Диссертация (Психологические основания оценки ложных и правдивых сообщений), страница 10

V. ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ. ПОСТРОЕНИЕ СХЕМЫ ПРОЦЕССА ОЦЕНКИ ЛОЖНЫХ И ПРАВДИВЫХ СООБЩЕНИЙ.

В специальной отечественной и иностранной литературе уже неоднократно указывалось на то, что ложь действительно имеет свои внешние проявления. Этот факт ещё раз был подтверждён нашим исследованием, в котором испытуемые отличали ложные сообщения не только на фоне правдивых, но и не имея возможности сравнить поведение коммуникатора с каким бы то ни было эталоном, кроме своих собственных субъективных образов. Обработка статистическими методами результатов, полученных на втором этапе исследования, показала, что даже в контрольной группе (группа № 2) вероятность правильного определения ложных рассказов была значимо больше 50%.

Данные третьего экспериментального этапа также свидетельствуют о том, что даже неподготовленные слушатели (наивные испытуемые), не имея образца правдивого поведения коммуникатора, могут с достаточно высокой степенью эффективности угадывать ложные сообщения (таблица А Приложения).

Однако, обращая внимание на количество правильных узнаваний правды и лжи в рассказах о педагогическом опыте выступающих, нельзя не отметить, что их процент явно значительно ниже 50% (в среднем 41,5%). Объяснить получение таких результатов можно по-разному, так как группы испытуемых имели разный опыт и профессиональную подготовку и оценивали серии сообщений в разном порядке.

Мы знаем, что сообщения о городе, в процессе которых коммуникаторам задавались вопросы, оценивались испытуемыми более успешно, чем сообщения об опыте преподавания (полученные результаты подтверждают нашу гипотезу «значимости диалога»). Таким образом, группы №№ 1 и 2 воспринимали сообщения о профессиональном опыте после оценки ими сообщений о городе, которые оценивать было легче. Следовательно можно предположить, что установка испытуемых на распознавание сообщений в стиле интервью не позволила им столь же успешно оценивать последующую серию рассказов, для чего явно требовалась большая собранность и сосредоточение внимания не столько на вербальных характеристиках поведения коммуникаторов, но на невербальных. Это предположение подтверждают сами испытуемые, отметившие в своих отчетах основания для принятия решения верить или не верить рассказчикам. Так редкие испытуемые, использовавшие в качестве основания для оценки такие характеристики поведения коммуникаторов как динамика поз, жесты, пантомимическая конгруэнтность, были более успешны при оценки сообщений о педагогическом опыте, чем о городе.

Испытуемые групп №№ 3 и 4, сами будучи преподавателями, оценивали выступления, содержащие сообщения о педагогическом опыте коммуникаторов, с точки зрения профессионализма. Именно поэтому ситуация оценки для них оказалась несколько иной, чем для групп №№ 1и 2, а также других испытуемых, принимавших участие в исследовании на втором этапе. Индикатором этой ситуации может служить еще и то, что в своих отчетах студенты МГПУ указали в качестве основания для принятия решения верить или не верить выступающим такую характеристику поведения рассказчика как «чрезмерное самодовольство, хвастовство», выделение которой не встречалось больше ни в одной группе испытуемых на протяжении всего исследования.

Итак, ложь может быть успешно распознана в процессе коммуникации. Более того, при наличии определенных условий эффективность распознавания лжи и правды значительно повышается. Об этом свидетельствуют результаты исследования, подтверждающие наши гипотезы «фона» и «значимости диалога». Действительно люди лучше определяют ложь коммуникатора, если они знакомы с манерой его правдивого поведения в общении. При этом в процессе эксперимента второго этапа мы не призывали испытуемых обращать внимание на первый фрагмент выступления оцениваемого, на правдивое интервью, в котором как раз он и демонстрировал своё коммуникативное поведение в момент сообщения правдивой информации. Именно это интервью и было своего рода фоном, на котором далее должны были выделиться признаки той особой внутренней эмоциональной динамики, которая сопровождает ложь. Следовательно, даже в том случае, когда перед испытуемыми не стояло специальной задачи наблюдать за человеком и фиксировать черты его поведения, и некоторые из них могли вообще не обратить должного внимания на первое интервью, относительная выпуклость признаков лживости человека улавливалась и отмечалась ими, что повышало процент распознавания ложных сообщений.

То же самое можно сказать и роли вопросов в процессе оценки. На них никак не акцентировалось внимание испытуемых, но сами эти вопросы и ответы на них в процессе сообщения как бы высвечивали некоторые факты и провоцировали проявления определенных характеристик ложного или правдивого поведения. При этом, следует учесть, что при оценке выступлений люди склонны обращать внимание скорее на текст сообщения, чем на невербальные проявления говорящего. Поэтому неожиданно задаваемые рассказчикам вопросы давали дополнительную возможность испытуемым подловить лжецов на их логических ошибках и противоречиях или, наоборот отметить специфические подробности, которые, по их представлениям, сложно было бы придумать.

Данные эксперимента показали, что оценивая ложность-искренность сообщения, люди предпочитают ориентироваться лишь на определённые факторы и придавать одним характеристикам коммуникативного поведения человека большее значение, чем другим.

В, результате первого экспериментального этапа мы выделили 12 характеристик поведения коммуникатора, на которые обращали внимание испытуемые при оценке его сообщений. Этот список мы использовали на

⁴ Для наглядности последовательность признаков в перечнях на схеме изменена по сравнению с той, которая дается в тексте и таблицах.

втором этапе исследования. Однако некоторые из характеристик казались не вполне четкими, как например, жесты, поза, уверенность, искренность. Испытуемые указывали в своих отчетах в качестве оснований при принятии решения верить рассказчику или нет такого рода характеристики поведения, которые было очень трудно оценить или описать. Так мы не могли сказать какие конкретные признаки поведения стоят за характеристикой «искренность», и если решающим фактором в принятии решения оказалась поза коммуникатора, то какой она была. Для прояснения этих вопросов на третьем этапе исследования мы просили испытуемых описать в своих отчетах характеристики поведения коммуникаторов, которые оказались существенными при формировании доверия или недоверия к их рассказам. После обработки и обобщения полученного материала мы получили новый список поведенческих характеристик, который во многом совпал с предыдущим и содержал расшифровку некоторых признаков. На схеме № 1 приводятся оба списка в сравнении.⁴

Как видно по схеме, некоторые характеристики стали более конкретными за счет чего представлены в последнем списке двумя или даже тремя. Самый сложный признак коммуникативного поведения, обозначенный в первом списке как искренность расщеплен на такие характеристики, как естественность движений, спокойный голос, открытый взгляд, и объективность. Мимика - это прежде всего наличие или отсутствие усмешки, улыбки и взгляд. В пантомимике отмечается обилие или недостаток жестов, открытость или закрытость позы. За доказательностью стоит правдоподобность рассказа и его логическая последовательность. При обращении внимания на уверенность прежде всего отмечается голос. Естественность включает в себя раскованные движения и спокойный голос. В паралингвистике основным являются паузы и плавность или сбивчивость речи, хотя характеристики голоса (естественный, спокойный, неуверенный) также могут быть сюда отнесены. На третьем этапе исследования были определены слова, обозначенные как «неуверенные» и фигурирующие в последнем пункте первого списка, на которые обращается внимание слушателей при восприятии и оценке сообщений. Это такие слова, как «как будто», «наверное», «возможно», например: «это, наверное, тихий город», «в Нижнем Новгороде как будто бы есть Кремль» и пр.

Мы могли бы объединить сходные по сути факторы: например, уход от ответа и подмена темы есть проявления неконкретности. Таким образом получаем всего пятнадцать перекликающихся характеристик и одну, «чрезмерное самодовольство, хвастовство», названную только в группах студентов МГПУ при оценке сообщений о педагогическом опыте.

Как уже было отмечено выше, ситуация оценки сообщений о педагогическом опыте коммуникаторов в группах №№ 3 и 4 (студенты МГПУ) была иной, чем в других группах, т.к. испытуемые в этом случае оценивали эти выступления с профессиональной позиции. Не случайно одним из наиболее популярных оснований для оценки, по письменным отчетам, была правдоподобность рассказа. Но именно эта ситуация оценки, созданная в лабораторных условиях, была сходной с тем, как на практике специалист по подбору персонала оценивает кандидата на вакантную должность.

Обратившись к списку характеристик поведения коммуникатора, полученному в результате опроса экспертов - рекрутеров, легко заметить, что он очень схож с теми списками, которые мы использовали при проведении экспериментов. Отличительной чертой является только одиннадцатая характеристика - адекватность, которая проявляется при непосредственном взаимодействии рекрутера и кандидата (человека, пришедшего наниматься на работу) и обусловлена в основном ролевыми отношениями.

Обращаясь к портретам, предоставленным экспертами, можно сказать, что первые девять характеристик полностью или частично включают в себя пятнадцать черт, полученных в ходе эксперимента в группах (Схема №2⁵). "Ї

⁵ Для наглядности последовательность признаков в перечнях изменена.

Что касается характеристики «адекватность», под которой эксперты понимали отношение кандидата к собеседнику - рекрутеру, в отрицательном аспекте - преувеличение своего социального статуса, проявление неуважения, самодовольство, то она явно перекликается с характеристикой «чрезмерное самодовольство, хвастовство», отмеченной в отчетах студентов МГПУ при оценке сообщений о педагогическом опыте. Эти данные имеют не только чисто практическое, но и теоретическое значение, так как свидетельствуют о том, что процесс оценки лжи и искренности зависит от того социального контекста, в который он включен.

Итак, ориентируясь на выше перечисленные характеристики поведения коммуникатора, можно с вероятностью значимо большей 50% распознать ложное или правдивое сообщение. При этом, как свидетельствуют результаты экспериментов, подтверждающие нашу гипотезу «эффективности ориентации», индивидуальные различия предпочтений ориентации на те или иные поведенческие характеристики коммуникатора, влекут за собой различия в эффективности распознавания ложных сообщений. Более того оказалось, что именно самые распространённые факторы оценки лжи и искренности являются причиной наиболее частых ошибок.

По результатам нашего исследования, чаще всего в качестве основного фактора принятия решения верить или не верить какому-либо сообщению избирается такая его характеристика, как конкретность, т.е. насыщенность всякого рода деталями и подробностями. Однако именно здесь встаёт вопрос о субъективности такой оценки, т.к. представления о том, что является убедительной подробностью, а что нет, у всех людей разные. Например, упоминание некоторых названий улиц и определённых мест в рассказе о посещённом когда-то городе как раз является той деталью, которая может вызвать в слушателе доверие к рассказчику. Однако общеизвестно, что в Санкт-Петербурге есть Невский проспект и Эрмитаж, а также почти в каждом городе есть фонтан и была улица Ленина, поэтому очень велика вероятность того, что эти «детали» могут быть использованы ив ложном рассказе. Неслучайно мы говорим о том, что вербальное поведение лучше всего контролируется, но т.к. вербальный канал является наиболее доступным, именно на него респонденты обращают основное внимание при оценке искренности коммуникатора.