Якушин_Проблемы_субВменения_вУголПраве_автореф_доктДис_1998_ (Проблемы субъективного вменения в уголовном праве), страница 4

20

Как правило, до возбуждения уголовного дела, то есть до того момента, когда начнет проявляться правоприменение – у лица, совершившего преступление имеется максимальная возможность, предоставленная законом для реализации позитивного аспекта ретроспективной уголовной ответственности. От самого виновного зависит, будет ли негативный аспект, за данный поведенческо–временной отрезок, проявлен в последующем в полном объеме или будет уменьшен, либо исключен в результате характера, особенностей посткриминальных действий лица. Иначе говоря, реализация ретроспективной уголовной ответственности – это не улица с односторонним движением, где государство не только "может", но и в определенных законом случаях оно и обязано не вменять те или" иные обстоятельства, а может и все деяние в целом, личности. Это подтверждается нормами, предусмотренными в ч.1 ст.78, примечаниями к ст.ст. 222, 275,291 УК РФ.

Итак, реализация правовых норм на уровне санкции осуществляется как самой личностью, совершившей преступление – позитивный аспект ретроспективной ответственности, так и государством в лице его органов –негативный аспект этой ответственности в форме правоприменения. (Поскольку в дальнейшем речь идет о ретроспективной уголовной ответственности, то мы "опускаем" слово "ретроспективная").

В связи с тем, что правоприменение, и его стадия субъективное вменение, выступает механизмом реализации уголовной ответственности, то возникает вопрос о том, с какого момента реализуется уголовная ответственность? Как и в отношении момента возникновения охранительных правоотношений по этому вопросу в юридической литературе существует четыре подхода. Мы полагаем, что ретроспективная уголовная ответственность возникает с момента совершения преступления, а реализация негативного аспекта – с момента возбуждения уголовного дела.

В связи с этим возникает и такой вопрос – входят ли в содержание уголовной ответственности меры процессуального принуждения. Одни ученые отвечают на это положительно (О.Э. Лейст, М.П. Карпушин, В.И. Курляндский, А.В. Наумов), а другие – отрицательно (З.Д. Еникеев, В.Г. Даев, Б.Т. Базылев). Мы разделяем первую точку зрения.

Если бы некоторые меры пресечения не входили в содержание уголовной ответственности, то уголовный закон не учитывал период их применения при исчислении сроков наказания – ч.3 ст.72 УК РФ.

21

Утверждения некоторых ученых о том, что уголовная ответственность связана с судебным признанием лица преступником, с вынесением ему обвинительного приговора, не основаны на законе. Обязательное вынесение приговора характерно лишь для реализации наказания. Уголовная же ответственность реализуется и до вынесения приговора. Поэтому и освобождение от нее возможно на более ранних стадиях движения уголовного дела. Это подтверждает закон – ст.ст.75, 76, 77, ч. 1 ст.78 УК РФ.

Разумеется, что возможно и ошибочное применение мер уголовной ответственности. Обнаружено это может быть не только на стадии судебного разбирательства, но и после вынесения обвинительного приговора и даже после отбытия наказания. Но это не дает оснований для утверждения, что меры уголовной ответственности не применялись к личности. Предусмотренный законом механизм компенсации в интересах личности за подобные "государственные издержки" свидетельствует о другом.

Уровневый подход к реализации предписаний структурных элементов правовой нормы показывает, что существует различный характер осуществления этих предписаний и различные субъекты реализации, но в рамках одной и той же нормы. Выделение различных уровней предполагает не только различие, но и определенные тождества противоположностей, правда с сохранением различных качеств и ролей. Например, применительно к диспозиционным гипотезам различных социальных качеств.

Рассмотрение субъективного вменения через правореализационные процессы позволяет ответить на вопросы, что из правовых предписаний, почему и как должно влиять и влияет на субъективное вменение? Такой подход позволяет раскрыть правовой механизм самого субъективного вменения.

Мы исходим из того, что юридические аспекты субъективного вменения раскрываются предписаниями собственно санкций, а также обычных и диспозиционных гипотез уголовно–правовых норм. Поэтому, говоря о реализации предписаний на уровне санкции (правоприменение), ее не нужно сводить к реализации предписаний только одного из элементов структуры нормы, содержащего указания на вид и размер наказания. Правоприменение и его стадия субъективное вменение, как юридическая форма выражения уголовной ответственности, представлено комплексом правовых предписаний (санкционный комплекс). Роль каждого из правовых предписаний этого комплекса различна в процессе субъективного вменения.

22

Из всего многообразия выявленных и установленных обстоятельств вменяются лишь те, которые определяют характер и степень общественной опасности совершенного деяния, предусмотрены законом и влияют на пределы ответственности. Эти обстоятельства вменяются, если они предусмотрены в предписаниях «санкционного комплекса» – обычных и диспозиционных гипотезах, а также собственно в санкции. Содержание правовых предписаний во всех этих трех составляющих различно не только по своему характеру, объему, степени конкретности, но и по своему функциональному направлению.

Прежде всего, это предписания диспозиционных гипотез. Их признаки указаны не только в тексте статьи Особенной части Уголовного кодекса, но и в статьях Общей части, иных отраслях права или даже иных сферах социальной действительности, которые указывает уголовный закон. При субъективном вменении нужно учитывать, что предписания диспозиционных гипотез различно по своему характеру, а в силу этого имеют различное функциональное предназначение при субъективном вменении.

Одни признаки диспозиционной гипотезы (нарушенной диспозиции) выполняют роль конструктивных признаков состава. Например, способ в ст. 188, определенный характер умысла в ст. 129, свойство побуждений в ст.285, особенность возраста в ст. 150 УК РФ и т.д. Другие ее признаки являются конструктивно–отграничительными. Они, влияя на определение характера и степени общественной опасности преступления, выполняют и функцию отграничения одного вида преступления от другого.

Содержание диспозиционных гипотез составляют и так называемые квалифицирующие признаки. В уголовном законодательстве наиболее часто встречаются такие квалифицирующие признаки, как: тяжкие последствия, насилие и угроза применения насилия, группа лиц по предварительному сговору, организованная группа, неоднократность и т.п. Изменение уголовно–правовой оценки, плюс изменение степени общественной опасности деяния – в этом суть квалифицирующих признаков.

Вменение квалифицирующих признаков осуществляется после конструктивных и отграничительных признаков. Образно говоря, в табеле о рангах, в период вменения признаков диспозиционной гипотезы и определения их влияния на квалификацию преступлений, квалифицирующим признакам "отводится третье место". Квалифицирующие признаки вменяются личности

23

независимо от их численности в совершенном деянии. Закон выделяет и особо квалифицирующие признаки.

Квалифицирующие признаки, характеризующие личностные качества лица, совершившего преступление, вменяются только тому, кому они присущи. Например, признак неоднократности при краже вменяется лишь лицу, ранее совершившему хищение.

Если в деянии имеются квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки, то в подобных случаях лицу вменяются все признаки, а уголовно–правовая оценка (квалификация) его осуществляется по той части статьи, которая предусматривает наиболее тяжкий, особо квалифицирующий признак. Примером подобной ситуации может быть случай, когда присвоение или растрата вверенного имущества совершается неоднократно (ч.2 ст. 160) и в крупных размерах (ч.3 ст. 160).

В следственно–судебной практике порой встречается предусмотренная уголовным законом коллизия квалифицирующих признаков – когда в одном и том же преступлении есть признаки одновременно усиливающие и снижающие ответственность. Например, деяние подпадает под признаки п.п. "д" и "е" ст. 105 УК РФ и под признаки, предусмотренные ст. 107 и ст. 108. Оно квалифицируется с учетом смягчающих квалифицирующих обстоятельств.

Следующий блок правовых предписаний, являющихся юридической основой для вменения личности обстоятельств содеянного, содержится в обычных, "классических" гипотезах. Содержание предписаний обычных гипотез неоднородно. С учетом характера и функционального назначения содержание предписаний обычных гипотез, да и сами гипотезы, можно подразделить на три группы.

1. Гипотезы, предписания которых тесно взаимосвязаны с предписанием диспозиционных гипотез. При вменении они предопределяют прежде всего квалификацию содеянного. К таким обычным гипотезам можно отнести предписания, содержащиеся в ст.ст. 19, 20, 25, 26, примечания к ст.ст. 204, 285 УК РФ и др.

2. Гипотезы, предписания которых при вменении предопределяют не только квалификацию преступлений, но и назначение наказания. Они как бы частично (но в большей мере) относятся к диспозиционным гипотезам, а частично – к предписаниям собственно санкции, например, ст. 30 совместно со ст. 66 и ст.ст. 33 и 34 совместно со ст.67 УК РФ. Есть и такие гипотезы, предписание которых больше

24

раскрывает санкцию и меньше – диспозицию, например, ч.3 ст.29, ч.2 ст.30, ч.ч.4 и 5 ст.ст.31 и 34 УК РФ.

3. Гипотезы, предписания которых относятся собственно к санкции. К таким "чисто санкционным" гипотезам можно отнести, например, предписания, содержащиеся в ст.ст.60, 64, 69–70 УК РФ и др.

Вменение обстоятельств дела в рамках предписаний, содержащихся в гипотезах, предопределяет как характер, так и степень общественной опасности совершенного преступления. Характер и степень общественной опасности преступления – комплексный признак. Он раскрывается множеством объективных и субъективных (личностных) обстоятельств. Поэтому редакцию ст.60 УК РФ следует изменить. Нельзя рассматривать характер и степень общественной опасности как однопорядковое понятие (категорию) с личностью виновного (по УК 1960 г. еще и со смягчающими и отягчающими обстоятельствами). Они соотносятся как общее и часть.

Глава 3. Нравственно–этические аспекты субъективного вменения

Мораль и право тесно взаимосвязаны. Проявляется это не только потому, что то и другое является способом нормативной регуляции поступков, поведения людей. Это взаимодействие прослеживается на понятийном уровне, когда категории одной нормативной системы "переходят" в другую, на генетическом, когда целые нормы одной системы переходят в другую. И, пожалуй, самое главное, это взаимодействие можно рассматривать на функциональном уровне, например, в процессе правотворчества или субъективного вменения.

Мораль неоднородна, она выражает и отражает потребности, интересы и воззрения различных классов и социальных групп. В силу этого она и более динамична чем право. Вот почему учет нравственных начал в процессе правотворчества "ориентирует" норму на будущее, заставляет ее "опережать" свое время, не отставать от жизненных реалий.

Как правило, между уголовным правом и моралью существует гармоничное взаимодействие, но порой предписания правового характера и нравственные положения могут в чем–то не совпадать, а порой и противоречить друг другу. В процессе правоприменения взаимодействие и противоречие между моралью и уголовным правом возможно в таких звеньях взаимосвязи: объект правоприменения – правовая норма – субъект правоприменения.

25

Если говорить о противоречиях и взаимодействии между моралью и правом, то оно, во–первых, может быть в звене: "объект правоприменения – уголовно–правовая норма". Противоречия могут определяться множеством факторов. Например, у лица, совершившего общественно опасное деяние, имеются дефекты нравственной ориентации, правовой культуры. Но противоречия могут быть и в силу того, что сами уголовно–правовые нормы, их предписания в чем–то противоречат положениям нравственности и прямо касаются объекта правоприменения. В качестве примера можно привести примечания к ст.ст.308 и 316 УК РФ.

Проблема закрепления в уголовном законе иммунитета родственников при их прикосновенности к совершенному преступлению давно обсуждалась в уголовно–правовой литературе и, наконец, нашла свое правовое закрепление. Впервые это было сделано в 1993 году. Тогда в УК 1960 года было включено примечание к ст. 19. Однако сделано это было неудачно. И, хотя действующий УК РФ, в отличие от УК РСФСР 1960 г., отказался от развернутой дефиниции понятия "близкие родственники", раскрывается оно в науке и следственно–судебной практике также, то есть исходя из гражданско–правовых положений. Такой механический перенос не всегда оправдан. В данном случае нормы лишь частично решили нравственную и психологическую проблему, поскольку ничего не сказано о зяте, снохе, родителях мужа или жены. Действительно, получается исключительная ситуация, когда, например, внук не обязан сообщать в правоохранительные органы о совершенном его дедом преступлении, а зять, проживающий с ним в одном доме или квартире, обязан заявить на деда своего сына.

Мы полагаем, что в УК понятие "близкий родственник" должно быть шире, чем в гражданском праве. Они должны быть указаны в законе путем их исчерпывающего перечня.

В юридической литературе рассматривались и иные примеры противоречий подобного рода.

Противоречие между моралью и правом может быть в звене: "уголовно–правовая норма – субъект правоприменения". Во–первых, они могут возникать в силу ненадлежащих нравственных качеств правоприменителя. Их диапазон очень широк. От откровенного невежества, нежелания уяснять нравственные положения и преднамеренного объективного вменения, с одной стороны, и до

26