73565 (Система оппозиций в романе Замятина "Мы" как отражение диалектичности сознания героя), страница 5

Отметим еще одну особенность словесной организации повествования: зачастую Д-503 непосредственно «от себя» обращается к читателю, предваряет или разъясняет события. Это легко объяснимо особенностями адресата творчества Д-503. он пишет для читателя, который совершенно не знает устройства жизни в Едином Государстве, поэтому вполне уместно обращение к читателю с целью объяснения некоторых моментов: «… я просто боюсь, что какой-нибудь икс останется в вас, неведомые мои читатели. Но я верю – вы поймете, что мне так трудно писать, как никогда ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие – для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных их диким, отдаленным предкам»(313). Но в обращении к читателю можно увидеть и жанровую особенность: антиутопия (как и утопия) – пороговый жанр, балансирующий на грани реальности и художественного вымысла.

Собственно повествование Д-503 – это отражение его двойничества: повествование жителя Единого Государства, требующее точности, логичности в построении фразы, оформление собственной мысли, и система, отражающая стихийность, неорганизованность, нелогичность мышления нового, рождающегося Д-503. Собственно второй тип повествования связан с появлением I-330. Именно с этого момента в его записях, раннее отличавшихся логичностью, последовательностью, появляется многоточие, символизирующее остановку в движении мысли. Функция многоточий важна: они отражают силу чувств, охвативших Д-503 и разрушивших логичное течение мысли.

Так как Д-503 меняется, то меняется и его сознание, а вместе с ним – построение его мыслей , речей. Если раньше мысль – логически правильное умозаключение, сейчас – некий пунктир. Ему трудно связать нахлынувшие на него новые ощущения: «Поймите же: я не хотел… - пробормотал я… - я всеми силами…» (358).

Еще один элемент, появившийся с момента знакомства с I-330, выглядит так: --. Этот знак Д-503 использует, когда описывает явление, название которому он не знает: «Я не позволю! Я хочу, чтоб никто, кроме меня. Я убью всякого, кто… потому что вас - я вас - -» (344). Вполне понятно, что слово «любовь» не относится к активному лексическому запасу жителей Единого Государства, поэтому Д-503 и не знает, как назвать это нахлынувшее на него чувство. Интересно, что понятия «любовь», «ревность» Д-503 использует, но он никогда не применяет их по отношению к себе. Он знает, что есть нечто, называемое любовью, но как назвать то, что оно чувствует – любовь это или нет – он не знает.

Этот знак (--) используется и в другой функции: знак прерывающейся мысли, когда нет желания погружаться в мир инакомыслия: «… ведь я знаю, у ней не хватит силы пойти в Бюро Хранителей и, следовательно --» (382).

Очень часто для описания нахлынувших на него ощущений он обращается к системе мышления, хорошо ему знакомой, пытаясь в ней найти определение нового явления, чувства: «Как рассказать то, что со мной делает этот древний, нелепый, чудесный обряд, когда её губы касаются моих? Какой формулой выразить этот, все, кроме неё, в душе выметающий вихрь?» (349). Помогает выразить возникшее новое чувство метафора, поэтому её так много в повествовании Д-503. «Я потерял руль. Мотор гудит вовсю, аэро дрожит и мчится, но руля нет, - и я не знаю, куда мчусь: вниз – и сейчас об земь, или вверх – и в солнце, в огонь» (420). С появлением в его жизни действительно дорогого человека он начинает использовать в речи эпитеты («милая»).

Но в его повествовании явно сохраняются те черты, которые были свойственны нумеру Д-503 – строителю «Интеграла». С первых страниц романа мы вступаем в мир перевернутой, наоборотной этики, извращающей подлинный, традиционный смысл слов, в поэтике это называется оксюморон сочетание противоположностей: «благодетельное иго разума», «долг заставить быть счастливым». «любовь - жестокость». Это не только семантическая операция – это покушение на глубинные культурные основы.

Интересно проследить особенности диалога Д-503 и I-330. В обращении девушки явно скрыта ирония, основанная на понимании абсурдности воззрений Д-503 . Это некая игра, когда, оперируя его категориями мышления, I-330 ставит Д-503 перед неким парадоксом, ставящим под сомнение высказанную мысль. I-330 не спорит, не доказывает, она предпочитает поставить его в некую проблемную ситуацию, выражающуюся в столкновении идеологии Единого Государства и ценностей иного порядка.

Итак, пред нами система оппозиции, восходящая к одной: Единое Государство – Лес за Зеленой Стеной. Именно через систему оппозиции и происходит разрушение утопической модели в романе.

Е. Замятин не скрывает: ситуация трагична. Ибо одурманенные идеологической обработкой, потерявшие бдительность люди могут по своей воле сделать необратимый шаг, следствием которого будет ампутация души. Роман кончается словами - основными положениями его точки зрения: «…разум должен победить». Это слова трагической иронии: за победу такого разума человеческий мир должен будет заплатить слишком большую цену. Е. Замятин выступил против самоубийства человечества.

Прогресс знания – это ещё не прогресс человечества, а будущее будет таким, каким мы его сегодня готовим. Вопрос антиутопии – каким будет будущее, если настоящее, меняясь лишь внешне, материально, захочет им стать. Антиутопия проецирует утопическую мечту в реальность как возможность осуществления. Причем, естественно, в ту реальность, которую наблюдает. «Мы» - роман о будущем, но это не мечта, не утопия, а антиутопия. В нем проверяется состоятельность мечты, на протяжении веков сопутствовавшей человеческой цивилизации и теперь прорастающей реальностью. Е. Замятин не придумывал последствий - он их различил в действительности, обещавшей светлое будущее и в своей каждодневности обгонявшей самую мрачную фантастку.

Очень часто мерой антигуманности реализованной утопии оказывается неспособность понять ценность или постичь смысл традиционной литературы. Если утопии предлагают читателям вглядеться в мир, который раньше или позже станет для них своим, дистопии побуждают читателей рассмотреть мир, в котором им никогда не будет места. Может быть, самая страшная запись романа – последняя, описывающая смерть литературы. Глядя на свою рукопись, лоботомизированный повествователь не узнает свою работу и не может понять смысла нового открытия мира литературы и своих предков – то есть нас. «Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал - или воображал, что чувствую это?» (461).

Конец «Мы» - это конец нас. Е. Замятин побуждает читателей представить себе мир без них, мир, где, как он однажды предсказал, «у… литературы только одно будущее: её прошлое». Попытка реализации утопии обернулась трагедией. Означает ли это, что утопия – бесчеловечный обман, и мир должен отказаться от неё? Утопия дает человеку и обществу стимул к саморазвитию, к постоянному движению. Идея «золотого века», «рая на земле» прекрасна, быть может, именно в своей неповторимости.

В романе «Мы» нет именно этой любви к ближнему. Нет любви в любом её воплощении. С одной стороны, в Едином Государстве все – единый механизм, и нет места проявлению индивидуальности со знаком «-» (эгоизму, тщеславию, зависти, себялюбию, самолюбию и т. д.), но с другой стороны, там нет места и любви к ближнему, чувству взаимопомощи, состраданию, которые подменены подозрительностью, шпионством, доносительством. В Едином Государстве нет места той соборности, которая характерна для русской культуры, для русской души. Возникает следующая аналогия: модель мира, приведенная в романе, где нет места личному, неповторимому, нет места «Я», полярна модели, которая возникает в последних снах Раскольникова, где нет места связи, сцеплению, общности, объединению. Обе они – разные формы проявления одного и того же – расчеловечивания человека и мира.

Заключение

Мы отметили, что утопия и антиутопия – есть соотношение жанра и антижанра; именно это лежит в основе жанровой характеристики утопии и антиутопии. Обратившись к анализу утопического сознания в России, мы отметили, что оно органично соединяло народные представления, связанные с языческими верованиями, и христианское учение. Нами выделено несколько мотивов: поиск благодатной земли (миф о стране с молочными реками и кисельными берегами и христианское повествование об утерянном рае); поиск идеального правителя (народные представления о царе «от нищеты» и христианское учение о царе – наместнике божьем).

Двадцатый век принес надежду на воплощение утопической мечты в реальности: новая власть может оказаться искомым долгие века идеальным правителем. Да и возникновение желанной страны – райского места – возможно на земле, так как человек достиг такого научного совершенства, что решил переустроить землю по своему усмотрению, желанию. Мечта о благословенной земле несколько трансформировалась по сравнению с 5 веком. В 20 веке утопическая мечта включает в себя идею создания второй природы – машинного рая – через тотальное разрушение прежнего миропорядка.

Чем может обернуться возможность воцарения «идеального правителя», воплощающего народную мечту, и реализация в реальности машинного рая – вот вопрос, тревоживший Е. Замятина.

Эта тема находит своё выражение уже в раннем творчестве Е. Замятина, где он анализирует особенности русского патриархального сознания («Уездное», «Алатырь»). Техника, цивилизация интересует его пока лишь как реальность западного мира («Островитяне», «Ловец человеков»). Но после приезда в Россию, он видит предвещание подобного и на родине. Роман «Мы» - отражение тревоги Е. Замятина перед возможным будущим России. «Предупреждением о двойной опасности, грозящей человечеству: гипертрофированной власти машин и гипертрофированной власти государства» назвал свой роман Е. Замятина. Век 20 создает свой утопический миф, который порождает новое искусство, новую этику, новое отношение к миру. Наука меняет самого человека, его сознание. Всеобщее равенство и безграничная вера в разум, науку, технику в силах поработить человека и, что самое страшное, изменить его природу, убить человеческое в человеке. Человек поверил в себя, решил, что с помощью технического прогресса ему будут подвластны любые высоты. Опасно то, что, принимая на себя функции Бога, он способен разрушить общество, человека, жизнь в целом.

Об этих опасностях и пишет Е. Замятин. Ему важно показать, что в условиях Единого Государства человеческое существование невозможно: он либо уходит в леса, отдаваясь во власть инстинктов, либо техника уничтожает в нем все человеческое. Культура в подобном государстве может существовать только в качестве рудимента, отголоска былого могущества, памятника созидающей культуры прошлого. В Едином Государстве культура подменена культом разума, гармония заменена числом. Математический подход применяется к этическим категориям: человеческая смерть рассматривается как ничтожно малая часть огромного государства.

Опасность засилия техники, изменения человеческих ценностей существовала и в 19 веке, но только со времени ошеломляющего роста техники этот вопрос становится актуальным. Культура 20 века дала заказ на антиутопию, пародирующую технические утопии эпохи. Вспомним М. Булгакова и «Роковые яйца», «Собачье сердце»; А. Толстого и «Гиперболоид инженера Гарина», А. Платонова с «Чевенгуром».

Подводя итоги, отметим, что Е. Замятин во многом опередил время, предсказав возможное ужасное будущее, которое в той или иной степени стало реальностью. Е. Замятин был одним из первых, но не единственным, в результате чего можно сделать вывод о возможном дальнейшем изучении поставленной темы в новых ракурсах, подходах, в ином контексте.

Библиография

Замятин Е. И. Избранные произведения /Вступ. ст. В. А. Келдышева. – М.: Сов. писатель, 1989. – 264 с.

Достоевский Ф. М. Преступление и наказание. – М.: Славянка, 1993. – 335 с.

Оруэлл Дж. 1984: Пер. с англ. – М.: Текст, РИК «Культура», 1991. – 428 с.

Хлебников В. В. Избранное. – М.: Сов. писатель, 1989. – 238 с.

Мифы народов мира: В 2 т. – М.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997.

Айзерман Л. С. Русская классика накануне 21 века // Литература в школе. – 1997. - № 1. – С. 11-117.

Акимов В. М. На ветрах времени: Очерки. – Л. : Дет лит., 1991. – 286 с.

Альфонсов В. Н. Нам слово нужно для жизни. – Л.: Сов. писатель, 1984. – 248 с.

Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. – Изд. 4. – М.: Сов. Россия, 1979. – 320 с.

Белая Г. А. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. – М. : Сов. писатель, 1989. – 400 с.

Бердяев Н. А. Судьба человека в современном мире // Новый мир. – 1990. - № 1. – С. 207- 232.