72530 (Жиль Липовецки Эра пустоты), страница 13

¹ Человек, обязанный самому себе — англ.

² Терапия посредством самоутверждения — англ.

105

i

(в своих работах Мастере и Джонсон, а также К. Мил-лет, М. Дж. Шерфи называют женщину ненасытной) становится в глазах мужчины угрожающим, путаю­щим и вызывающим страдания партнером: «Призрак полового бессилия преследует воображение совре­менного мужчины» (К. Н., с. 345). Согласно последним докладам, эта мужская импотенция будет усиливаться из-за страха перед женщиной и ее свободной от вся­ких ограничений сексуальностью. В таких условиях мужчина питает ничем не сдерживаемую ненависть к женщине, как об этом свидетельствует обращение с нею в современных фильмах с многочисленными сце­нами насилия (К. Н., с. 324). Одновременно феминизм вызывает в женщине ненависть к мужчине, приучает ее к мысли, что он ее враг, источник угнетения и ра­зочарований, при этом предъявляя мужчине гораздо больше требований, чем тот способен удовлетворить. В результате взаимные ненависть и упреки преврати­лись в sexual warfare,¹ характерную для нашего вре­мени.

Кр. Лэш, отвергая теории Рисмена и Фромма, по­винных, по его мнению, в том, что они преувеличива­ют агрессивность общества, где все дозволено, подпа­дает под влияние господствующего, созданного СМИ представления о росте насилия в современном мире: война у нашего порога, мы живем на бочке с порохом; взгляните, мол, на международный терроризм, пре­ступления, на то, как небезопасно на улицах города, на насилие на расовой почве на улицах и в школах, hold­up² и т, д. (К. Н,, с. 130). Философия природы Гоббса переносится и в область истории. Бюрократизм, рас­пространение «картинок», терапевтические идеоло­гии, культ потребления; перемены, происходящие в

¹ Сексуальная война — англ.

² Вооруженное ограбление — англ.

106

•мье, либеральное образование — все это породило J ноеобразную структуру личности, нарциссизм, иду-|ций рука об руку с человеческими отношениями, ко­торые приобретают все более варварский и конфликт­ный характер. Нам лишь кажется, что люди становятся Гюлее общительными и готовыми к сотрудничеству; \\ прячась за ширму гедонизма и одиночества, каждый цинично использует чувства себе подобных и пресле­дует собственный интерес, совершенно не заботясь о грядущих поколениях. Любопытно предположение, что нарциссизм, изображаемый как ранее неизвест­ная психическая структура, попал в сети «самолюбия» и стремления к признательности, которые, как уже ч а метили Гоббс, Руссо и Гегель, приводят к состоянию пойны. Если нарциссизм в самом деле представляет собой новую стадию индивидуализма (именно эта ги­потеза широко используется в нынешних американских работах, формально, если не по сути ориентирован­ных на упрощенный катастрофизм), то следует допус­тить, что он сопровождается своеобразным отношени­ем к чужому «Я», как бы подразумевая новое отноше­ние к телу, времени, аффекту и т. д.

Эти изменения в межличностных отношениях уже вполне очевидны, причем чаще в общественной, чем в частной сфере. Примат публичного признания и борь­ба за явные знаки этого признания начинают отходить на второй план с возвышением «пси«-личности. Нар­циссизм притупляет остроту борьбы в человеческих джунглях, производя опустошения в социальных кру­гах и иерархиях, ослабляя желание быть объектом восхищения и зависти себе подобных. Налицо молча­ливая глубинная революция в межличностных отно­шениях: в настоящее время важно обязательно быть самим собой, увеличивать собственное значение без оглядки на критерии чужого «Я»; видимый успех, стремление к почету, к тому, чтобы тебя ценили, начи-

107

нают утрачивать свою притягательность; соперничест­во постепенно уступает нейтральным отношениям между людьми, где чужое «Я», лишенное излишней весомости, уже не является ни противником, ни кон­курентом, став индифферентным, десубстанциализо-ванным, подобно персонажам П. Хандтке и У. Уэндер-са. В то время как любопытство и интерес к личным проблемам другого «Я», даже если оно мне незнакомо, продолжают усиливаться (на это указывают успех «почты от сердца к сердцу», доверительных бесед по радио и биографических передач), как и должно про­исходить в обществе, ориентированном на психоло­гию индивида. Другое «Я», в качестве анонимной точки отсчета, оказывается в загоне в той же мере, как и социальные институты и высшие ценности. Конечно же, социальные амбиции не у всех подавлены: так, многие (руководители предприятий, политические де­ятели, художники, интеллигенция) продолжают ярост­но бороться ради собственного престижа, славы или денег; но речь идет прежде всего о группах, принадле­жащих к так называемой элите общества и наделен­ных привилегией сохранять дух соперничества, необ­ходимый для развития нашего общества. Зато для все большего числа людей общественное пространство уже не является театром, где бушуют мимолетные страсти; остается лишь желание реализовать себя как исключительную личность и войти в дружественные или сочувственно относящиеся к тебе круги, которые становятся «пси»-спутниками нарцисса, наделенного привилегией на отступление от основного пути. Пре­кращение отношений между субъектами не обуслов­ливает лишь интерес индивида к самому себе; оно идет рука об руку с эмоциональным вторжением в частные сферы, которое при всей его нестабильности тем не менее вполне эффективно. Таким образом, исключая признательность и подавляя желание личности под-

108

мяться по социальной лестнице, нарциссизм уравни­вает условия, хотя и другим способом, опираясь, в данном случае, на внутреннее состояние индивида. Homo psychologicus жаждет не столько возвыситься м<|д остальными, сколько оказаться в обществе раско­канных и коммуникабельных людей, среди «сим­патяг», среди лиц, которым чужда заносчивость и чрезмерная претенциозность. Культ относительного конкретизирует или вырабатывает психологические условия для общения, разрушает последние безымян­ные преграды между людьми; осуществляя это, он ста­новится фактором демократической революции, по­стоянно работающим над устранением социальных

различий.

Само собой разумеется, что битва за признатель­ность не прекращается; она скорее приватизируется, проявляясь главным образом в интимных кругах, при решении соответствующих проблем; стремление к признательности монополизируется менталитетом нар­циссов, оно становится как бы полупроводником — не столько конкурирующим началом, сколько началом эстетичным, эротичным, эмоциональным. Столкнове­ние сознаний приобретает личностный характер, дей­ствует скорее социальное расслоение, чем желание получить удовольствие, кого-то соблазнить, и это в конечном счете становится желанием быть услышан­ным, принятым, оказаться в безопасности, любимым. Вот почему агрессивность индивидов, желание доми­нировать и раболепие сегодня наблюдаются не столько в групповых отношениях и социальных конфликтах, сколько в сентиментальных межличностных отноше­ниях. С одной стороны, на социальном и индивидуаль­ном уровне продолжается процесс умиротворения благодаря самопоглощению, свойственному нарцис­сам, с другой стороны, личная сфера психологизирует­ся, утрачивает свои привычные ориентиры и оказыва-

109

ется в зависимости от общества нарциссов, где каж­дый находит лишь то, чего он «желает»: нарциссизм не означает отчужденность от других людей, он подразу­мевает последовательный перевод индивидуальных и социальных реальностей на язык, понятный каждому субъекту.

Несмотря на громкие крики об объявлении войны и призывы к всеобщей мобилизации, неофеминистки, со своей стороны, не верят в усиление борьбы полов, в конечном счете оказавшееся лишь поверхностным. Столкновение сил, которое в настоящее время опреде­ляет соотношение полов, возможно, является послед­ней гримасой традиционного противостояния полов и одновременно признаком его исчезновения. Обостре­ние конфликта не носит принципиального характера и, видимо, ограничится «промежуточными» поколени­ями, феминистской революцией. Стимулируя систе­матическое исследование «природы» и статуса жен­щины, пытаясь обрести ее утраченную идентичность, отказываясь занять заранее определенную позицию, феминизм дестабилизирует регулируемую оппозицию и подрывает устои: по существу, прекращается тради­ционное отношение к разделению полов и сопутствующие ему конфликты. В прошлом осталась война полов, на­лицо — конец мира секса со всеми вытекающими по­следствиями. Чем чаще феминистки задают вопросы о сущности женского начала, тем больше они теряются в догадках; чем чаще женщина уступает свои позиции, тем в большей мере мужское начало само утрачивает свою идентичность. На смену относительно однород­ным классам определенного пола приходят личности, все более зависящие от случайных обстоятельств, воз­никают самые невероятные комбинации активности и пассивности, целые мириады гибридов без четкой принадлежности к определенной группе. Становится проблематичной персональная идентичность; по су-

110

ществу, неофеминизм приводит в действие стремле­ние быть собой. Даже если ему удастся в течение дол­гого времени мобилизовывать борьбу женщин, вовле­кая их в агрессивные действия, то уже теперь ясно, что основная задача состоит в другом: почти повсюду жен­щины объединяются между собой, беседуют, пишут, утрачивая через утверждение самосознания свою обо­собленность, свой былой мнимый нарциссизм, вечное «телесное чванство», которым их наделил еще Фрейд. Женское обольщение с его таинственностью или исте­ричностью уступает место самообольщению нарцис­сов, которое свойственно в одинаковой мере как муж­чинам, так и женщинам — обольщение, по существу, транссексуальное, если не учитывать половую принад­лежность. Война полов не состоится: отнюдь не явля­ясь военной машиной, феминизм скорее представляет собой механизм дестандартизации пола, используе­мый для расширенного воспроизводства нарциссизма.

24 000 ватт

Помимо войны всех против всех происходит внут­ренняя война, которую осуществляет и усиливает по­явление сурового и жестокого «сверх-Я», приводящее к переменам в семье, таким как «отсутствие» в ней отца и зависимость матери от экспертов и консуль­тантов-психологов (К. Н., гл. VII). «Исчезновение» ро­дителя в результате многих разводов заставляет ре­бенка думать, что мать кастрировала отца: именно в таких условиях у него появляется мечта заменить его, стать фаллосом, добиваясь известности или при­соединяясь к числу тех, кто олицетворяет собой успех. Либеральное образование, растущая социали­зация родительских функций, которые затрудняют утверждение авторитета внутри семьи, тем не менее

ш

не разрушают нашего «сверх-Я», они преобразуют его содержание в смысле все более «диктаторском» и свирепом (К. Н._г с. 305). «Сверх-Я» в настоящее время предстает в форме императивов известности, успеха, которые, если они осуществляются, порожда­ют непримиримую критику, направленную против собственного «Я». Так объясняется восхищение, вы­зываемое знаменитостями — звездами и кумирами, активно пропагандируемыми СМИ, которые «усили­вают мечты нарциссов об известности и славе, поощ­ряющие рядового обывателя уподоблять себя звез­дам, ненавидеть «стадо», мирясь при этом с пош­лостью будничной жизни» (К. Н., с. 55—56). Америка стала нацией «фанатов». Подобно тому как распло­дившиеся в огромном количестве медико-психологи­ческие консультанты разрушают веру родителей в их воспитательные возможности и усиливают их трево­гу, так и картины счастливой жизни, возникающие при разглядывании портретов знаменитостей, порож­дают новые сомнения и страдания. Поощряя непо­мерно честолюбивые планы и делая их достижение невозможным, общество нарциссов способствует шельмованию и презрительному отношению к самим себе. Гедонистическое общество лишь делает вид, что порождает терпимость и снисходительность; в дейст­вительности же тревога, неуверенность, уныние ни­когда еще не достигали таких масштабов. Нарцис­сизм питается скорее ненавистью, чем восхищением нашим «Я» (К. И., с. 72).

Культ известности? Гораздо показательнее стал де­фицит почитания, который знаком кумирам и вели­ким мира сего. Судьба кинозвезд похожа на участь знаменитых политических лидеров и известных мыс­лителей-философов. Некогда внушавшие благого­вение фигуры деятелей науки и политики сходят на нет, превращаясь в ничто в процессе персонализа-

112

мии, который не может допустить на продолжи­тельное время явное проявление неравенства и обо-гобленности от обывателя. Мы наблюдаем забвение шаменитых марксистских и психоаналитических учений, уход в небытие гигантов исторической мыс­ли и кумиров, из-за которых некогда кончали жизнь самоубийством. В то же время появляется множе­ство мыслителей второго сорта; мы являемся свиде­телями этого. Молчат психоаналитики, зато рождают­ся звезды на один сезон, мы слушаем доверительные беседы политических деятелей. Все, что обозначает некий абсолют, достигает слишком большой высо­ты, подавляется; знаменитости утрачивают свою ау­ру, и их способность гальванизировать массы сходит на нет. Имена кинозвезд быстро исчезают с афиш; новые «откровения» затмевают вчерашние в соот­ветствии с принципом персонализации, которая не­совместима с неподвижностью и способна создать обезличенную величину. Обветшанию предметов со­путствует обветшание звезд и гуру; персонализация подразумевает множественность и ускоренный обо­рот «лиц на одно лицо» с тем, чтобы ни одно из них не смогло превратиться в бесчеловечного идола, «свя­щенное чудовище». Персонализация осуществляет­ся благодаря избытку образов и быстроте их появ­ления: «гуманизация» идет рука об руку с головокру­жительной сменой мод. Таким образом появляется все больше знаменитостей и все меньшей становит­ся их эмоциональная ценность; логика персонали­зации приводит к равнодушному отношению к ку­мирам, созданным из преходящего увлечения и мгновенного разочарования. Наше время занято не столько преклонением перед чужим «Я», сколько усо­вершенствованием и преображением собственного «Я», о чем свидетельствуют, каждый на своем язы­ке и с разной степенью убедительности, экологиче-

113

ские движения, феминизм, «пси»-культура, «прохлад­ное» воспитание детей, «практическая» мода, времен­ная работа или частичная занятость.

Распредмечивание великих понятий — Своеоб­разия и Воображения — сопутствует распредмечи­ванию реальности при помощи все того же процес­са накопления и ускорения. Реальное должно повсю­ду утрачивать свою непохожесть и грубую мощь: предпринимается реставрация старых кварталов, ох­рана заповедных мест, оживление городов, искусст­венное освещение, «пейзажные плато», кондицио­неры; надо же оздоровить настоящее, очистить его от последних очагов сопротивления, превратив его в лишенное тени, открытое и персонализирован­ное пространство. Взамен принципа реальности по­является принцип прозрачности, который превраща­ет действительность в железнодорожный узел, где им­перативом является перемещение; персонализация является толчком к движению. Что же следует ска­зать об этих бесконечных пригородах, откуда можно только бежать? В мире, населенном кондиционера­ми, перенасыщенном информацией, невозможно ды­шать; человек обречен на движение по кругу: «пе­ременить климат», идти куда глаза глядят, лишь бы не оставаться на месте — так реализуется безраз­личие, которым отныне поражена действительность. Вся наша городская и технологическая среда (под­земные парковки, торговые галереи, скоростные шоссе, небоскребы, ликвидация площадей в городах, реактивные самолеты, автомобили и т. д.) ориенти­рована на то, чтобы ускорить движение индивидов, воспрепятствовать неподвижному состоянию и рас­пылить общество: «Общественное пространство стало производным движения» (Т. И., с. 23), наши пейзажи, как точно заметил Вирилио, «травленые скоростью», теряют свою консистенцию или признаки реально-

114

\'СТИ.¹ Уличное движение, информация, яркое освеще­ние — все это направлено на обескровливание реаль­ности, которая в свою очередь способствует росту нарциссизма: как только действительность становит-( я «необитаемой», остается лишь надежда на самого себя, это прибежище превосходно объясняет моду на децибелы, наушники и поп-концерты. Нейтрализо­вать мир мощностью звука, уйти внутрь себя, ока­заться раздавленным и почувствовать свое тело во власти ритмов усилителя. Отныне звуки и голоса ре­альной жизни стали излишними; люди отождествля­ют себя с музыкой и забывают о внешней оболочке действительности. Мы уже можем наблюдать такую картину: любители джокинга и лыж занимаются сво­ими видами спорта, в то время как музыка в наушни­ках воздействует непосредственно на их барабанные перепонки; автомобили оборудованы приемниками с усилителем мощностью в 100 Вт; на дискотеках мощ­ность усилителей составляет 4000 Вт; ка поп-концер­тах она достигает 24 000 Вт. Наша цивилизация, как недавно отметила газета «Монд», породила «поколе­ние глухих». Действительно, молодые люди утратили 50 % своей способности слышать. В мире возникает новая волна равнодушия, которое не сопровождается даже экстазом самолюбования; сегодня нарцисс бал­деет, окруженный усилительными колонками или надев наушники, самоудовлетворяя себя с помощью тяжелого рока.

¹ Вирилио П. Возвышающий комфорт [Virilio P. Un confort subli-mal. Traverses. N 14—15. P. 159). Относительно «принуждения к пе ремене мест» см.: Вирилио П. Скорость и политика (Virilio P. Vitesse et politique. Galilee, 1997).