Контрольная работа №2 - Реконструкция журналистского поиска, страница 6

— Не знаю.

— А я вам скажу — ни на что. Забудьте о нем раз и навсегда.

В середине нулевых в России появилась забавная услуга для тех, кто жаждет сказать «прости и прощай» своему партнеру, но не хочет делать это самостоятельно. За сходную цену специально нанятые люди встретятся с объектом и сообщат неприятные новости за вас. Несколько подобных компаний потихоньку растворилось на быстро меняющемся рынке, но кто-то функционирует до сих пор. В одной из них, в «Фирме расставаний» (название изменено. — «РР»), мой приятель заключает договор на расставание со мной. Честно говоря, я думала, что договором будет какая-нибудь условная филькина грамота, но нет, все официально: реквизиты компании, печать, подписи сторон и даже кассовый чек. Цена удовольствия — 1499 рублей, телефонный звонок или электронное письмо обошлись бы еще дешевле: 499 рублей и 199 рублей соответственно. 

Разлука: мастер-класс

Наша с мнимым коварным возлюбленным история звучит так: встречались два года, разошлись, но она (то есть я, дура и истеричка) думает, что не все еще кончено, а у него между тем уже другая…

Перед встречей я смотрю одну из серий культового американского мультсериала «Симпсоны». Глава одиозного семейства Гомер обнаруживает в себе талант «расставальщика», организует «Службу счастливого завершения отношений» и даже патентует «систему нежного разрыва», в которую входят, в том числе, выпивка, лесть и мороженое.

Примерно этого я и жду. Лести и мороженого. Жду, что меня сейчас будут успокаивать, жалеть, держать за руку — в переносном, а может быть, и в прямом смысле — уверять, что я самая прекрасная в мире и буду очень счастлива без этого козла… В общем, преподнесут неприятную новость в самой усвояемой форме.

— Анна? — Встреча происходит в кафе. По легенде здесь мне назначил встречу мой вероломный мужчина, а вместо себя прислал сотрудника компании. «Вот скотина какая», — мельком думаю я, на секунду представив, что это все правда.

— Вы меня не знаете, я здесь по просьбе Михаила Цветкова. Он попросил передать вам кое-какую информацию.

«Разлучник» деловит и недружелюбен. Монолог явно идет по накатанному сценарию. Некоторое время тратится на то, чтобы убедить клиента, что это не розыгрыш: мысль про чью-то глупую шутку наверняка приходит в голову практически каждой брошенке.

Следующий блок выглядит примерно так: все бесполезно, надежды больше нет, а Михаил не желает меня слышать больше никогда. Сообщается это все с прохладцей. Никаких попыток подсластить пилюлю я не замечаю — из формулы «прости и прощай» мой визави явно вычеркнул первую часть.

Я закрываю лицо руками, раздумывая, как должна реагировать экзальтированная барышня.

— Если это правда, то я просто не знаю…

Ловлю на себе выжидательный взгляд.

— …не знаю, как дальше без него жить.

Натужно всхлипываю, ощущая себя актрисой районного театра при доме культуры, уволенной за профнепригодность.

— Мне остается только броситься с моста…

— А, это пожалуйста. Это меня уже не касается.

Все-таки переживать личную драму на глазах абсолютно чужого равнодушного человека, наверное, не очень приятно. Точнее, наверняка очень неприятно. Я накручиваю себя, чтобы разозлиться. Хотя бы за тех, кого бросали до меня.

— Мне сейчас больше всего хочется вас ударить, — почти честно говорю я.

— Ударите — я на вас заявление напишу.

Пихаю собеседника кулаком в плечо.

— Ну что? Пойдете заявление писать?

— Да ла-а-дно, — в голосе появляется неожиданное благодушие. — Если вам так легче, можете даже повторить еще разок.

На этой миролюбивой волне даже предпринимается первая (и последняя) попытка меня утешить:

— Вы довольно привлекательная девушка, а в Москве живет 11 миллионов человек, из них половина — мужчины… Подумайте, какие перспективы перед вами открываются!

Казалось бы, вот они — лесть и мороженое, но произносятся эти слова слишком дежурно, чтобы оказать какое-то действие. Таким незаинтересованным тоном банковский автоответчик говорит «ваш звонок очень важен для нас».

Мне хочется спросить, почему он выбрал именно такой тон. Не думаю, что это случайность: сотрудник кажется здравомыслящим человеком. Я сознаюсь, что работаю журналистом, и предлагаю поговорить. Градус недружелюбия резко повышается:

— Разговаривать с вами у меня нет никакого желания. Вы плохой журналист и халтурно работаете. — Так и знала, что всхлипывания надо было отрепетировать дома! — Не понимаю, кому вообще может быть интересно с вами общаться…

Наконец со словами «Не слишком было приятно познакомиться, но тем не менее…» мой собеседник решительно встает и направляется к выходу, сшибая по пути стул. Тем не менее — что? Мальчик-официант осторожно подходит поправить стул и с умеренным сочувствием смотрит на стремительно удаляющегося мужчину и мое удивленное лицо. Готова поспорить: он решил, что меня только что бросили, — а что еще можно подумать после такой сценки? Через пару минут мне приносят очередной чайник чая и — неожиданно — пепельницу, хотя я сижу в некурящем зале. Видимо, добрые люди сочли, что в такой ситуации девушке срочно нужно затянуться. Чтобы показать, что я ценю такую заботу, действительно достаю из сумки сигареты.

Смотрю на дым и пытаюсь вспомнить все случаи, когда мне приходилось говорить: «Извините, я вообще-то журналист». Их не так уж и мало. Преувеличением было бы сказать, что после этой фразы все обычно готовы прыгать от радости. На интервью тоже соглашается не каждый. Но зато абсолютно со всеми мне удавалось наладить контакт, достаточный хотя бы для того, чтобы разойтись, пожелав друг другу всего хорошего. Единственный человек, нахамивший мне на прощание, — тот, кто сделал прощания своей профессией.

Искры и слезы

— А мой-то уже третий день не звонит.

— Ну, не надо сразу думать о плохом: может, он просто умер.

Этот анекдот кажется мне очень смешным еще с институтских времен — уж очень похож на правду. Он постоянно крутится у меня в голове, пока я пытаюсь найти более дружелюбного «расставальщика», готового обсудить со мной тонкости ремесла.

В конце концов звоню Ивану Иванову, директору екатеринбургской компании «Шоу Делюкс». Помимо организации праздников компания занимается решением деликатных вопросов — извиниться, признаться, встретить из роддома и попрощаться. Еще клиент может заказать съемку первой брачной ночи… Мельком подумав о том, как все-таки богат и разнообразен рынок услуг, я возвращаюсь к моей теме — расставания. К Иванову, памятуя о предыдущем опыте, сначала обращаюсь с опаской — вдруг у них там у всех профдеформация? Но нет, Иван безукоризненно вежлив.

— Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы… Абсолютное большинство клиентов, желающих расстаться, — мужчины. Примерный возраст — от 18 до 30. Кто они? Да обычные люди. Студенты, предприниматели, офисные сотрудники... Девушки, которых бросают, обычно вписаны в социум, имеют образование, ухожены и красивы. Чаще всего обращаются после довольно длительных отношений — минимум год.

— А какая основная причина разрывов?

— Обычно говорят: скучно стало. Если есть какая-то конкретная причина, измена второй половины к примеру, тогда нетрудно и самому бросить. Проблема возникает в тех случаях, когда очевидной причины нет, просто исчезает какая-то искринка...

В этот момент мне хочется высказаться в адрес всех, у кого, видите ли, исчезает искринка, но я глотаю подступивший монолог.

— Иван, ну скажите мне, зачем, зачем они это делают? В смысле зачем они к вам обращаются?

— Некоторые люди просто не умеют говорить прямо, они настолько витиевато доносят свои мысли, что партнер с первого раза вообще не может понять, о чем идет речь. Тогда они решают, что заплатить деньги кому-нибудь, кто четко и ясно все сформулирует и выскажет, — это лучше, чем рубить хвост по кусочкам. Такая форма заботы.

— Ну и забота…

— Потом, российские мужчины вообще с трудом говорят о собственных чувствах и эмоциях. Начинается все с «мальчики не плачут», а заканчивается «а чо из-за развода переживать, я чо, не мужик?». Любое расставание, даже если ты уже разлюбил, — это довольно сильное переживание. Мужчины стараются от него дистанцироваться, ведь сильные переживания им не к лицу… Ну и потом, не забывайте, мы просто боимся женских слез. В конце концов, ни одному мужчине не хочется чувствовать себя злодеем и причинять боль.

— Удивительно, всем же очевидно, что впутать чужого человека — это значит причинить еще большую боль.

— Так уж люди устроены, что все происходящее «за кадром» кажется совсем не таким страшным. Боишься-то именно того самого момента Х, не хочется видеть человека в ту минуту, когда у него почву из-под ног выбивают… Вот этот первый удар мы и берем на себя. Ну а потом, возможно, герои продолжат выяснять отношения уже без нас.

— Сталкивались вы с агрессией со стороны тех, кого бросают?

— Ни разу не было, обычно все происходит мирно… У нас работают в основном девушки, они, если что, берут на себя роль сочувствующих подружек.

— Получается?

— Вполне. Тут много тонкостей. Например, я их всегда учу на встречу особенно не краситься, не одеваться слишком ярко: если сотрудница окажется красивее брошенки, то попасть в «подруги» будет сложнее.

— Так какая все-таки обычно реакция?

— Шок, недоумение, иногда слезы. В общем, именно та, которой так боятся мужчины. А еще у нас люди очень недоверчивые. Был такой случай: заказчик дал нам домашний адрес «жертвы», мы пришли, а человек отказался открывать, пришлось через дверь разговаривать.

— Давайте все-таки поговорим о женщинах-заказчиках.

— Их было совсем немного, и все их заказы были связаны с давлением со стороны мужчины. Ситуация примерно такая: она говорит, что хочет уйти, и получает в ответ неадекват — угрозы, какую-то безумную ревность, бывает, и до рукоприкладства доходит. Женщины, которые к нам обращались, были просто напуганы и просили как-то разрешить ситуацию.

— И что вы делали?

— А что мы можем сделать? Прийти к взрослому, явно не очень вменяемому мужику и сказать: «Друг, позволь, но ты неправ, в глаз ей давать все-таки не стоило…»? Понятно, что женщины с этими проблемами идут к нам потому, что просто не знают, к кому еще обратиться. Мы стараемся помочь им хотя бы телефоном социальной службы, а один раз прямо посоветовали обратиться в полицию. 

Брачное советское прошлое

У меня есть знакомая, которая празднует не только свадьбы, но и разводы. Первый раз это получилось спонтанно, но забавно. Второй раз о праздновании она задумалась заранее. Будущий бывший муж сначала удивился, потом согласился. Все опять прошло весело. Сама героиня говорит, что научилась этому у европейских друзей:

— У них давняя компания, многие уже переженились. Ну, некоторые, конечно, и развелись. Но тусовка всем очень дорога, никто не хотел, чтобы она распалась… Решили, что развод — это просто еще один отличный повод собраться вместе. Всем весело, все продолжают дружить и проводить время вместе — по-моему, здорово. Я тоже хотела чего-то такого. Но многие знакомые реагируют неоднозначно. Моя бабушка вообще в ужасе.

Моя бабушка тоже была бы крайне недовольна: меня она всю жизнь учила, что любовь должна быть одна и на всю жизнь. В СССР такой сценарий считали не только наиболее предпочтительным, но и единственно правильным. Если пара все-таки разводилась, родственники сочувствовали «сломанным жизням», соседи перешептывались еще пару лет, а суровые товарищи по партии осуждали.

Помню, в младших классах я никак не могла понять смысл слова «разведенка». Оно имело явно отрицательные коннотации — его произносили с пренебрежением. «А раз человек в разводе — значит, он плохой?» — спрашивала я. «Нет, почему же. С чего ты взяла?» И снова неясно — если не плохой, тогда откуда этот тон?

— В СССР действительно люди до последнего старались сохранить брак, даже если уже давно надоели друг другу, — говорит клинический психолог и семейный консультант Екатерина Жуйкова.

Екатерина — собранная и строгая дама, меня она критикует за то, что в статье я использую слишком много разговорной речи и вообще выражаюсь «неэтично». Даже слово «надоели» из реплики выше мы согласовали с трудом: Екатерина предложила заменить его на «уже не получали удовлетворения от жизни друг с другом».

— Обыкновенная советская история: людей уже давно ничто не связывает, они почти не общаются, но тем менее не решаются «разрушить семью». У меня был опыт консультирования клиентов из таких «неразрушающих». Из-за ограниченной жилплощади они даже по разным комнатам разъехаться не могли. Так они каждый вечер, ложась в одну кровать, сворачивали в трубочку одеяло и клали его посередине. И жили так долгие годы.

— Но если люди разводились — обычно дотянув до такого момента, когда становится просто невозможно, — то уж делали это от души, со скандалами, разборками, всеми положенными «ах, на что я молодость потратила» и «ты мне, сука, всю жизнь испортила». — Наталья Малышева, специалист в области гендерной социологии, к разговорной речи относится терпимее. Она живая, веселая, с асимметричной стрижкой и в ярких колготках.

Когда я рассказываю ей про свой опыт с «разлучником», Наталья смеется:

— Это тот случай, когда, говоря языком экономистов, качество услуги полностью отвечает общему состоянию рынка.