72530 (Жиль Липовецки Эра пустоты), страница 10

лнясь ни новым видом «развлечения», ни отстранени­ем от окружающей среды — информация об этом еще недостаточно изучена — нарциссизм упраздняет трагичное и возникает как ранее неизвестная форма «шатии, появляющаяся в результате чувственного вос­приятия мира и одновременно глубокого безразличия к нему; парадокс этого отчасти объясняется потоком информации, обрушивающейся на нас, и той ско­ростью, с которой события, проходящие по каналам СМИ, сменяют друг друга, мешая испытывать всякое продолжительное чувство.

С другой стороны, вряд ли удастся объяснить нар­циссизм тем, что он возникает вследствие стечения обстоятельств: если нарциссизм, как пытается убе­дить Кр. Лэш, действительно представляет собой со­вершенно неизвестное ранее явление, составной эле­мент постмодернистской личности, то к нему следует относиться как к производной глобального процесса, определяющего функционирование общества. Как новый убедительный образ жизни, нарциссизм не может являться результатом разрозненного сочета­ния одиночных событий, даже если к ним приплюсу­ем некий магический «рост сознания». Ведь нарцис­сизм порожден всеобщим забвением социальных ценностей и конечных целей. Незаинтересованность общества в смысле своего существования и преувели­ченное значение собственного «Я» идут рука об руку: в политических системах «с человеческим лицом», ориентированных на удовольствия, собственное бла­гополучие, дестандартизацию, все направлено на раз­витие чистого индивидуализма, иначе называемого «пси», освобожденного от влияния окружающей сре­ды и направленного на возвышение данного субъек­та. Революция потребностей и ее гедонистическая этика, постепенно распыляя индивидов и пытаясь мало-помалу лишить глубокого смысла конечные

83

цели общества, позволила теме «пси» привиться к социальной теме, стать новой массовой идеологией: именно «материализм» общества изобилия, как ни парадоксально, сделал возможным появление культу­ры, ориентированной на потребности индивида, не вследствие «широты его души», а в силу изоляции, диктуемой обстоятельствами. Акцент на психическое и плотское начало «человеческого потенциала» пред­ставляет собой не что иное, как последнее усилие общества, освобождающегося от пут дисциплины и завершающего систематическую приватизацию, уже осуществляемую веком потребления. Отнюдь не яв­ляясь следствием разочарования в приобретенном опыте, нарциссизм есть результат укрепления пози­ций гедонистической индивидуалистической социаль­ной логики, а также того, что, начиная с XIX века, после возникновения психопатологического метода, общим достоянием стали знания в области медицины и психологии, что оказало большое влияние на миро­воззрение современников.

Зомби и «пси»

Наряду с информационной революцией постмо­дернистское общество познало «внутреннюю револю­цию» — мощное «движение сознания» (awareness mo­vement, К. Н., с. 43—48), беспрецедентное увлечение самопознанием и самоусовершенствованием, о чем свидетельствует распространение «пси» организаций, техники самовыражения и связи, восточная медита­ция и гимнастика. Политическая ангажированность шестидесятых годов уступила место «терапевтиче­ской восприимчивости»; даже самые стойкие (и в особенности именно они) из бывших лидеров сопер­ничающих партий подпадают под чары self-examina-

84

lion:¹ в то время как Ренни Девис прекращает борьбу радикалов, чтобы следовать за гуру Махараджей Джи, Джерри Рубин признается, что в период с 1971 но 1975 год он с удовольствием занимался гештальт-тсрапией, биоэнергетикой, рольфингом, массажем, джоггингом, тай-цзы-цюань, методом Эсалена, гипно­зом, современными танцами, медитацией, управлени­ем разумом по методу Сильвы, аурикулотерапией, иглоукалыванием, рейки (Кр. Лэш, с. 43—44). Когда прекращается экономический рост, на смену ему приходит психическое развитие; когда информация заменяет производство, рост самосознания требует все новых «источников сырья»: в ход идет йога, пси­хоанализ, язык тела, примальная терапия, дзен,² груп­повая динамика, трансцендентальная медитация; эко­номический подъем сопровождается преувеличенным значением «пси» и мощным ростом нарциссизма. На­правляя страсти на собственное «Я», которое стано­вится пупом земли, «пси»-терапия, дополненная фи­зическими упражнениями или восточной филосо­фией, создает ранее незнакомый образ Нарцисса, отныне отождествляемый с понятием homo psyhologi-cus. Нарцисс, одержимый самим собой, не витает в облаках, не находится под воздействием наркоза, он упорно трудится над освобождением собственного «Я», над великой судьбой собственной самобытности и независимости: отказаться от любви, «to love myself enough so that I do not need another to make me

happy>:

такова новая революционная программа

Дж. Рубина (Кр. Лэш, с. 44).

^! Изучение самого себя — англ.

² Воздействие красоты на способность к медитации.

-Примеч.

пер.

³ Любить самого себя так, чтобы не нуждаться в ком-тр другом, чтобы стать счастливым — англ,

85

В этой «пси»-системе бессознательное начало и упор на прежний опыт занимают стратегическое по­ложение. Благодаря глобальной недооценке подлин­ности субъекта они являются главными механизмами неонарциссизма. Когда воображение не в силах усто­ять перед соблазном, но появляется препятствие, то возникает провокация, которая вызывает непреодоли­мое стремление восстановить подлинность своего «Я»: «Я должен оказаться там, где это происходило». Нар­циссизм — это реакция на вызов бессознательного: побуждаемое потребностью обрести себя, наше «Я» погружается в бесконечную работу по освобождению, наблюдению и объяснению своей личности. Призна­ем, что бессознательное, прежде чем стать мнимым или символическим, театром или машиной, является агентом-провокатором, основной результат которо­го — это процесс персонализации, не имеющий конца: каждый должен «сказать все», освободиться от ано­нимных систем защиты, то и дело воздвигающих пре­пятствия перед субъектом, персонифицировать свое желание посредством «свободных» ассоциаций и се­годняшний день — посредством особых средств, кри­ком и первобытным чувством (sentiment primal). С дру­гой стороны, все то, что может считаться атрибутами жизнедеятельности (секс, мечта, оплошность), будет перерабатываться согласно либидо-субъективности и смыслу. Расширяя таким образом пространство лич­ности, включая все элементы, попадающие в поле дея­тельности субъекта, бессознательное начало открыва­ет путь нарциссизму, не имеющему границ. Тотальный нарциссизм иным образом проявляется в последних «пси»-превращениях, где психоаналитику — не до ин­терпретации фактов, и он молчит. Освобожденный от слова Учителя и от ссылок на истину, психоаналитик предоставлен самому себе, находясь в круге, который управляется одним лишь самособлазном желания.

86

Когда существенное сменяется играми, а речь — эмо­циями; когда внешние критерии рушатся, нарциссизм больше не встречает препятствий и может проявить себя во всем своем радикализме.

Таким образом самосознание заменяет классовое сознание; сознание нарциссов — политическое созна­ние; но эту замену не следует приписывать борьбе классов, если речь идет о вечном споре мнений. Суть в ином. Скорее, являясь инструментом социализации, нарциссизм благодаря его самопоглощению допуска­ет радикализацию неудовлетворенности в области по­литики и приспосабливается к условиям социальной изоляции, вырабатывая свою стратегию. Делая благо­получие своего «Я» самоцелью, нарциссизм стремится приспособить личность к персонализированным си­стемам. Для того чтобы социальная пустыня стала про­ходимой, «Я» должна стать главной заботой: связь на­рушена, но что из этого? Ведь индивид в состоянии уходить внутрь себя. Таким образом, нарциссизм осу­ществляет своеобразную «гуманизацию», усугубляя расчленение общества: как экономическое решение всеобщей «дисперсии», нарциссизм, находясь в иде­альном окружении, приспосабливает «Я» к тому миру, порождением которого это «Я» является. Социальное уравнивание уже осуществляется не дисциплинарным насилием и даже не сублимацией, а посредством само­обольщения. Нарциссизм, новая технология гибкого и саморехулирующегося контроля, осуществляет социа­лизацию, одновременно десоциализируя, заставляет индивидов приходить к согласию с расчлененным об­ществом, прославляя царство расцвета чистого эго.

Но наиболее значительная роль нарциссизма, воз­можно, проявляется в его умении освобождаться от балласта, содержащегося в нашем «Я», что неизбежно диктуется возросшими требованиями к истинности самого себя. Чем больше обогащается наше «Я», как

87

объект внимания и истолкования, тем больше растет неуверенность и необходимость подвергнуть допросу самого себя. Наше «Я» становится «пустым зеркалом» из-за изобилия «информации», вопросом без ответа благодаря ассоциациям и анализам, открытой и неоп­ределенной структурой, которая взамен требует в еще большей степени терапии и анамнеза. Фрейд не на­прасно в одной из своих знаменитых работ сравнивал себя с Коперником и Дарвином, обвинив одного из великих «безумцев» в мегаломании, и приписал чело­веку манию величия. Нарцисс уже не стоит неподвиж­но перед собственным отражением, у него даже нет этого отражения, остался лишь нескончаемый поиск самого себя, процесс дестабилизации или колебания «пси» в зависимости от колебания денежного курса или общественного мнения: Нарцисс запущен на ор­биту. Неонарциссизму недостаточно нейтрализовать социальный мир, лишая социальные институты их эмоциональных вкладов; на этот раз обеспечивается само «Я», оно теряет свою идентичность, причем, как ни парадоксально, благодаря его сверхобогащению. Подобно тому, как общественная сфера эмоционально опустошается вследствие избытка информации, роста потребностей и эмоций, наше «Я» утрачивает свои ориентиры и свою целостность благодаря избытку внимания: «Я» стало расплывчатым. Повсюду исчезно­вение весомой реальности, налицо десубстанциолиза-ция, окончательная утрата территории, свойственная постмодерну.

Именно распад этого «Я» вырабатывает новую раз­решительную и гедонистическую этику: усилия боль­ше не в моде; все, что является принуждением или жесткой дисциплиной, обесценивается в пользу куль­та желаний и их немедленного удовлетворения; все происходит так, словно речь идет о том, чтобы довести до крайности диагноз Ницше относительно современ-

88

ими тенденции благоприятствовать «слабости воли», ||уд1, то анархия импульсов или тенденций и соответст-|\" • 11 но утрата центра тяжести, из которого выстраивается иерархия всего: «Множество и дробление импульсов, \"ггутствие системы в них приводит к „ослаблению мили\"; координация таковых при наличии преоблада­ния одного из них приводит к „усилению воли\"».¹ Сво-|\" |,/\\ные ассоциации, творческая спонтанность, нена-п|мвленность, наша культура выражения, но также и наша идеология благополучия поощряют дисперсию в I ущерб концентрации, временное вместо произвольно-т, - все это работает на расчленение «Я», на уничто­жение организованных и синтетических психических систем. Недостаток внимания со стороны учеников, на который нынче жалуются все преподаватели, — это не что иное, как одна из форм этого холодного и небреж­ного отношения, сходного с реакцией телезрителей, увлеченных всем и ничем, возбужденных и безразлич­ных в одно и то же время, перенасыщенных информа­цией, с сознанием выборочным, рассеянным, которое является антиподом сознания добровольного, «интро-л<-терминированного». Конец эпохи воли совпадает с шохой чистой индифферентности, с исчезновением ноликих целей и великих начинаний, ради которых можно пожертвовать жизнью: «все и сейчас же», а не |mr aspera ad astra.² «Чтоб вы лопнули» — подчас чита­ешь на стенах домов; система стремится к тому, чтобы не было боязни разбогатеть; наше «Я» уже расчленено на отдельные тенденции в соответствии с тем же про­цессом распада, взорвавшего общество, которое пре-

¹ Ницше Ф. Европейский нигилизм. Посмертные фрагменты, со­бранные и переведенные на французский А. Кремер-Мариетти.

С. 207.

² Чрез тернии к-звездам — лат. Цит. по: Рисмен Д. Толпа одино­ких. Арто, 1964. С. 164.

89

вратилось в персонализованные молекулы. И вялый социум является точной копией равнодушного «Я», наделенного недостаточно сильной волей, нового зомби, пронизанного информацией. Ни к чему отчаи­ваться, «ослабление воли» — вовсе не катастрофа, оно отнюдь не породит подавленное и отчужденное обще­ство к не приведет к возникновению тоталитаризма; непринужденная апатичность представляет собой ско­рее крепостной вал на пути взрывов исторической ре­лигиозности (религиозного фанатизма) и гигантских параноидальных проектов. Занятый лишь самим со­бой, стремящийся к личному совершенству и равнове­сию, нарцисс препятствует разговорам о мобилизации масс; в настоящее время призывы к авантюрам, к по­литически рискованным шагам не находят отклика; если революция окажется деклассированной, то не стоит приписывать это «предательству» бюрократов: пламя революции гаснет из-за соблазнов персонализа-ции мира. Таким образом, эра «воли» проходит: одна­ко нам нет нужды, по примеру Ницше, прибегать к какому-то «декадентству». Логика экспериментальной системы, основанной на быстром возникновении ком­бинаций, требует устранения «воли» вместе с ее функ­ционированием. Некий «волевой» центр с присущей ему достоверностью, с его внутренней силой, все еще является очагом сопротивления ускоренному экспери­ментированию: уж лучше апатия нарциссов, хрупкое «Я», единственно способное идти синхронно вместе с систематической и ускоренной экспериментальной работой.