73565 (Система оппозиций в романе Замятина "Мы" как отражение диалектичности сознания героя)

Введение

Начало 20 века воспринимается многими, как время реализации в жизни утопических моделей. Одним из первых, увидевших опасность осуществления мечты о всеобщем равенстве, техническом совершенстве общества будущего, всеобщем счастье, был Е. Замятин. Его роман «Мы» - первое произведение, в котором черты жанра, пародирующего утопию, воплотились со всей определенностью. «Мы» - становление антиутопии. Если назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобы указать миру путь к совершенству, то задача антиутопии – предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути.

Роман Е. Замятина «Мы», написанный в 20-е годы, пришел к читателю в последние годы. Это обусловлено особенностями тематики антиутопии, в которой многие советские критики увидели памфлет на социалистическую реальность. Судьба романа была осложнена отъездом Е. Замятина в 1931 году на лечение за границу, где он и умер в нищете, так и не сумев вернуться домой.

В последние десятилетия появляются издания избранных произведений Замятина, видны результаты современного литературоведения: появление многочисленных статей, посвященных его творчеству. Но необходимо отметить малочисленность работ, касающихся жанровой специфики романа, его символики, его места в контексте русской и зарубежной литературных традиций.

В связи с этим нами определена цель данного исследования: изучение принципов художественной трансформации утопической модели, которые обнаруживают её несостоятельность и обусловливают перерождение утопии антиутопию.

Для достижения поставленной цели нам необходимо решить следующие задачи:

- определить особенности утопического мышления, получившего выражение в литературном жанре утопии;

- проанализировать особенности взаимоотношений утопии и антиутопии, определить жанровые границы;

- вывить художественные приемы и способы построения текста, служащие цели обнаружения невозможности реализации утопии.

В нашей работе мы опирались на общую теорию жанра М. Бахтина; концепции жанровой характеристики утопии и антиутопии в работах Г. Морсона, Г. Гюнтера; теорию оппозиций Ю. Лотмана; учитывали особенности утопического мышления и контридеологии, выявленные Е. Шацким. При анализе утопического мифа 20 века мы обращались к работам Н. Хрящевой, Р. Дуганова, Г. Белой, А. Воронского. В разработке проблематики романа «Мы» были использованы статьи В. Акимова, Г. Мурикова, И. Шайтанова, Л. Григорьевой, И. Делекторской, М. Нянковского, Л. Айзермана, В. Шкловского. Были проанализированы философские труды Н. Бердяева, С. Булгакова.

Целью и задачами обусловлен выбор методов исследования (анализ литературы по проблеме исследования, метод оппозиций, метод сравнения) и путь исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Система оппозиций в романе «Мы» как отражение диалогичности сознания героя

Не возникает сомнений в том, что роман Е. Замятина «Мы» - антиутопия. «Мы» - это и есть название жанра (о воссоздаваемых антиутопистами мирах нельзя сказать в 3-ем лице – «они»). Утопия всегда социометрична, антиутопия – персоналистична. Утопия всегда рисует идеальное общество глазами случайного наблюдателя, не принадлежащего к этому миру, поэтому вполне обоснованно употребление местоимения «они», показывающего дистанцию между наблюдателем и сплоченным целым жителей страны мечты.

Антиутопия рисует «идеальный» мир изнутри, с позиции человека, принадлежащего к этому миру, поэтому так частотно употребление местоимения 1-го лица множественного числа в антиутопии. Мы уже увидели, что Замятин ставит его в название своей утопии. Утопическая модель дана через восприятие жителя Единого Государства, и именно в его сознании происходит разрушение утопии. Внутренний мир Д-503, его душа, сознание становятся полем битвы утопических и антиутопических идей.

Перед нами откровения в виде дневниковых записей жителя Единого государства. Почему была выбрана форма дневника? Как мы уже отмечали, антиутопия не просто показывает «идеальный» мир глазами его жителя – она разрушает это счастливое общество, делая человека мерой познания и оценки «идеальности», и дневниковые записи здесь очень уместны. В этом исповедальном жанре возможно наиболее полное раскрытие терзаний, мечтаний пробуждающейся души, признание собственных заблуждений, отражение мятежных мыслей? Что самое главное, здесь герой имеет возможность просто быть самим собой. И если антиутопия делает человеческую душу полем битвы идей утопического идеального государства и истинными человеческими ценностями, человеческой природой, то именно форма дневника идеальна для отражения баталий в душе его автора. Его конспекты – тончайший сейсмограф душевных изменений, потрясений. Отметим и тот факт, что герою не всегда понятны происшествия в его внутреннем мире, некоторые события внешнего мира – все то, что не согласуется с идеологией Единого государства. Д-503 живет определенной системой ценностей, и категории, не принадлежащие а ней, не всегда ему понятны, и здесь дневник необходим. Записи – это рефлексия Д-503, попытка понять новое, происходящее в нем самом.

Отметим, что «Мы» - это роман в романе: произведение Е. Замятина включает в себя дневниковые записи Д-503, поэтому необходимо четко разграничить автора и повествователя. Судьба Д-503 перекликается с судьбой самого писателя и его окружения. Неслучайно в одном из писем того времени Замятин упоминает, что слушатели романа воспринимают его Д-503 кое в чем, как голос самого писателя. Но нельзя отождествлять позицию автора и позицию Д-503 (например, как это делали некоторые критики, отождествляя героев Зощенко с ним самим). Выбор Д-503 не совпадает с точкой зрения автора. Если герой так или иначе делает выбор в пользу Единого государства, то автор, несомненно, делает иной выбор. Он проверяет Д-503, ставит некий эксперимент: подвергается ли природа человека необратимой порче в условиях Единого Государства? Или ещё прямее: согласится ли человек отдать свою свободу в обмен не чечевичную похлёбку гарантированного «среднеарифметического» счастья? Чтобы понять результаты такого эксперимента обратимся к анализу романа.

«Мы» - произведение, построенное на оппозициях. Д-503 – человек, воспитанный идеологией Единого Государства, но именно ему приходится столкнуться с чем-то необъяснимым, заставляющим его усомниться в идеальности существующего строя.

Первоначально Д-503 «и душой, и телом» принадлежит Единому Государству. Но вот в его жизни начинают происходить события, вызывающие особые, не подвластные контролю разума чувства.

Первым толчком скажется сообщение «Государственной газеты» о готовящемся комическом полете «Интеграла». Единое Государство допустило ошибку, чрезмерно активизируя эмоциональность верноподданнических волнений, вызвало цепь последствий, нарушило сбалансированное существование, привело в незапланированное движение внутренний мир Д-503. Как тонко спародирована модель утопического жанра! получается, что утопию разрушает то, что является её неотъемлемым атрибутом – пафос. Восхищение объектом убивает сам объект восхищения!

Волнения в душе усиливаются ещё и весной. «Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы – ежеминутно проводишь по ним языком – и, должно быть, сладкие губы у всех встречных жителей (и мужчин тоже, конечно). Это несколько мешает логически мыслить…»(308)¹. Природу изолировали, но она есть, и частичка её в каждом из нас. Природное в человеке неуничтожимо. Возможно подавление, но рано или поздно происходит пробуждение природного начала в человеке.

До определенного момента в Д-503 все было в определенной пропорции: разум, разум и ещё раз разум, который подавлял чувства. Но вот Единое Государство во временном единстве с природой обращается к этой подавляемой стороне Д-503. восхищение, преклонение, вызванные к жизни Единым государством, плюс некое возбуждение, радость, вызванные силами природы – чаша весов, на которой покоятся чувства, начинает перевешивать чашу весов с разумным началом.

В своем первом конспекте Д-503 многократно повторил фразу: «Я пишу это – и чувствую: у меня горят щеки…» (307). Собственно антиутопия начинается именно с этого момента: горящие щеки – отражение силы чувств, которые рано или поздно разрушат иго разума, разрушат утопию. Некое равновесие нарушено, чувства выходят из-под контроля разума. Но логическое, разумное начало Д-503 подстерегает ещё один удар – встреча с I-330: «Но не знаю – в глазах или бровях – какой-то странный раздражающий икс, и я никак не могу его поймать, дать ему цифровое выражение» (311). Наверное, самое страшное для ученого, математика – икс, которому нельзя найти значение. Оказывается, есть что-то, неподвластное силе разума. С этой встречи для Д-503 начинается знакомство с иным миром, который недоступен разумному познанию. «Ведь я теперь живу… в древнем, бредовом, в мире корней из минус-единицы…» (387). Героя с самого начала раздражает корень из минус-единицы тем, что находится вне ratio. «… в школьные годы, когда со мной случилось корень из -1… Однажды Пляпа рассказал об иррациональных числах - и, помню, я плакал, бил кулаками об стол и вопил: «Не хочу корень из -1! Выньте из меня корень из -1». Этот иррациональный корень врос в меня, как что-то чужое, инородное, страшное, он пожирал меня – его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он был вне ratio» (322). Перед нами одна из основных оппозиций в сознании Д-503: рациональное, идущее от Единого Государства, столкнулось с иррациональным, которое было всегда, но подавлялось, а с появлением I-330 активизировалось. С её появлением Д-503 начинает всё чаще беспокоить призрак - корень из -1. Заметим, что уже с самого начала герой досадует по поводу носов, которые при всей одинаковости номеров имеют разные формы; по поводу личных часов, которые каждый проводит по-своему. Все это мешает организованности, упорядоченности в жизни, но более всего его пугает мир за Зеленой Стеной. За ней царит стихия природы, и солнце там совсем другое: «Солнце.. не было наше, равномерно распределенное по зеркальной поверхности мостовых солнце: это были какие-то живые осколки, непрестанно прыгающие пятна, от которых слепли глаза, голова шла кругом…» (409).

Но не только солнце пугает Д-503: «… из необозримого зеленого океана за Стеной катился на меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев – встал на дыбы – сейчас захлестнет меня, и из человека – тончайшего и точнейшего из механизмов – я превращусь… Но, к счастью, между мной и диким человеком – стекло Стены… Человек перестал быть диким человеком только тогда, когда мы построили Зеленую Стену, когда мы этой стеной изолировали свой машинный, совершенный мир – от неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных…» (368). Но отметим тот факт, что у Д-503 волосатые руки – важная деталь, знак того, что и в нем течет капля лесной крови. Итак, заявлена ещё одна оппозиция: организованность, упорядоченность, идущие от Единого Государства, и стихийность, буйство, ассоциирующиеся с миром за Зеленой Стеной.

Следующее столкновение в сознании Д-503 связано со знакомством с музыкой Скрябина. Скрябин был для Замятина символом духовности, что подтверждает его более ранний рассказ «Пещера». В рассказе есть противопоставление: «тот, давний, со Скрябиным, какой знал: нельзя, - и новый, пещерный, какой знал: нужно».² Пещерный идет на воровство, убивая внутри себя прежнего, который любил Скрябина. Здесь Скрябин – символ некой духовности, культуры. Нам кажется, эта символика уместна и в отношении романа «Мы». I-330 знакомит Д-503 с миром культуры, которой не было места в мире единого государства. В Едином Государстве особая культура – культура разума, где нет места стихийности, вдохновению. Здесь всё чётко, логично, разумно. Это культура четырех действий арифметики, красота геометрической правильности. I-330 через музыку Скрябина знакомит Д-503 с миром духовности, которой лишена культура Единого государства, признающая только разум.

В романе музыка Скрябина – не только духовность, но и символ иррациональности, непознаваемости, воплощение гармонии, не проверяемой алгеброй. «Села, заиграла. Дикое, судорожное, пестрое… и, конечно, они, кругом меня, правы: все смеются. Только немногие… но почему же и я-я? Да, эпилепсия – душевная болезнь – боль.. Медленная, сладкая боль, укус – и чтобы ещё глубже, ещё больнее. И вот, медленно – солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи – нет: дикое, несущееся, палящее солнце – долой всё с себя – все в мелкие клочья…» (318).

С момента, когда Д-503 услышал музыку Скрябина, происходят изменения, которые он не может понять и называет болезнью. Мотив болезни пронизывает весь путь терзаний Д-503. но пока это только временное недомогание, к осознанию своего состояния, как болезни, Д-503 придет несколько позднее.

Ощущение утраты равновесия ещё более усугубляется в герое романа после посещения Древнего Дома. И облако на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутри дома, который герой едва переносит, - всё это приводит его в смятение. Что же составляет внутреннее убранство Древнего Дома? Это музыкальные инструменты, древние книги, статуя Будды – символ религии (причем одной из самых древних мировых религий), бюст А. С. Пушкина – всё то, что мы называем культурой. Знакомство с Древним Домом – приобщение Д-503 к культуре, но культура пугает его своей стихийностью.

Именно в Древнем Доме происходит разговор о роли искусства в прошлом и в идеологии Единого государства. Великие художники были властителями умов лучшем смысле этого слова. «Это были владыки посильнее их коронованных». I-330 продолжает фразу: «отчего они не изолировали, не истребили их? У нас…» (326). Многоточие. В Едином государстве поэзия не является отражением эпохи. Она отражение идеологии. Осознав силу воздействия искусства на массы, единое государство ограничило его определенными рамками, исключив свободомыслие. Но нельзя и пускать такое средство овладения умами людей, поэтому поэты творят исключительно для государства и ради него. Неслучайно в тексте Манифеста, объявлявшего о предстоящей плане ной экспансии, первым средством захвата названо именно оно: «Прежде оружия мы испытаем слово» (307). В романе есть сцена казни ослушника, преступление которого состоит в написании стихов: «Неслыханное преступление: кощунственные стихи, где Благодетель именовался… нет, у меня не поднимается рука повторить» (338). Полемика о свободомыслии и выражении идеологии в искусстве.