоевского как «идеи-прототипы» идей, высказываемых от лица ге­роев39 , не вполне соответствует поэтике Достоевского хотя бы потому, что, всвете отсутствия у героев лиц, мимики, жестов и других проявлений личностив сюжетном измерении, идея героя оказывается последним и слишком хруп­ким прибежищем его индивидуальности, чтобы образ героя не рассыпалсябы от подобного авторского произвола.Говоря о естественности полифонии для художественного мышления До­стоевского, М.

М. Бахтин приводит пример из «Дневника писателя», где До­стоевский представляет свою идею через диалог виртуальных носителей двухпротивоположных идей40 . Однако в работе приводятся другие подобные при­3940Бахтин М. М. Указ. соч. — С. 154–155.Бахтин М. М. Указ. соч. — С. 157.21меры из публицистических высказываний современных Достоевскому авто­ров, и это доказывает, что он никоим образом не составлял исключительнуючерту стиля писателя. Скорее идеологические споры героев отражают при­вычки Достоевского-публициста, нежели в публицистике проявляется мастер«полифонического» романа.Можно говорить о генетической связи между жанрами романа Достоев­ского и «Дневника писателя», так как оба жанра подразумевают произволь­ное смешение самых разных типов и приёмов повествования художественно­го, публицистического, философского, памфлетно-сатирического.

В диссер­тации доказывается, что значительную роль в цементировании структурыромана у Достоевского играет заглавие: во многом, именно слова «идиот»и «бесы», вынесенные в заголовок, заставляют видеть символические ряды,при помощи которых традиционно интерпретируются соответствующие про­изведения. Слово «Идиот» выдвигает на передний план образ Мышкина (ане, например, историю Настасьи Филипповны или честолюбивых устремле­ний Гани), а название романа «Бесы» заставляет видеть единство даже там,где его нет (например, в преувеличенной оценке значения сюжетной связиСтаврогина и Степана Трофимовича для интерпретации целого).Так же формально «сбиты» в единое целое образы героев — лишь по­средством имени и в некоторых случаях некоторой базовой идеи, стоящей заобразом.

Не случайно в исследовательской традиции придаётся такое значе­ние понятию характерологии, то есть, в случае с поэтикой Достоевского, клас­сификации повторяющихся типажей. Горизонт ожидания, формируемый за­главием романа и именами персонажей, слишком широк; жанровое сходстворомана и «Дневника писателя» у Достоевского, равно как и возможность ти­пологически классифицировать образы героев, позволяют утверждать, чторяд романов Достоевского образуют целое в той же, если не большей, степе­ни, что и каждый из романов, взятый по отдельности.22Глава 4. Сериальный аспект поэтики ДостоевскогоВ главе 4 говорится о сериальном аспекте поэтики Достоевского в свя­зи с проблемой целостности.

Факт параллельного издания и написания До­стоевским романов «Идиот» и «Бесы», а также его стремление учесть и ис­пользовать серийный принцип издания в своих целях привели к тому, что вроманах, наряду с традиционным делением на части и главы, появились дру­гие осязаемые границы — на стыке опубликованных эпизодов-серий. В пер­вом параграфе показано, как эти вторичные границы могут сказываться навосприятии романа «Идиот», во втором параграфе анализируется, как се­риальное начало проявляется в романе «Бесы». Приведённый в диссертацииразбор стыков между «порциями», которыми публиковался роман, поворотовсюжета в каждой из них и эволюции образов от выпуска к выпуску наглядноиллюстрирует, что каждая из «серий» обладает значительным внутреннимединством. При «посерийном» чтении этих романов резкие изменения в ха­рактерах героев и в системах персонажей воспринимаются более естественно.В частности, такое прочтение позволяет увидеть изменение функции Ставро­гина в «Бесах» (а именно постепенное низведение его в ранг второстепенногоили по крайней мере не-центрального героя), что косвенно также подтвержда­ет возможность отказа Достоевского от главы «У Тихона» на позднейшемэтапе работы над романом.В заключении диссертации делается вывод об отсутствии целостностив сюжетных структурах романов «Идиот» и «Бесы» в силу открытости ихкомпозиции.

Традиционные описания позволяли дать упрощённый пересказсюжета, но при этом множество явлений в романах оказывались за пределаминаучного изучения. Отсутствие целостности имеет значение и в случае, каза­лось бы, сугубо текстологической проблемы главы «У Тихона»: из-за много­численных случайностей в тексте невозможно ответить на вопрос, насколькодля понимания романа необходимо учитывать текст главы. Образы героев23также не обладают целостностью ни на сюжетном уровне, ни в идеологиче­ских высказываниях, так как в обе области автор вторгается произвольно, помере надобности. Это позволяет увидеть в романах Достоевского принципи­альную установку на многожанровость, которую обычно видят в «Дневникеписателя».