Диссертация (Правовое положение евреев в Российской империи в конце XVIII - начале XIX вв), страница 4

Эти социологические наблюдения имеют самое прямое отношение к вопросу правового положения евреев в России. Дело в том, что и после вхождения евреев в российское подданство такая консолидация продолжала сохраняться. Так, И.Г. Оршанский, сам выходец из еврейской среды, признает, что еще и в начале 60-х гг. XIX века «среди самих евреев не было и мысли о возможности считаться русскими гражданами» ⁹⁶. Именно это имел в виду С.М. Дубнов, замечая, что о «русских евреях» можно говорить только с 1870-х гг., а до этого времени евреи Российской империи оставались скорее «польскими евреями» ⁹⁷. По воспоминаниям австрийского врача, приехавшего в Вильну в 1804 году, литовские евреи, в отличие от встречавшихся ему на родине, были совершенно не ассимилированы и «ничего общего не имели с христианами» ⁹⁸. Аналогичная ситуация, сложившаяся в то же время в немецких княжествах, была охарактеризована современником так: «Они остаются не более чем in civitate (внутри государства), не являясь при этом de civitate (частью государства)» ⁹⁹. Такое положение сужало возможности для юридической эмансипации евреев. Отчужденность евреев вызывала ответную отчужденность христианского большинства и не давала правительству повода для отказа от той ограничительной политики, которая, как будет подробно рассмотрено ниже, проводилась в отношении евреев.

1. Условия принятия евреев в российское подданство в 1772 году.

6 февраля 1772 года в Санкт-Петербурге было заключено соглашение между Российской империей и Пруссией о разделе Речи Посполитой. Конвенция о разделе была подписана в Вене 19 февраля и ратифицирована Россией 22 сентября. В соответствии с этим договором, к России отошли Южная Лифляндия с Динабургом, восточная Белоруссия с Полоцком, Витебском и Могилевым и восточная часть Черной Руси (правобережье Западной Двины и левобережье Березины) с населением 1,3 млн человек, из которых евреи составляли, по разным подсчетам, от 20 до 100 тыс. человек¹⁰⁰.

28 мая 1772 года был издан именной указ об образовании на присоединенных территориях Белорусского генерал-губернаторства, включавшего губернии Псковскую¹⁰¹ и Могилевскую; генерал-губернатором был назначен генерал-аншеф граф З.Г. Чернышев, гражданскими губернаторами – генерал-аншеф М.Н. Кречетников и генерал от инфантерии граф М.В. Каховский. К указу был приложен обращенный к губернаторам «Наказ», где императрица излагала свой взгляд на цели и способы управления вновь присоединенными территориями. «Наказ» был выдержан в просвещенно-абсолютистском духе и носил в основном декларативный характер: «Мы желаем, чтоб не токмо сии провинции силою оружия были нами покорены, но чтоб все сердца людей, в оных живущих, добрым, порядочным, правосудным, снисходительным, кротким и человеколюбивым управлением Российской империи присвоены». Содержались, однако, и некоторые конкретные распоряжения не философского, а правового характера. Устанавливалась свобода вероисповедания: «Мы уже единожды навсегда во всей Российской империи области за правило постановили, что в толь великом государстве, распространяющем свое владение над толь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойствия и безопасности своих граждан был порок, запрещение и недозволение им различных вер. Вы во всей точности имеете во вверенной вам ныне губернии сохранить сии статьи, основанные на правиле православия, политики и здравого рассудка». Упоминалось о неприкосновенности прав новых подданных: «…ныне вам предписуем всех тех жителей, какого бы они звания не были, кои в тишине и спокойствии живут и присягу верности учинят и оную нелицемерно нам сохранять будут, не токмо оставить при всем том, что каждый правильно имеет, и где кто живет, но всячески его охранять в безопасности личной и имущественной» ¹⁰².

О евреях в «Наказе» не упоминается; только из обещания свободы вероисповедания можно было заключить, что действовавший на протяжении более двух веков запрет евреям проживать на территории Российской империи отменялся. Чуть более подробно вопрос положения евреев освещался в местном законодательстве, принятом новой администрацией присоединенных территорий. 16 августа 1772 года последовал именной указ генерал-губернатору Чернышеву, в котором ему приказывалось занять всю отошедшую к России территорию до 8 сентября и приложить все усилия к немедленнному установлению российской власти: провести демаркацию границ, направить поток местных налогов в распоряжение новой администрации, поставить под контроль судебные органы, привести местное население к присяге. Чтобы успокоить местное население, которое, как ожидалось, может выразить недовольство, граф Чернышев распространил прокламацию - «Плакат о переходе Белоруссии к России», по сути, повторявший все основные мысли «Наказа» Екатерины II губернаторам: гарантировались свобода вероисповедания, неприкосновенность имущества, сохранение всех данных польскими властями привилегий и одновременно предоставление всех прав подданных Российской империи, взамен же требовалось проявить, согласно присяге, «истинную и несомненную преданность» новой государыне. В отличие от «Наказа», в «Плакате» специально говорилось о еврейском населении (именно поэтому «Плакат», по предписанию могилевского губернатора, был зачитан в «еврейских школах», т.е. в синагогах)¹⁰³: «Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости, собою разумеется, что и еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются: ибо человеколюбие ее императорского величества не позволяет их одних исключить из общей всем милости и будущего благосостояния под благословенною державою ее, доколе они со своей стороны с надлежащим повиновением, яко верноподданные, жить и в настоящих торгах и промыслах по званиям своим обращаться будут. Суд и расправа да будут продолжаться в настоящих их местах именем и властью ее императорского величества, с наблюдением строжайшего правосудия» ¹⁰⁴.

По сути, эти несколько фраз составляли базу правового положения российских евреев в течение нескольких лет после первого раздела Речи Посполитой, пока не было принято единого закона, определявшего права и обязанности евреев, поэтому содержание «Плаката» имеет чрезвычайную важность и достойно скрупулезного анализа.

Во-первых, обращает на себя внимание ссылка на человеколюбие императрицы. Ю.И. Гессен объясняет ее опасением, «что одно упоминание в манифесте о евреях, одно признание их русскими подданными произведет тяжкое впечатление» ¹⁰⁵. Оговаривая, что принять евреев в подданство можно только в качестве особой милости, государство одновременно успокаивало и польские круги, подчеркивая их более высокий статус среди населения присоединенных провинций, и русское общество, которое неизбежно должно было с подозрением относиться к плохо знакомым им и нетерпимым ранее евреям. Таким образом, как отмечает Гессен, «политическая осторожность побудила Екатерину, в угоду общественному предубеждению, высказать в плакате свое – по существу положительное – отношение к еврейскому населению в форме для него оскорбительной» ¹⁰⁶. С другой стороны, выраженная в Плакате надежда на то, что евреи будут продолжать заниматься «торгами и промыслами» подчеркнуло их статус как важных участников торговых отношений¹⁰⁷.

Во-вторых, споры вызывает формулировка «по званиям своим», которую некоторые исследователи толкуют как обозначающую ограниченную правоспособность евреев. Так, по мнению Н.Н. Голицына, «Плакат» представлял собой своего рода договор между еврейской общиной и властью, согласно которому все права предоставлялись евреям только при условии, что они будут вести себя «яко верноподданные», потому что сами евреи своими «антигосударственными стремлениями и непокорностью закону» ¹⁰⁸ дали законный повод к их дискриминации. Это понимание в ряде исследований опровергается со ссылкой на то, что слова «по званиям своим» могли означать «согласно профессиям, которыми обычно занимались евреи» ¹⁰⁹; такое понимание можно подтвердить тем, что, согласно «Плакату», по званиям своим евреи должны обращаться «в настоящих торгах и промыслах». Наиболее правдоподобным, тем не менее, следует считать объяснение А.Б. Каменского, который обращает внимание на то, что в законодательстве того периода термин «звания» означал «сословия», и делает вывод, что «Плакат» подтверждал сословные права евреев (а поскольку в Речи Посполитой евреи не принадлежали ни к каким сословиям, эта норма не имела никаких правоприменительных последствий, свидетельствуя о полной неосведомленности российских властей относительно социального и правового статуса евреев)¹¹⁰. В любом случае, как отмечал Дж.Д. Клиер, сами представители власти впоследствии, принимая ограничивающие права еврейского населения законы, ни разу на «Плакат» не ссылались¹¹¹.

В-третьих, в той части «Плаката», которая касается евреев, не упоминается о присяге. Неизвестно, были ли евреи на самом деле приведены к присяге вместе с остальным населением. Если же они не должны были присягать новой власти, то это могло быть объяснено традиционным недоверием к клятве иудея, закрепленной еще в XVI веке Статуте Великого княжества Литовского.

В Российской империи с 1741 года на верность императору не присягали крепостные крестьяне; за них присягу приносили помещики, и это толкуется как указание на то, что крепостные рассматривались как подданные помещика-владельца, а не государства. Вместе с тем, непринесение присяги само по себе не может рассматриваться как свидетельство некой «неполноценности» государственно-правовых отношений евреев и российского государства или того, что евреи не стали подданными империи. Исследователь института подданства В.М. Гессен утверждал, что в XVIII веке в России присяга имела «весьма неопределенный характер», потому что в законодательстве не было определено, кто может быть допущен к присяге, кем она проводится и как может быть удостоверена; присяга в то время являлась не столько способом приобретения подданства, сколько следствием подданства, приобретенного в результате водворения cum animum perpetuum manendi (с намерением остаться навсегда), причем присяга носила «скорее декларативный, чем конститутивный характер» ¹¹². При этом присоединение территорий, на которых проживало некоторое население, считалось фактом, устанавливающим подданство этого населения ipso juri, т.е. в силу закона, по умолчанию, без необходимости специального волеизъявления присоединившего территории государства или представителей этого населения¹¹³.

С другой стороны, отсутствие соответствующей оговорки может быть расценено просто как недостаток законодательной техники, т.е. возможно, присяга была принесена, хотя в «Плакате» об этом не упоминалось. Во всяком случае, в 1793 году евреи, проживавшие на территориях, присоединенных в ходе второго раздела Речи Посполитой, приносили присягу «в их синагогах по их обряду <…> при определенных к тому офицерах, и все вообще утвердили свою присягу подписками», как следует из журнала генерал-губернатора М.Н. Кречетникова¹¹⁴.

В-четвертых, внимания заслуживает упоминание о «еврейских обществах». «Плакат о присоединении Белоруссии к России» стал первым в российской истории документом, где использовалось слово «еврейские» вместо «жидовские» ¹¹⁵. С.М. Дубнов иронически называет эту перемену «единственной реформой того времени», но на самом деле словоупотребление тогда еще не устоялось, и до конца XVIII века в официальных документах используются оба термина; даже в приложенных к указу 16 августа образцах форм для посемейной переписи жителей белорусских губерний говорится о «жидах». Сам этот термин восходит к латинскому  этнониму judaeus, от которого произошли и все современные стилистически нейтральные названия евреев в европейских языках: нем. Jude, фр.  juif, англ. jew, исп. judío, итал. giudeo, эст. Juut. Некоторые исследователи выдвигают осторожные предположения о том, что в древних и средневековых русских текстах этноним «жидовин», возможно, имел отрицательные коннотации¹¹⁶. Однако к рассматриваемому периоду это слово уже не имело уничижительного значения, употреблялось, как уже было упомянуто, в официальных государственных документах и, более того, было самоназванием польских евреев. Тем не менее, по распространенной легенде, уже в 1787 году впервые старшины шкловского кагала просят Екатерину II применять «более возвышенное библейское слово – евреи» ¹¹⁷. Неизвестно, имело ли место такое прошение на самом деле, но постепенно к началу XIX века слово «жид» действительно перешло исключительно в разговорный язык, а к середине – приобрело отчетливую антисемитскую коннотацию. В 1803 году Лейба Невахович отмечал, что именование «евреи» вместо «жиды» является знаком чести и достоинства¹¹⁸. Аналогичные преобразования этнонимов пробовали в тот период проводить и в других странах – так, в наполеоновской Франции вместо слова «juif» в официальных актах по предложению парижского Синедриона раввинов и духовных деятелей часто употреблялись слова «Israélites» или «individis professant la réligion hébraique» («исповедующие иудаизм»)¹¹⁹, что было, по сути, такой же декларативной демонстрацией расположения властей, которая совсем не обязательно должна была привести к реальным реформам.

Однако гораздо большее значение имеет содержание, вложенное в фразу «еврейские общества». Если все остальные привилегии евреев были признаны «Плакатом» (хотя многие из них впоследствии и были изменены или отменены), то в отношении права самоуправления этого нельзя однозначно утверждать, тем более что само слово «кагал» там упомянуто не было. Некоторые исследователи склонны видеть подтверждение права самоуправления в том, что все установленное «Плакате» относится, как следует из текста, не просто к евреям, а именно к «обществам». Так, Н.Д. Градовский считал, что «принятие евреев в русское подданство совершилось <…> с значительною по отношению к их вероисповеданию прерогативою, заключавшейся в том, что евреям, в то же время, даровано право существования в государстве отдельными от прочего населения еврейскими обществами. <…> Эта прерогатива, которая не была предоставлена жителям всех прочих исповеданий, не исключая православного, имела своей причиной известный взгляд на евреев как на особый народ или нацию, нуждающуюся, по своим обычаям и верованиям, в особом устройстве и управлении…» ¹²⁰. Ю.И. Гессен, напротив, полагал, что «Плакат» «обошел молчанием вопрос об их [евреев] гражданском быте, устройстве и управлении», вследствие чего кагальная организация была юридически отменена, однако, будучи лучшим из возможных способов организации еврейского населения была вновь учреждена уже месяц спустя¹²¹. А.Б. Каменский считал, что под «еврейскими обществами» в данном случае следует понимать общины, т.е. неформальные объединения по месту проживания¹²². Косвенным свидетельством упразднения кагалов можно считать и упоминание о суде «именем ее императорского величества», тогда как в Речи Посполитой, как уже упоминалось, кагалы были судебными органами (хотя о польских нееврейских судах в «Плакате» говорилось, что «суд и расправа» должны осуществляться «в настоящих [курсив мой – А.Е.] судебных местах <…>, но нашим уже именем», то есть существующие судебные органы сохранялись). Вопрос о еврейском самоуправлении будет подробнее рассмотрен ниже; здесь же следует признать, что в самом тексте «Плаката» об этом говорилось достаточно обтекаемо и неопределенно.

Таким образом, оценивая в общем «Плакат о переходе Белоруссии к России» как первый документ Российской империи, устанавливавший статус евреев, нужно прежде всего отметить его декларативный характер, общность и недоопределенность содержащихся в нем норм. Это можно объяснить тем, что правительство готовило этот документ скорее как идеологический, чем как правовой. Как справедливо отмечал Дж. Клиер, «в 1772 году режим с легкостью мог для видимости пообещать широкую автономию, тем более что русские администраторы едва ли имели понятие о том, в чем, собственно, состояла сущность еврейской автономии под властью Польши» ¹²³. Действительно, на протяжении очень долгого времени у Российского государства не было почти никаких контактов с евреями, и теперь требовалось время для того, чтобы понять, что представляют из себя новые подданные, каковы их потребности (т.е. какие права им необходимо предоставить) и какую пользу они могут принести государству (т.е. какие обязанности на них можно возложить). Кроме того, в 1772 году еще не возникало действительно острой необходимости немедленно четко определить права евреев-подданных из-за немногочисленности еврейского населения присоединенных областей и многовековой привычки европейских евреев жить замкнутыми саморегулируемыми обществами.

Менее заметной, но на самом деле гораздо более важной особенностью «Плаката» является сам по себе тот факт, что права еврейского населения там подтверждены отдельно. Этот подход был сохранен и развит всем последующим российским законодательством. Стремление государства разделять подданных на корпоративные группы, отличающиеся специальным правовым статусом, было типично для российского дореволюционного законодательства, поддерживавшего сословный строй. Более того, наделение евреев специальным статусом в то время было практически неизбежной мерой, поскольку, как будет подробнее отображено в последующих главах, уклад их жизни обладал рядом специфических черт, требующих особого правового регулирования. С другой стороны, однако, такой подход означал для них сугубое неравенство, поскольку на них могли быть наложены двойные ограничения – как на представителей общегосударственных сословий и как на представителей своей национально-религиозной группы. Как справедливо отмечал Н.Д. Градовский, законодательно закрепленная автономия евреев послужила не только защите, но и нарушению их прав и интересов¹²⁴. Выделение евреев в особую группу подданных, вполне оправданное для средневековой Европы, применительно к эпохе Нового времени оказалось потенциально непродуктивным не только из просветительских либерально-демократических соображений, но и потому, что в будущем, как будет показано ниже, дало повод для превратных толкований и, в конечном счете, для установления дискриминационного статуса.

1. Право евреев на расселение на территории Российской империи.

1. Формирование института черты оседлости.

Часто считается, что ограничения для евреев в праве селиться на территории империи действовали с самого момента присоединения к России белорусских губерний. Такое мнение основывается на анализе текста Плаката о переходе Белоруссии к России, где в отношении евреев не было сказано, что евреи пользуются подтвержденными там правами «на всем пространстве империи Российской», хотя в отношении прочих подданных такая оговорка имелась¹²⁵. Эту точку зрения подтверждает также тот факт, что 4 декабря 1772 года граф Чернышев приказал подчиненным ему губернаторам «оставить евреев со строгим наблюдением, чтоб они ни для чего в древние российские земли не въезжали, разве по делам тяжебным» и потребовал от псковского и могилевского наместников, чтобы «жиды» торговали «только в белорусских губерниях, а в Россию с товарами не входили» ¹²⁶.