8 Ahmatova (Материал для сочинения по литературе), страница 2

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, -

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Эти строчки, предпосланные поэме «Реквием», ставшей актом гражданского мужества поэтессы, полно и емко выражают еще одну сторону ее творчества, причастного жизни народа. Через женскую судьбу она сумела эту жизнь воплотить во всем ее трагическом величии.

Еще один важнейший момент для понимания творчества Ахматовой – это его религиозность, христианский характер. Многих современных читателей Ахматовой удивляет ее спокойное приятие страданий и болей. Эти страдания – не только любовные измены и утраты, не только разлука с любимым. Это и ощущение сиротства, потеря ребенка, полное одиночество. «Все души милых на высоких звездах. / Как хорошо, что некого терять / И можно плакать…», - скажет она в одном из поздних стихотворений. В этих строчках – жизнь, полная скорбей и утрат («…некого терять», потому что все потери уже позади, все самое страшное свершилось). Но героиня не ропщет. Слово «хорошо» для многих в этих строчках звучит диссонансом. Но именно в этом «хорошо» и заключено ее христианское мироощущение, мироощущение человека, принимающего боль и страдания, принимающего сиротство и вдовство, потому что это испытания, в которых крепнет душа, постигая Бога. «Слава тебе, безысходная боль», - скажет еще юная Ахматова. Она знает, что «от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца», знает, что только в страданиях, смирении, кротости, прощении человек постигает истину. Именно поэтому Чуковский в ранней статье о ее творчестве называет ее «последним и единственным поэтом православия», наделяя ее «подлинной старорусской душой».

В цикле стихов «Разрыв», написанном в 1934 году, есть стихотворение «Последний тост», пронзительно горькое и в то же время смиренное, стихотворение героини, принимающей без ропота свою судьбу со всем тем, что в ней есть:

Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью, -

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

Зато, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас.

И здесь нет иронии, нет упрека, нет вызова, а есть истинное христианское чувство, предельно искреннее и глубокое, позволяющее вынести все утраты, боли, скорби, лишения и обиды.

Есть у Ахматовой стихотворение, написанное в 1959 году и не вошедшее в основное собрание ее сочинений. Это стихотворение начинается горькими строчками: «Все ушли, и никто не вернулся». По сути, в этом стихотворении она говорит о своем жизненном пути – о «небе в крови», о «проклятом доме» и «проклятом деле». И для Ахматовой это не просто условные поэтические формулы. Ее поколение действительно видело «небо в крови» войн и революций. «Проклятое дело» тоже вполне конкретно: она столько наслушалась о себе и о своей поэзии оскорбительных и жестоких слов, что имела горькое право сказать: «Осквернили пречистое слово, / Растоптали священный глагол». Невозможно воспроизвести всю ту грязь и мерзость, которые были на нее возведены в докладе Жданова, не понимавшего в своем примитивизме, что в лице Ахматовой он поднимает руку на лучшие традиции русской литературы – традиции Пушкина, Тютчева, Толстого, Достоевского. Не зря же она называет стихи «священным глаголом»: понятна связь с пушкинским Пророком, который выполнял великий завет – «Глаголом жги сердца людей». Трагизм творческой судьбы ярко выражен в строчках: «Наградили меня немотою, / на весь мир окаянно кляня». Но не только творческая судьба трагична. Героиня стихотворения знала и другое: «…с сиделками тридцать седьмого / Мыла я окровавленный пол», «Разлучили с единственным сыном, / В казематах пытали друзей, / Окружили невидимым тыном / Крепко слаженной слежки своей», «Обкормили меня клеветою, / Опоили отравой меня»… И страшным финалом стихотворения звучит его последнее четверостишие:

И, до самого края доведши,

Почему-то оставили там.

Любо мне, городской сумасшедшей,

По предсмертным бродить площадям

Здесь поражает одно слово – «любо». Принятие страданий, не просто принятие, но и благодарность за испытания, готовность к ним – вот христианский смысл этого стихотворения и творчества Ахматовой в целом. В ее стихах нет ропота, нет упрека в несправедливости и жестокости, а есть спокойная мудрость христианского смирения. И не зря в этом страшном стихотворении просвечивает образ «городской сумасшедшей» – знакомый всем верующим людям образ Блаженной Ксении Петербургской.

Трагизм женской судьбы, с точки зрения Ахматовой, не столько в том, что женщина живет сердцем – самым ранимым, что есть в человеческой сущности, но и в том, что женщина слишком любит жизнь – простую, конкретную жизнь со всем, что в ней есть – любимым, детьми, домом. Эта трагедия женской судьбы воплощена в стихотворении «Лотова жена» из цикла «Библейские стихи», написанного в 1922-1924 годах и включенных в книгу «ANNO DOMINI».

В стихотворении воспроизведен Библейский сюжет из Книги Бытия – сюжет о том, как были уничтожены города, погрязшие в грехе, – Содом и Гоморра. Однако Ангел предупредил жившего в Содоме праведника Лота о том, что он должен покинуть свой дом навсегда и уйти, не оглядываясь. «Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столбом», - такой эпиграф предпосылает Ахматова стихотворению.

В первых строчках воплощен образ самого Лота, который назван «праведником», спокойно и твердо идущим «за посланником Бога». Он «огромный и светлый», и словно по контрасту с его спокойствием создан образ его жены, в сердце которой громко говорит тревога. Ее переполняет острое желание оглянуться, нарушить запрет, но это не своеволие, не игра, не отсутствие послушания, не дерзость. Оглянуться ей необходимо, не чтобы утвердить свою самость, исполнить свое желание, а для того, чтобы бросить последний взгляд на любимый и навеки покидаемый город. Для нее в этот момент город существует лишь в контексте ее личной судьбы, и хочет она взглянуть в последний раз на то дорогое, что связано с ее прошлым:

На красные башни родного Содома,

На площадь, где пела, на дом, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила.

Последний взгляд бросает она в свое прошлое, которым так дорожит – и «скованы смертною болью, / Глаза ее больше смотреть не могли; / И сделалось тело прозрачною солью, / И быстрые ноги к земле приросли». Нарушившая запрет, послушание женщина наказана. Но есть лишь одно сердце, которое будет ее оплакивать – это сердце лирической героини, потому что ей так понятно это – отдать «жизнь за единственный взгляд».

Истинно женское, гражданское и христианское слились воедино и образовали тот неповторимый сплав, имя которому – лирическая героиня Ахматовой.

Мотивы и темы лирики Ахматовой. Тема любви (материалы для сочинения). Тема любви является центральной в раннем творчестве Ахматовой, занимает значительное место и в ее поздних стихах. Именно в любовных переживаниях реализуется образ ее лирической героини периода «Вечера», «Четок», «Белой стаи».

Это чувство властно и трагично. Оно покоряет всех, словно опаивая сладкой отравой, а после оборачивается мучением и страданием. Любви покорны все – и дикая приморская девчонка, продавщица камсы, и изящная петербурженка, и простая русская баба, которую муж, подозревая в неверности, «хлещет узорчатым, втрое сложенным ремнем», и «канатная плясунья» из цирка, и та условно-сказочная героиня, похоронившая «сероглазого короля». И, несмотря на их различия, любовный сюжет у них одинаков. Это несчастная любовь – либо неразделенная, либо запретная, либо преданная, любовь, несущая страдания и боль.

Но героиня Ахматовой, способная страдать и переживать глубоко и драматично, никогда не бывает в своих страданиях жалкой. Чувство собственного достоинства присуще ей, и оно делает ее незабываемой для предавшего возлюбленного. Он то вздрогнет во сне, потому что первый ласковый луч солнца, коснувшийся его лица, напомнит о поцелуе любимой, то застынет вдруг, не понимая, что так сжимает душу, какие воспоминания прошлого так пронзительны и сладостны.

А героиня, словно предчувствуя будущее, предчувствуя непрочность новой связи, нового чувства своего избранника насмешливо и гордо заявляет:

Когда же счастия гроши

Ты проживешь с подругой милой,

И для пресыщенной души

Все станет сразу так постыло –

В мою торжественную ночь

Не приходи. Тебя не знаю.

И чем могла б тебе помочь?

От счастья я не исцеляю.

Она действительно становится для своего бывшего возлюбленного «вечной памятью», но и в ее сердце остается отметина от пережитого чувства. Чувства ахматовских героев столь сильны, что «земля для двух людей мала», что память становится «огненным недугом», пыткой, а «неизбежные глаза» утраченного любимого по-прежнему смотрят в душу.

Любовный сюжет ранних стихотворений Ахматовой всегда драматичен, но никогда не впадает в излишнюю патетику. После страшного объяснения, когда «он вышел, шатаясь», когда героиня бежит за ним со страшными словами: «Уйдешь, я умру», - после того, как ситуация доведена до кульминации страдания, напряжения чувств, наступает развязка, мгновенная, но не возвышенно-драматичная, а простая и страшная в своей простоте: «Улыбнулся спокойно жутко / И сказал мне: «Не стой на ветру». В этой обыденной фразе действительно заключена развязка ситуации. Но развязка, лишенная романтической эффектности – и в то же время горькая, потому что она передает гибель чувства.

Это стихотворение («Сжала руки под темной вуалью…», 1911, «Вечер») – по сути дела маленькая лирическая повесть, взятая в момент кульминации. Но читатель способен восстановить весь лирический сюжет целиком – сюжет любви-противостояния, любви-конфликта, когда героиня, которая «терпкой печалью напоила его допьяна», поняла вдруг, что наступил тот критический момент, когда он предпочтет разрыв страданиям и мукам близости. И он действительно уходит, уходит навсегда, произнеся со «спокойно-жуткой» улыбкой обыденно-холодную, отчужденно-вежливую фразу: «Не стой на ветру». Психологически эта фраза найдена абсолютно точно - фраза души, опустошенной страданием, в которой не осталось ни капли сил, которая выбрала мертвый покой.

Чуковский говорил об этой необыкновенной способности Ахматовой, о ее даре беллетриста, такими словами: «Возьмите рассказ Мопассана, сожмите его до предельной сгущенности, и вы получите стихотворение Ахматовой». Беллетристичность любовных сюжетов, выразительная, психологически точно найденная деталь, способная передавать внутреннее состояние героини, – в этом яркая индивидуальность ахматовской лирики.

Драматичность сюжетов ранней любовной лирики обусловлена самыми разными жизненными причинами – изменой, охлаждением, запретностью чувств. А иногда причина конкретно не названа, но невозможность, несбыточность счастья звучит остро и горько в стихах Ахматовой. В 1917 году написано стихотворение «Мы не умеем прощаться…». И снова, как в стихотворении «Сжала руки под темной вуалью…», мы видим лирическую повесть, взятую в момент наивысшего напряжения. Герои бродят по зимнему городу, не в силах расстаться. Сумерки, задумчивость, молчание. Неосознанно идут они в церковь, где перед их глазами предстают картины человеческой жизни, воплощенные в православных таинствах – «отпеванье, крестины, брак». Эта обычная жизнь, в которой есть любовь, семья, рождение ребенка, смерть, вера – эта жизнь, простая и счастливая, для них недоступна. И это ощущение невозможности, недоступности простого человеческого счастья передано в последней строфе стихотворения:

Или сядем на снег примятый

На кладбище, легко вздохнем,

И ты палкой чертишь палаты,

Где мы будем всегда вдвоем.

И этот рисунок дома, «где мы будем всегда вдвоем», не просто рисунок, а рисунок на снегу, да еще и на кладбищенском снегу, столь зыбкий и непрочный (трудно было бы найти более выразительные детали, чтобы показать это), словно говорит о невозможности, недоступности простого человеческого счастья для героев.

Несбыточность, невозможность, неосуществимость любви – вот основная характеристика этого чувства у героини Ахматовой. Если в ранних стихотворениях у этой неосуществимости еще есть конкретные причины, то в зрелом творчестве их нет. И это делает драму любовных переживаний героини более напряженной и страшной. У Ахматовой даже в лексике ее любовной лирики появляются слова, изобретенные ею, – «невстреча», «нескрещенные взгляды», «непосылка поэмы». Образ, предвосхитивший эти находки зрелого творчества, - «цветы небывшего свиданья», появившийся в ее раннем стихотворении. В цикле «Шиповник цветет», в который включены стихи 1946-1961 годов, есть удивительные строчки, говорящие об обреченности чувства: «Мне с тобою как горе с горою… / Мне с тобой на свете встречи нет». Эта прерванность, недоговоренность известной пословицы, завершенной многоточием, создает эффект обреченности. Ведь пословица гласит, что гора с горою не сходятся, а человек с человеком когда-нибудь неизбежно встретятся. Перефразируя пословицу и тем самым ее отрицая, Ахматова как бы как бы входит в конфликт с народной мудростью, опытом поколений, показывая невозможность, несбыточность своей любви.

И героинь из мировой литературы она выбирает под стать себе, под стать своему чувству – сильных, страстных и несчастных в любви. Одна из любимых ею героинь – Дидона, возлюбленная Энея, покинувшего ее против своей воли, потому что судьба и чувство долга вели его прочь. Голосом Дидоны говорит она о муках своей любви. Страшно звучат слова: «Был недолго ты моим Энеем, - Я тогда отделалась костром». В них – и та страшная боль, переживаемая оставленной женщиной, по сравнению с которой муки огненной смерти – ничто («отделалась костром»), и неизбежность, повторяемость этой истории в веках – сейчас все так же, как и тогда, в античной древности. У Ахматовой в набросках есть горькие строчки: «Ромео не было. Эней, конечно, был». Не в существование конкретного литературного персонажа верит или не верит ее героиня. В образе Ромео воплощена идея самоотверженности мужчины, для которого любовь – это главное в жизни. И именно в этот сюжет, в такого героя Ахматова не верит. Эней – совсем другое дело. Сильный человек, человек долга, который оставляет возлюбленную, потому что он должен это сделать, потому что так велят обстоятельства, судьба, долг… Этот сюжет – вечный и реальный.

Женщины же у Ахматовой совсем иные.

Ее героиня – Клеопатра, но не та, которая в зените своей славы и красоты покоряла сердца и отнимала жизни, а Клеопатра, потерявшая Антония и утратившая интерес к жизни. Ее не волнует собственная судьба, не волнует то, что завтра ее, как рабыню, «в триумфе пошлет пред собой» безжалостный Август, что завтра «детей закуют». Жизнь без любимого для нее невозможна, и поэтому ядовитую змею она кладет на грудь «равнодушной рукой» (у Ахматовой образ «черная змейка» – не страшный, обыденный, словно увиденный глазами героини, которая равнодушна к смерти и сама сделала выбор).

Ее героиня – Лотова жена из «Библейских стихов», которая ценит даже память любви выше жизни и отдает жизнь «за единственный взгляд».