Диссертация (Поль Клодель и Андре Жид - проблема культуры и творчества в переписке, автобиографической и дневниковой прозе (1899–1926)), страница 12

Клодель возвращается в Китай, где разыгрываетсясамая серьезная любовная драма его жизни, приносящая ему и некоторыенеприятности по службе, так что, вероятно, что он не спешит первым прерыватьмолчание. Жид продолжает присылать свои книги, однако молчание хранит также неукоснительно. Поводом, «претекстом» для нового письма в 1903 г.становится свободный день консула, виновником которого оказываются тайфуни прочитанные Клоделем «Претексты» – критические статьи Жида, вышедшиев издательстве «Mercure de France» в том же году.

Это письмо Клоделя – первоеочень пространное письмо, и в нем делается акцент на двух важных темах,последовательно развиваемых и во всей дальнейшей переписке: искусство исовременная эпоха.Если рассматривать Клоделя и Жида как соратников и соперников, то можноотметить, особенно на основании их корреспонденции, что по вопросамискусства у них мнение скорее совпадает, по вопросам же эпохи – разнится. Этонеудивительно: проблема эпохи для Клоделя – это, в первую очередь, проблема58безрелигиозности и враждебности к Церкви; для Жида же современнаяситуация одновременно и проще, и сложнее (недаром он называет себя«человеком диалога») – он хочет, чтобы в современном ему общественномпространстве имели право на сосуществование самые разные точки зрения.Клодель до кризиса 1914 г. считает Жида единомышленником, даже несмотряна безуспешность своих миссионерских попыток добиться обращения друга.

Инельзя сказать, что на это нет никаких причин. Так, А. Англес говорит о том,что как писателей в начале столетия Клоделя и Жида многое объединяет. Ониоба – из одного поколения (и Клодель это неоднократно подчеркивает в«Переписке» – для него это важно); они служители «подлинного искусства», покрайней мере, себя таковыми считают; у каждого из них не более 300-400читателей: они представляют собой то меньшинство, что является носителемистинной поэзии [Anglès 1985 :2].

Общность во взглядах на произведениеискусства – можно назвать эти взгляды символистскими – действительнозначительно сближает Клоделя и Жида. Заметим кстати, что, по наблюдениюП. Шнайдера, их символизм как писателей скорее взаимодополняющий: если втворчестве Жида, вслед за Клоделем, можно заметить преобладание «водного»элемента, то поэзия и драматургия Клоделя скорее архитектурны, хотяодновременно с этим полны движения, дыхания, ветра и огня [Schnyder: 21-22].Однако один из постулатов символизма как Клоделю, так и Жиду являетсячуждым: оба они, хотя и в разной степени, противостоят идее предпочтенияискусства реальной жизни.

«Яства земные» можно читать в первую очередь какантидекадентский манифест: это книга, прославляющая все природное в борьбепротив всего искусственного. Чуть позже, в 1903 г., Жид напишет в своей статье«О нескольких недавних способах идолопоклонства»: «Некогда существовалопоклонениеидолусмерти–предпочтемжепоклонениежизни...Противопоставлять искусство жизни – абсурдно, потому что искусство можнотворить лишь при помощи жизни. Только там, где жизнь изобилует, можетначаться искусство.

Искусство рождается от прироста, от давления изобилия;59оно начинается там, где жить – недостаточно, чтобы объяснить жизнь.Произведение искусства есть произведение винокурения; художник – винокур.Для одной капли этого утонченного алкоголя нужна громадная сумма жизни,которая в нем концентрируется » [Gide 1999: 56]. Клодель тоже, вне всякогосомнения, в первую очередь – певец жизни, реальности, Божественногоизобилия; недаромгероиня его «Извещения Марии» скажет: «Мир такпрекрасен, и я так счастлива!», и услышит в ответ: «Мир так прекрасен, и я такнесчастен!» (пер.

наш) [Claudel, 2011a: 1000]. Мир Клоделя огромен,бесконечноинтересен,Вселенная–этопрекраснаяиодновременновызывающая трепет площадка для совершения Божественного замысла, и,чувствуют ли себя счастливыми или несчастными клоделевские герои, но ониживут полной жизнью, со всеми ее страстями, вызовами и вопросами. Можносказать, что так же воспринимает собственную реальную жизнь и сам Клодель– и именно потому он нещадный обличитель ухода от реальности ради идеалаискусства, тогда как многие из его современников становятся «...жертвами этогоужасающего идола..., которому столько несчастных посвятили свои жизни.

Аоно (искусство. – Т.К.) – ни цель жизни, ни средство заработка, а способсуществования» [Claudel-Gide: 74].В творчестве Жида, как и Клоделя, жизнь и реальность играютпервостепенную роль; разница же в понимании этой роли писателями – скорее,назовем ее так, богословская. (Отметим, что, в отличие от Жида, Клодельосознает наличие этой разницы довольно поздно). В жизни обоих кризис,обусловленныйчувственностью,грехомплоти,являетсяедвалинеопределяющим: китайский «полуденный раздел» Клоделя и североафриканский– Жида наложили неизгладимый отпечаток на творчество обоих. Однакопереживание этих кризисов оказывается различным, хотя оба писателя иосознают его как грех (Жид, разумеется, в меньшей степени, и потомуподвергает для себя переосмыслению само понятие греха); но если Клодельпройдет через этот кризис, вберет его в себя и всю последующую творческую60жизнь будет переосмысливать его, то Жид останется внутри своего кризиса и,тоже обдумывая и осмысляя его, придет к выводу о том, что его жизненная итворческая задача состоит в том, чтобы не бежать от греха, а доказатьвозможность существования «языческой святости» – святости «ветхогочеловека» – и рассказать о ней миру.

В конечном итоге, именно это и ничтодругое станет причиной разрыва между Клоделем и Жидом. Здесь жепредставляется важным подчеркнуть еще раз то странное сходство, котороерождается из двух столь различных мировоззренческих моделей: и Клодель, иЖид знают ценность реального, ощутимого и осязаемого мира, именно онявляется источником их творчества и они не готовы предпочесть искусствожизни, как делают некоторые их современники. «Поверьте мне, что Вы в ТяньЦзине нисколько не дальше меня находитесь от всякого современноголитературного процесса» [Claudel-Gide: 87], – пишет Жид в 1908 г., вероятно,тоже чувствуя преимущественно именно в этом смысле свою близость сКлоделем: вспомним, что понравившиеся Клоделю «Топи» высмеивали пустотужизни литературных салонов и современной литературы. Впрочем, нужнонапомнить, что отношение Жида к проблеме искусства не исчерпываетсявышеприведенными примерами: оно весьма многогранно и изменчиво.В отличие от Жида, Клодель в своем «Дневнике» положительных оценоктворчеству своего корреспондента не дает.

Однако не стоит видеть в этомнеискренности: ко времени начала их знакомства, на которое как раз иприходится в письмах период самых лестных отзывов о творчестве Жида,«Дневник» Клоделя еще не слишком часто пополняется замечаниями осовременном литературном процессе; а по переписке хронологически вполнеможно проследить некоторое охлаждение Клоделя к творчеству собрата поперу. Так, если мы замечали ранее, что Клодель отдает должное мастерству истилю Жида и очевидно, что делает он это вполне искренне, то со временем этипохвалыстановятсяcкореепрелюдиямик критике содержаниякниг,своеобразным «пряником» в преддверии морализаторского «кнута», и потому,61возможно, менее искренними.

(Это относится, в первую очередь, к«Возвращению блудного сына» и «Тесным вратам»).Немаловажную роль в этом контексте играет тот факт, что в творчестве Жидас 1902 по 1909 г. наступает пауза, период бесплодия, обусловленный событиямибиографическими – неуспехом «Имморалиста», проблемами со здоровьем(преимущественно бессонницей), напряженными любовными отношениями сМорисом Шлемберже, благосклонность которого он делит с А. Геоном, а такжеучастием в любовной интрижке брата писателя, Поля Жида, с актрисойВентура, и, может быть, чем-то еще: так, П.

Массон утверждает даже, что этоткризис связан во многом именно с тесной дружбой с Клоделем и сильным еговлиянием. Не зря Жид записал 6 февраля 1907 г. в « Дневнике »: «Сегодняутром письмо от Клоделя; письмо, полное священного гнева... болезненного дляменя, как лай собаки. Я не могу его вынести и сразу же затыкаю уши. Но всетаки слышу, и с трудом могу приняться за работу» [Claudel-Gide: 71]. Как бы тони было, в период бесплодия, кроме комплиментов критическим статьям Жида,Клодель написать о творчестве друга ничего и не может по причине отсутствияпредмета обсуждения. О «Тесных вратах» 1909 г. его мнение положительно, нов ходе их обсуждения разговор с Жидом в основном ведется о религиознойпроблематике книги; «Изабель», вышедшую в 1911 г.

Клодель похвалил, новесьма сдержанно, а самое крупное произведение Жида тех лет – «ПодземельяВатикана», появившееся в 1914 г., и вовсе стало причиной разрыва междуписателями. После публикации «Подземелий…» ни единого слова похвалы вадрес Жида из уст Клоделя уже не прозвучит. Так, говоря о «Подземельях…» вписьме Ж. Ривьеру от 20 апреля 1914 г., он осудил не только содержательнуючасть жидовского соти, но и пестроту книги с нелепостью ее сюжетных линий,а завершил свой отзыв следующей резкой фразой: «Печальный конец человека,обещавшего совсем иное» [цит.